Страница 78 из 82
Такие сцены повторялись, время от времени, с одним и тем же результатом. Иногда самцы устраивали драки, но всегда это заканчивалось всеобщим сном. Заинтересовавшись, я разыскала такой плод и проделала анализы. Сок дыни содержал 20 процентов алкоголя!
— Блаженная планета, — несказанно удивился Ратмиров, узнав результаты анализа, и тут же попробовал сок.
— Что ты делаешь?! Бактерии!
— Какие бактерии? — вытирая рот, деланно удивился Ратмиров. — В этой спиртоводной и еще черт знает какой смеси бактерий нет. Вершина эволюции, — он держал плод в вытянутой руке, разглядывая его, — выпивка и закуска сразу. Между прочим, вкусно, напоминает гнилые бананы…
— Интересная ситуация, сколько наблюдаю за ними, они совершенно не заботятся о будущем, — удивлялся Ратмиров.
— С утра — насекомые, вечером — плоды, ночью — спят. Им не о чем заботиться.
— У них все задатки разумных существ. Ты теорию Аганева знаешь?
— Кто это?
— Антрополог. Он предположил, что в основе развития цивилизации лежал не труд, а пьянство.
— Что за чушь!
— Отнюдь. Стимулом перехода к земледелию стало открытие процесса брожения. Первым продуктом растениеводства был не хлеб, а пиво.
— Это ты сам придумал. Я-то изучала антропологию. Человек перешел к земледелию, когда стало мало крупной дичи.
— Одно другому не мешает. Просто этим павинотам не нужно заботиться даже о браге. Местные плоды, созрев, начинают бродить сами. А вот надоумить их запасать плоды стоит.
В тот же день Ратмиров стал выискивать и собирать спиртосодержащие плоды. Несколько раз, завязывая знакомства с самцами, он садился к ним в кружок, предлагал свои плоды и пил с ними сок.
Наступила долгая ночь. Павиноты, а заодно и другие животные, исчезли. В одном из ближайших холмов у них были норы, в которых они закупорились. Растения очень быстро увяли и стали гнить. Первые трое суток после начала ночи было еще относительно тепло: гниение растений и инерция атмосферы поддерживали приемлемую температуру. На четвертый день выпал снег.
Ратмиров вместо обещанной разведки понемногу уничтожал свои запасы. Я злилась, пыталась выкинуть их за борт, но всякий раз, когда я надевала скафандр, появлялся Ратмиров и мешал мне. Он прекратил бриться, стал неряшливо одеваться и совсем забросил свои бесконечные проверки оборудования.
Я решила ждать, когда он либо прикончит свои запасы, либо образумится. Однажды за обедом он неожиданно заявил:
— А ты ничего. Не красавица, но вполне симпатичная женщина.
— Заткнись! — накопившаяся злоба дала неожиданный выход, — не то плесну тебе в рожу горячим кофе.
Ратмиров неуверенно заулыбался:
— Ну вот, стоит тебе сделать комплимент, так ты становишься как тигрица.
— Ты другого обращения не заслуживаешь.
— А я думал, мы поладим.
Наступила долгая пауза. Я с ужасом заметила, что Ратмиров меня больше не раздражает. Все это напоминало семейную сцену между давным-давно надоевшими друг другу супругами чьи постоянные перебранки вошли в привычку.
— Слушай, детка, понимаешь какое совпадение: я Адам, ты Ева. Останемся здесь, нарожаем детей, размножим род человеческий на этой планете.
— Ты рожать, что ли, собираешься? А кормить их чем? Насекомыми или твоими дынями?
— Пошутил, пошутил, — потупил взор Ратмиров, — а ты шуток как не понимала так и не понимаешь.
Этому разговору я не придала никакого значения Ратмиров побрился, привел себя в порядок, перестал пить и засел за какие-то расчеты и схемы. Я такой перемене удивилась, но, поглощенная изучением набранных образцов, совсем не следила за Ратмировым.
К концу ночи он, наконец, взялся за исследование планеты и несколько раз вылетал в дневное полушарие на «Стрекозе». Какой бы то ни было периодичностью связи он пренебрегал, и я, волнуясь и злясь, ждала его возвращения. Утром он забросил свои полеты и снова взялся за павинотов.
