Только с тобой

– Эй, ты чего хмуришься? – Гэбби засмеялась. – Вы с Шоном могли бы тоже стать парой. Попробовали бы поцеловаться… – У нее был тон взрослой, опытной девицы.

– Фуууу! Гадость какая! Он же мой лучший друг!

– Ну, мы с Билли тоже думали, что мы друзья. – Гэбби позабавила реакция подруги насчет Шона. Тот с годами явно стал очень симпатичным, хотя ростом еще отставал от Билли. Некоторые восьмиклассницы хихикали смущенно, обсуждая Шона, и даже считали его красавчиком. Шону, впрочем, было плевать. Девчонки интересовали его куда меньше, чем сериалы про ФБР и криминальные сводки. Возможно, именно поэтому к Иззи он относился как к сестре.

– Ты – моя подруга, – попыталась объяснить Иззи. – Мы все друзья, ты же знаешь. И вообще мне кажется странным встречаться с парнем в нашем возрасте. – По ее лицу было видно, что она не одобряет поведение подруги.

Гэбби пожала плечами, не разделяя мнение Иззи.

– Может, и так. Но как он целуется! – Она картинно закатила глаза, и Иззи передернуло от омерзения.

– Брр, прекрати!

Они обе рассмеялись и вместе вошли в класс.

У Билли почти весь день был расписан под тренировки, но на перемене он нашел момент, чтобы рассказать новость Шону и Энди. Оба поразились переменам и затребовали подробного отчета о том, как далеко все зашло. Билли сказал, что они с Гэбби «кое-что делали, но прошли не весь путь», тем самым напустив таинственности. Шон и Энди испытали такой же шок, как Иззи чуть раньше. Пожалуй, наступала новая эра в отношениях «Большой пятерки». Когда двое делают шаг вперед, остальные волей-неволей ощущают себя опоздавшими. Кроме того, Иззи, Шон и Энди теперь словно остались за бортом, с ними делились не всем, их словно вычеркнули из какой-то части отношений, тем самым поставив под угрозу дружбу. Однако все это не подтолкнуло Иззи ни к кому из оставшихся двоих ребят, которых она воспринимала не иначе как братьев. Кроме того, в глубине души она понимала, что, выбрав одного, неизбежно обречет на одиночество другого, а это было несправедливо.

Потребовалось время, чтобы друзья приняли отношения Гэбби и Билли как данность, но уже к весне жизнь «Пятерки» пришла в равновесие. Парочка продолжала встречаться, и юные чувства ничуть не угасали. Билли и Гэбби целовались, прохаживались в обнимку или взявшись за руки, но дальше этого не заходило. По настоянию Мэрилин Ларри завел с сыном беседу о необходимости использования презервативов и о том, как опасна беременность в столь раннем возрасте, но Билли с улыбкой сообщил, что презервативы ему пока ни к чему. Ларри был слегка разочарован, а Мэрилин испытала облегчение. На другой день она пообщалась в кафе с Джуди, пытаясь узнать ее мнение о том, не врут ли их дети насчет секса. Джуди лишь вздохнула и пожала плечами. Как она могла быть уверена?

– Нынешнее поколение такое продвинутое, им не нужны наши советы, – сказала она. – Конечно, Гэбби мне все рассказывает, но кто знает… Я хочу, чтобы она начала принимать противозачаточные. Так, на всякий случай.

Джуди казалась спокойной, хотя Адаму она ничего не рассказала. Он слишком опекал дочерей, и частые появления Билли в их доме уже казались ему угрозой.

– Им же всего по тринадцать! – Мэрилин схватилась рукой за голову. – Разве можно строить отношения в таком юном возрасте? Они же совершенно не знают эту сторону жизни!

– Порой мне кажется, что эту сторону жизни не знает никто, – заметила Джуди, и Мэрилин горько улыбнулась. Она немного завидовала подруге. Адам и Джуди сохранили свежесть чувств и даже теперь, спустя пятнадцать лет брака, души друг в друге не чаяли.

У Мэрилин и Ларри последние два года отношения совсем не ладились. Ларри продолжал пить и все больше раздражался по мелочам. Порой Мэрилин начинала подозревать измену, но муж все отрицал. Он часто задерживался в барах с клиентами, возвращался далеко за полночь, но всякий раз отмахивался от ее предположений о любовнице. Доказательств у Мэрилин не было, и оставалось только надеяться, что Ларри ее не обманывает. Она проводила все свободное время дома с мальчишками, которым теперь было тринадцать и восемь. Забот всегда хватало. Иногда ее саму изумляло, что в тридцать восемь она превратилась в домоседку. Ларри никогда не звал ее с собой, потому что любил «общаться с парнями». Сама Мэрилин особо не рвалась общаться с подругами, а любые попытки напроситься куда-то с мужем вызывали у него волну гнева.

