Пост

 В части друг быстренько нашел общий язык с громилой–мичманом Старовойтовым, дядьке огромных размеров. Витек рассказал ему о применении каких-то запрещенных препаратов, и мрачный мичман сразу проникся к нему доверием.

Он был начальником физподготовки учебного отряда, сам сделал себе тренажерный зал, и они целыми днями качались, готовясь на чемпионат базы по гирям. Мичман отобрал со всей части крепких ребят, и тренировал их, договорившись с командиром части и освободив от работ и нарядов. Выбил для спортсменов дополнительное питание в виде двадцати ящиков овсяного печенья. Принес из санчасти огромные железные банки с витаминами, и после тяжелых изматывающих тренировок, выдавал. Они принимали, задумчиво запивая разноцветное драже компотом с бромом.

 Как-то раз друг рассказал мичману о мало кому известных чудодейственных ампулах. Тот загорелся, достал, немедленно начал ставить уколы. Через десять недель, набрав килограмм двадцать живого веса, стал выглядеть настолько устрашающе, что сам особист части, капитан третьего ранга Израилович, пугался и, сдавая нормативы по физподготовке, жалобно клянчил у мичмана снисхождения. Тот угрожающе сдвигал брови, и безо всякой жалости заставлял тщедушного офицера подтягиваться на турнике.

Мороз крепчал. Потрескивали деревья, печально раскачиваясь над высоким забором. Луна куда-то подевалась, чернота ночи утопила все вокруг. Показалось, кто-то крадется, подбирается к складу, пытается проникнуть, просочиться…

- Кто тут? – Алексей сжал заиндевевший автомат. – Стой, кто идет? – затвор не поддавался.

Тихо кругом, нет никого. Вышла луна, осветила. Леха успокоился. Стал прохаживаться, тер жесткой рукавицей отмерзающий нос, приплясывал вприсядку, грелся.

 И вдруг, негромко, но очень отчетливо, что-то треснуло, раскололось внутри склада. И сразу же над крышей повалили густые клубы. Маркс испугался, но не потерял самообладания. Подскочил к будке, нажал кнопку тревожного вызова. Через полминуты появился разводящий, все понял, увидел сам. Смылся. Еще через полминуты примчался начальник караула – лейтенант Оглы.

 – В чем дело?

 Алексей доложил обстановку.

 Лейтенант рванул звонить дежурному по части. Пасюта прилетел через минуту, встревоженный не на шутку, с расстегнутой кобурой. Может, думал, что диверсанты напали на объект. Подбежал к запертой, опломбированной двери склада. Осмотрел внимательно, осветив фонарем, убедился, что все нормально, и никто через дверь на объект не проник. К тому же, не сработала сигнализация, а это значит, что, скорее всего в складе никого не было. Видимо загорелась электропроводка.

 – Вот черти! – Пасюта вспомнил, как неделю назад в часть привезли партию списанных корабельных торпед в опечатанных деревянных контейнерах. Как раз в его дежурство. Удивило, что за разгрузочными работами наблюдал командир части, капитан первого ранга Уразов, вместе с особистом Израиловичем. Были еще какие-то незнакомые старшие офицеры.

 Обычно работами по разгрузке и сортировке, руководил начальник склада – старший мичман Ананидзе – суровый грузин, очень небольшого роста, серьезный и злой. В части над ним подсмеивались, предлагали сменить фамилию. Но он только злобился, и обещал всех перерезать.

Потом, какие-то люди в штатском, судя по всему электромонтеры, чинили проводку и проверяли сигнализацию. Все это было в присутствии начальства, и беспокоиться было не о чем.

Дежурный обежал склад, не нашел никаких подозрительных следов, и пулей бросился к телефону, докладывать наверх.

Командира Уразова чуть удар не хватил. Он был у любовницы, которая одновременно являлась главным бухгалтером части и, несомненно, занималась финансовыми махинациями. Он запрыгал, стоя в одном исподнем, пытаясь вникнуть в суть происшедшего. Срывающимся тонким голосом закричал в трубку, чтобы не предпринимали никаких действий без его личного указания. Это приказ.

Бросился звонить командующему флотом, тот сразу доложил министру обороны. Министр несколько минут пробыл в оцепенении, не зная как сообщить Генеральному секретарю. Все понимали, от катастрофы отделяют считанные минуты.