На второй день, когда зазеленели травы, из яиц повылуплялись насекомые и появились исхудавшие павиноты, Ратмиров вытащил часть своих запасов и стал демонстративно пить сок. Это вызвало целую бурю эмоций среди самцов. Некоторые кинулись шарить по окрестностям, но самые сообразительные вспомнили, как Ратмиров собирал плоды и сносил в корабль.
Наконец один из молодых самцов приблизился к Ратмирову, заискивающе протянул руку и сразу получил заветный плод. Тут же вожак набросился на него и отобрал дыню. Тогда Ратмиров, отхлебнув сока из своего плода, протянул его вожаку. Тот с важным видом уселся рядом, отпил и вернул плод Ратмирову Не знаю, что это означало, но, похоже вожак признавал его верховенство.
С этого момента я потеряла всякий контроль над Ратмировым. Он достал еще дынь. Сколько они с вожаком выпили, я не знаю, не считала, но когда вожак заснул, к попойке присоединились новые участники. Часа через три половина стаи спала мертвецким сном. Мне большого труда стоило втащить Ратмирова в ракету. Я сделала ему промывание желудка, вколола лекарства, необходимые при отравлениях, ибо не знала, что следует делать при опьянении. Наконец, я без помех выбросила за борт запасы Ратмирова.
Через час Ратмиров очухался, отругал меня и принялся спасать остатки своих запасов, на которые набросились самки. Малыши, предоставленные сами себе, спокойно ловили жуков. Мне пришлось повесить на плечо лучемет и взять на себя охрану стада.
Первым проснулся вожак. Очевидно, похмелье мучило его. Он приблизился к Ратмирову и стал униженно просить плод. Ратмиров не отказал. Чтобы утвердить свою власть, я прикладом прогнала вожака, у Ратмирова отобрала дыню и растоптала ее Ратмиров промолчал.
На следующий день он взял лопату и отправился к ближайшему холму рыть нору. Я говорю «день», но, разумеется, это был день по бортовому времени. Другими словами, Ратмиров проспавшись, взялся за работу.
Смысл ее мне не был ясен, на расспросы Ратмиров не отвечал. К закату (читатель должен понимать, что речь идет о реальном закате наступившем через шесть земных суток) он вырыл достаточно глубокую нору и принялся ее обустраивать. К тому времени созрели дыни, и он стал стаскивать их в свою пещеру. Павиноты, подражая ему, не только пьянствовали, но и собирали урожай. Появилось воровство, от которого страдал и Ратмиров. Замеченных в воровстве он при каждом удобном случае пинал ногой. Вместе с дынями он натаскал в свою нору и сухой травы, которую накосил десантным ножом. Помимо этого, он запас консервы, бочонок воды и лекарства.
Столь очевидные приготовления говорили о его психическом расстройстве. Справиться с ним я не могла.
Спал Ратмиров в своей пещере. Дважды я пыталась подобраться к нему и ввести гипнодин, но, на мою беду, вожак замечал меня всякий раз и пытался укусить, и тотчас к нему присоединялись другие самцы, поднимая невообразимый гвалт. Странно, но когда Ратмиров бодрствовал, они вели себя смирно.
Я решила терпеть. Когда начнутся морозы, Ратмиров сам вернется на корабль, или, при отсутствии павинотов, я смогу принудить его это сделать. Надо сказать, мы совершенно перестали общаться, точнее, Ратмиров избегал объяснений со мной.
Когда зашло солнце, Ратмиров окончательно перебрался в свою пещеру. Он запалил костер и принялся потихоньку попивать сок дынь. Первые два дня компанию ему составляли вожак и еще несколько самцов. На третий день, когда стало холодно, компаньоны исчезли.
Я решилась на разговор. Ратмиров сидел у входа в пещеру, грелся у костра, пил сок очередной дыни и любовался многочисленными лунами.
— Может хватит играть в Робинзона, — начала я после долгого взаимного разглядывания.
Ратмиров был в приподнятом настроении:
— В бизона? Хорошее животное. В здешних условиях наверняка бы выжило.
— Ты понимаешь, что. когда начнутся морозы, твой костер тебе не поможет?
— Ты видела как закрывают норы павиноты?
— Нет.
— Они запаковывают их пучками травы. Когда их прикроет снег, он увеличивает теплоизоляционные свойства.
— Не забудь вывести наружу антенну. По ночам одному скучно.