Страница 10 из 32
Глава 4
Когда Римо ушел разыскивать пропавшую одежду, в палату доктора Смита вернулась медсестра.
— Вас переводят, — сказала она, и он почувствовал, как кровать плавно покатилась к двери. Вся система жизнеобеспечения двинулась вместе с ней.
Судя по всему, это была кровать нового образца, потому что сестра двигала ее легко, словно инвалидную коляску. Через пластиковый верх кислородной палатки лампы в коридоре казались маленькими, затянутыми дымкой лунами. Смит услышал, как открылись и закрылись двери лифта. Кабина пошла вниз.
— Сестра, меня будут оперировать?
— Нет, — ответил ровный, какой-то механический голос.
Смиту и раньше доводилось испытывать страх. Оцепенение перед выброской с парашютом над Францией во время Второй мировой войны, когда он служил в Бюро стратегических служб. Безмолвную панику в бухарестском подвале, когда НКВД обыскивало близлежащие дома, а он находился в обществе профессора, который разрывался между желанием бежать на Запад и надеждой спасти себе жизнь, выдав Смита. Но это был совсем иной страх — тогда кое-что все-таки зависело от него самого. И смерть была бы легкой и быстрой.
Но сейчас он был абсолютно беспомощен. Его разум оказался в ловушке собственного тела, искалеченного и причиняющего страдание. Любой случайный прохожий имел больше власти над ним, чем он сам. Он не мог пошевелить левой рукой и полностью отдавал себе отчет, что если попытается приподнять голову, то потеряет сознание. Грудь так болела, словно туда вылили горшок расплавленного свинца, в левом глазу пульсировала боль.
Они выехали из лифта и оказались в каком-то подвале. Сестра снова пошла к дверям лифта, а он остался один.
Не прошло и двух минут, как она вернулась и снова куда-то его повезла.
Они оказались на свежем воздухе, который приятно холодил его тело.
У него было ощущение, словно он плывет по сверкающему на солнце озеру, и тут раздался скрип тормозов и вой полицейских сирен. Но все это происходило как бы в отдалении. Он сообразил, что находится в машине с плотно закрытыми дверями, потому что вокруг стало совсем темно. Или он просто потерял способность видеть?
И вдруг зажегся свет. Это был самый резкий свет в его жизни — он врывался в забинтованный глаз, как вспышка рыжего пламени. Звук машин исчез, зато он почувствовал запах нефти и услышал звук бьющегося о скалы прибоя. Плечо его словно пылало в огне.
— Ну, доктор Смит, вижу, вы страдаете. — Голос напоминал голос сестры и звучал очень ровно, но Смит не видел, откуда он шел.
— Да, верно. Но кто вы? И что я здесь делаю?
— Вы здесь, чтобы ответить на мои вопросы.
— Я все скажу, — отозвался Смит. — Но зачем вы меня сюда привезли?
— Мне нужна только правда.
— Разве я собирался что-нибудь от вас скрыть, сестра?
— Посмотрим. А теперь скажите, кто по национальности Римо?
— Кто?
— Римо. Ваш агент. Я знаю, Чиун, тот, что постарше, — кореец. Но меня интересует Римо.
— Какой Римо? Какой Чиун?
Боль была внезапной и такой острой, словно тело прижгли каленым железом. Смит закричал:
— Я все скажу! Перестаньте, прошу вас, остановитесь!
— Вы помните Римо и Чиуна?
— Да, я знаю их!
— Отлично. Так кто же Римо по национальности?
— Я не знаю, клянусь вам. Он всего-навсего продает нам в санатории «Фолкрофт» страховые полисы.
Тело снова пронзила боль, и Смит захлебнулся от собственного крика.
— Хорошо, хорошо! Мы часть ЦРУ. Римо, я н Чиун. ЦРУ. Разведывательный центр. Собираем информацию о перевозках, урожаях зерна и...
На этот раз ощущение было такое, словно ему вонзили в грудь напильник.
Он потерял сознание, но вскоре снова увидел над собой яркий свет.
— Хорошо, — продолжал ровный голос. — Начнем все сначала. Теперь я знаю, что ты пытаешься что-то скрыть, и понимаю почему. Но меня интересуете вовсе не вы или ваша организация. Мне не дают покоя Римо и Чиун. Единственное, чего я хочу, — это выжить, но пока они живы, это невозможно. Я мог бы предложить им полноценную замену, возможно, даже лучше. Это я сам. Но взамен вы должны быть посговорчивей.