– Хватит ныть! – возмущался он. – Моя работа и мои клиенты дают нам все, что у нас есть. Этот дом, деньги, шмотки – все это моя заслуга! Если тебе нужно с кем-то возиться, помимо детей, если тебе скучно, заведи себе собаку. У каждого своя работа. У меня клиенты, у тебя дети. Точка!

Его общение с сыновьями целиком зависело от того, сколько он выпил. Брайан был ему неинтересен, потому что о спорте с ним поговорить было нельзя. А когда команда Билли проиграла последний бейсбольный матч, по возвращении домой Ларри назвал старшего сына слабаком и неудачником. Билли ушел в комнату в слезах, а Мэрилин и Ларри так сильно поругались, что едва не дошло до рукоприкладства. В итоге Мэрилин сдалась и заперлась в спальне до утра. Ларри так и не извинился ни перед ней, ни перед сыном. Поутру Мэрилин пыталась понять, а помнит ли муж стычку, или затуманенный алкоголем мозг вовсе выкинул неприятный инцидент из его памяти?… Она сама извинилась перед Билли за отца и попыталась объяснить его гнев сильнейшим разочарованием.

– Он просто был расстроен и не понимал, что его слова ранят, – мягко сказала Мэрилин.

И она сама, и Билли знали, что Ларри все понимал.

Сын стал заниматься с еще большим упорством. Он так хотел добиться успеха, так хотел заслужить одобрение отца, что готов был рвать мышцы и часами обливаться потом, лишь бы добиться успеха и больше никогда не слышать слово «неудачник» из уст Ларри.

Мэрилин и Джуди частенько говорили об отношениях своих детей. Мэрилин так переживала за Гэбби, словно та была ее собственной дочерью. Она страшно боялась, что в порыве влечения юные влюбленные потеряют контроль и займутся сексом. Джуди, напротив, была спокойна и уверена в своей дочке.

– Гэбби – умница, – говорила она. – Я верю, что она устоит.

Но Мэрилин твердила, что на свете очень много умных девочек, которые теряют контроль и беременеют от своих мальчиков. Она желала предотвратить несчастье, которое могло случиться с ее ребенком по неосторожности.

Конни напомнила подругам, что ее Кевин уже в тринадцать занимался сексом. Впрочем, ее младший сын, Шон, в таком же возрасте был явно весьма далек от мыслей о плотских утехах. Все дети разные, и у каждого из них свой путь и своя скорость.

К тому моменту волнения Конни за Кевина немного поутихли. Теперь он учился в университете Санта-Круса, причем получал хорошие отметки. Правда, он выглядел как хиппи, весь в татуировках и пирсинге, с длинными лохматыми волосами. Внешность никак не влияла на его успеваемость уже целых два семестра. Но Конни все равно переживала. Домой Кевин звонил нечасто, предпочитая, чтобы его не трогали и не ограничивали свободу. Всю свою заботу Конни перенесла на младшего сына, опасаясь, что он пойдет по той же дорожке, что и старший.

Втайне она немного гордилась Кевином, его самостоятельностью и тем, что он смог найти себя в двадцать лет после того, как все ждали, что ему не миновать тюряги.

Главной звездой восьмого класса был, естественно, Энди. Никто даже не сомневался, что он станет круглым отличником. Он никогда не подводил родителей и так же, как они, хотел стать врачом. Практикующим врачом вроде мамы, а не психиатром, как папа. Энди мечтал лечить телесные недуги, а не странности мозга, однако намеревался поступить в Гарвард, как отец. И точно так же, как пятерки в табель, Энди с легкостью получал грамоты и занимал призовые места на научных олимпиадах. У него был настоящий талант к точным наукам, поэтому Иззи порой называла его Доктор Энди. Он не имел ничего против, скорее ему льстило это прозвище. В спорте он тоже показывал успехи, к тринадцати у него было крепкое, тренированное тело. Энди входил в сборную по теннису и по воскресеньям участвовал в соревнованиях, а остальная четверка приходила посмотреть, как он играет. Друзья не пропускали ни теннисных турниров Энди, ни футбольных матчей Шона и Билли, а на играх по баскетболу и соккеру среди девочек трое ребят всегда сидели на трибунах и отчаянно болели за подруг.