 Но самый главный смысл был в том, что на этот склад, под видом старых, списанных торпед, доставили две новейшие экспериментальные межконтинентальные баллистические ракеты «Булава». Они были разработаны в одном сверхсекретном Ленинградском НИИ. Новые ракеты обладали огромнейшей мощностью, ядерные боеголовки разделялись, и могли поражать несколько стратегических целей, и к тому же были недосягаемы для радаров. Дальность полета увеличили вдвое, а прицельная точность равнялась нескольким метрам.

Приняв такие ракеты на вооружение, больше половины морально устаревшего ядерного оружия можно было, наравне с американцами, спокойно утилизировать, якобы разоружаться. Но у них не было «Булавы», и СССР несмотря, ни на что, оказывался в выигрыше. Такова была диспозиция. Все держалось в страшном секрете. В Кронштадт специально для этого пришел, вроде бы на ремонт, большой противолодочный корабль «Удалой». Встал в сухой док. На него должны были установить ракеты, и, выйдя к полигону на Новой земле, произвести испытательный пуск. Ждали только приказа. Задерживались из-за каких-то формальностей.

И вот пожар. Вскрывать склад можно было только с личного разрешения министра обороны, никто не должен был знать о секретном грузе. С другой стороны, если сдетонирует от высокой температуры весь боезапас, от острова, и уж тем более от ракет, не останется вообще ничего.

Министр соображал с трудом. Он был глубоко пьющий человек, и уже прилично принял на грудь. Никому бы и в голову не могло прийти, что через несколько лет он окажется путчистом.

 – Ах, как все некстати! – позвонил в Кремль.

Помощник через минуту дал трубку Генеральному секретарю. Он долго слушал бессвязный лепет министра, страшно рассвирепел,  рявкнул,  доложите, мол, спокойно, по порядку.

 – Докладываю. В 01.15 старший матрос Маркс Алексей Карлович 1968 года рождения…

 Генсек взорвался.

 – Какой еще Маркс? Какой, к черту Карлович? Вы что там, все с ума посходили? У меня переговоры в Рейкъявике, мы разоружаемся…

 А матрос Маркс, стоял в это время на посту, и ждал чудовищной силы взрыва. Мысленно представлял, как его разорвет на мельчайшие атомы, вспоминал мать, сестру, любимой девушки у него еще не было тогда. Погибать не хотелось. Ну почему именно я?

Утешало лишь то, что вместе с ним взлетит на воздух еще тысяч семьдесят человек.

Стоял один, с отмороженным носом, смотрел на поднимающиеся столбы дыма, и все ждал, вот еще немного, еще чуть-чуть, и рванет… Одинокая фигурка в нелепом тулупе, сжимающая бесполезный автомат. Что он мог сделать?

Между тем, Пасюта не находил себе места, метался по КПП, ожидая звонка от командира части. Кажется, будто прошла целая вечность. Он был решительный человек, все порывался с дежурным взводом, хотя бы с огнетушителями, ворваться на объект, и попытаться своими силами остановить пожар.

 Но приказ Уразова сковывал все его действия. Он понимал, что важна каждая секунда. Дежурный взвод, вооруженный топорами, ломами, уже стоял на улице в ожидании…

Прошло еще три минуты, еще пять… Набрал номер командира.

 – Ждите!

 – Разрешите…

 – Ждать! Это приказ!

Да сколько же можно, ведь не успеем. Пасюта рванул на улицу.

 – За мной! – топая, понеслись по скрипучему снегу. Температура на улице опустилась уже ниже минус 40. Все пожарные гидранты перемерзли и были бесполезны. Бежали с ломами, лопатами наперевес, закинув за спину порошковые огнетушители.

Над складом клубилось все сильнее.

Часовой Маркс шатнулся, освободил путь несущейся ораве.  Подлетели к двери.

– Ломай!

Забили, застучали, задолбили ломами, с криками, с глухим уханьем…

Страх подгонял, придавал нечеловеческую силу. Скинули заиндевевшие шинели, мороза никто не чувствовал, все вспотели, взмокли, и били, били, били… Дверь сорвалась с петель, охнула падая. Рванули в проем, понеслись в кромешной тьме, выкрикивая страшные проклятия. И вдруг…