— Хорошо, только прошу вас, не делайте мне больно!
— Вы увидите, я очень разумное существо, — сказала сестра.
— Мы не можем точно сказать, кто же Римо по национальности. Видите ли, он сирота.
— Сирота?
— Да.
— Что такое сирота?
— Это человек, у которого нет родителей.
— Но ведь ребенок не может родиться сам по себе, не может сам по себе расти. До года он даже не может стоять на ногах?
— Он воспитывался монахинями в приюте.
— А где он научился тому, что умеет?
— В приюте, — солгал Смит.
— Кто же его в приюте учил?
— Монахини.
На этот раз боль длилась дольше.
— Его учитель — Чиун! — завопил Смит. — Тот самый кореец!
— Что еще вы можете сказать о Чиуне?
— Он Мастер Синанджу, — ответил Смит.
— Синанджу? Они учителя?
— Нет.
— Хороший ответ. Так кто же они?
— Наемные убийцы, — ответил Смит. — Синанджу — небольшая деревушка в Корее на границе с Китаем. Это святая святых всех воинских искусств. На протяжении многих веков мастера Синанджу продавали свое мастерство, чтобы поддержать жителей деревни.
— Какое мастерство?
— Они наемные убийцы и оказывают услуги разным властителям: королям, фараонам, царям, диктаторам, президентам, председателям. Всем время от времени требуется их мастерство.
— А могу я воспользоваться услугами Чиуна?
— Не знаю.
— А в нем есть творческий потенциал?
— Не думаю.
— А какой вид искусства ему больше всего по душе?
— У нас в стране существуют так называемые «мыльные оперы». Это истории, которые показывают днем по телевизору. Я так полагаю, что вы не американец, хотя и говорите без акцента, — сказал Смит.
— "Мыльные оперы", говорите?
— Да.
— А в них заложен творческий потенциал?
— Я лично этого не нахожу, — честно признался Смит.
— Но ведь способность к творчеству — отличительная черта вашего биологического вида. Умение создавать что-то из ничего при помощи новых идей.
— В вашей стране, должно быть, тоже существует какой-то замечательный вид искусства, — заметил Смит. — В каждой стране есть какое-то особое искусство.
— Хотите задурить мне мозги?
— Да, — поспешно произнес Смит, опасаясь новой волны боли, если он соврет.
— В таком случае я тоже вам кое-что скажу. Все отношения между людьми строятся на компромиссе. Знаете, это я создал ту статую на городской площади, которая производила на всех такое отталкивающее впечатление.
— Мне она понравилась, — сказал Смит.
— Вы говорите правду.
— Откуда вы знаете?
— Когда человек лжет, его голос меняется. Вы можете этого даже не замечать, а вот я чувствую.
— Вы что, проходили подготовку наподобие школы Синанджу?
— Нет, но я обладаю знаниями, которые помогают мне проникать в суть вещей. Если бы я обладал творческими способностями, то мог бы вообще ничего не бояться.
— Возможно, я смогу вам помочь, — начал Смит и тут впервые до него дошло, кем... или чем была эта медсестра.
— А вот теперь вы лжете. Так чем вам понравилась скульптура?
— Пропорциональностью и формой.
— Но все называли ее безжизненным подражанием Муру.
— Мне так не показалось. На мой вкус, в ней достаточно жизни.
— Я не был уверен, что вам захочется остановиться, чтобы взглянуть на нее. Вероятность была невелика, но все же стоило попробовать. А что это за распечатка лежала у вас в кармане пиджака?
— Платежная ведомость.
— На этот раз вы не лжете, но голос у вас как-то дрожит.
— Это ведомость, — твердо произнес Смит.
— Ладно, неважно. А вы можете приказать Римо убить Чиуна и себя?
— Нет.
— Впрочем, это не имеет значения. Вы очень мне помогли. — Свет погас, и Смит принялся напряженно всматриваться в темноту с голубой сердцевинкой, которая исчезнет, как только зрачки привыкнут к переходу от света к тьме. Он глубоко дышал, прислушиваясь к шуму волн. Проснулся он в машине, а потом, когда его вновь обступил холодный ночной воздух, почувствовал запах эфира и понял, что он в лифте, идущем вверх. Когда он снова проснулся, ярко светило солнце и рядом находилась обычная сиделка.