Огненный Крест (ЛП)

- Да, сэр. Я уже давно не был на отпущении грехов и пройдет еще много времени, пока такой шанс представится мне снова. Что касается …, - тут его взгляд столкнулся с моим, и он коротко, но решительно кивнул головой в сторону откинутого клапана палатки. - Если простите, господа, мы на минутку.

Не дожидаясь ответа, он схватил меня за локоть и стремительно вывел из палатки.

- Брианна и Марсали с детьми идут сюда, - прошипел он мне на ухо, как только мы оказались достаточно далеко от палатки. - Постарайся, чтобы их не увидели Лилливайт и этот ублюдок шериф.

Оставив меня в глубоком изумлении на тропинке, он нырнул назад в палатку.

- Прошу прощения, господа, - услышала я его слова. - Я подумал … есть некоторые вещи, которые мужчина не хотел бы говорить в присутствии его жены. Вы понимаете, господа?

Раздались сочувствующие мужские голоса, и я уловила слово “исповедь”, произнесенное Лилливайтом двусмысленным тоном. Джейми в ответ понизил голос до конфиденциального урчания, которое было прервано громким “Да, что вы!” шерифа и призывающим к спокойствию голосом мистера Гудвина.

Неясные голоса из палатки раздавались некоторое время, потом послышались звуки движения, и я едва успела сойти с тропинки и укрыться среди сосен, как из палатки вышли все три протестанта. День почти угас, оставив тлеющие угли облаков, освещенных заходящим солнцем, но света было достаточно, чтобы я, учитывая их близость, увидела, что они находились в замешательстве.

Они прошли несколько шагов вниз и остановились всего в нескольких футах от моего укрытия. Они стояли группой и тихонько совещались, оглядываясь на палатку, из которой теперь я могла слышать громкий голос отца Кеннета, произносящий официальное благословение по-латыни. Лампа в палатке погасла, и силуэты Джейми и священника, вырисовывающиеся на холсте, исчезли в темноте.

Фигура Анструтера придвинулась ближе к мистеру Гудвину.

- Что это за чертово превращение? - пробормотал он.

Я видела, как Гудвин выпрямился, потом пожал плечами.

- Честно говоря, сэр, я не уверен в значении этого термина, - сказал он довольно чопорно, - хотя догадываюсь, что это какая-то папистская доктрина. Возможно, мистер Лилливайт даст вам лучшее определение. Рэндалл?

- Да, - сказал судья. - Это утверждение о том, что после произнесения особых слов священником во время мессы хлеб и вино превращаются в тело нашего Спасителя и его кровь.

- Что? - Анструтер казался озадаченным. - Как кто-то может сделать такое?

- Превратить хлеб и вино в плоть и кровь? - мистер Гудвин тоже был потрясен. - Но это же колдовство!

- Ну, было бы колдовством, если бы было так, - ответил мистер Лилливайт. - Церковь справедливо полагает, что ничего такого не происходит.

- Вы уверены? - в голосе Анструтера звучало сомнение. - Вы видели, как они делают это?

- Ходил ли я на католическую мессу? Конечно, нет! - высокая фигура Лилливайта вытянулась. - За кого вы меня принимаете, сэр?

- Ну-ну, Рэндалл, я уверен, шериф не хотел оскорбить вас, - мистер Гудвин положил руку на плечо друга успокоительным жестом. - Он занимается только земными делами, в конце концов.

- Нет, нет, никакого оскорбления, сэр, никакого, - сказал Анструтер поспешно. - Я только имел в виду, видел ли кто-нибудь, как это происходит … ну, чтобы быть подходящими свидетелями для судебного преследования, я подразумеваю.

Мистер Лилливайт, все еще чувствующий себя оскорбленным, холодно ответил.

- Едва ли необходимо иметь свидетелей ереси, шериф, когда сами священники охотно признаются в этом.

- Нет, нет, конечно, нет, - приземистая фигура шерифа, казалось, стала еще ниже от подобострастия. - Но если я прав, сэр паписты … э … съедают это, да?

- Да, так говорят.

- Но тогда, это проклятый каннибализм, не так ли? - Анструтер снова выпрямился, дыша энтузиазмом. - Я знаю, что это противозаконно! Почему бы не позволить этому жулику провести свой фокус-покус, и мы арестуем всю эту банду, а? Избавиться от множества ублюдков одним ударом, осмелюсь сказать.

Мистер Гудвин издал тихий стон. Он потер лицо, без сомнения, пытаясь ослабить приступ зубной боли.

Мистер Лилливайт сильно выдохнул через нос.

- Нет, - сказал он холодно. - Боюсь, что нет, шериф. У меня приказ, чтобы священнику не было разрешено проводить никаких церемоний, и он не должен принимать никаких посетителей.

- О, да? А что он тогда делает сейчас? - спросил Анструтер, указывая на темную палатку, откуда раздался едва слышный голос Джейми. Я подумала, что, возможно, он говорил по-латыни.

- Это совсем другое, - с раздражением произнес Лилливайт. - Мистер Фрейзер - джентльмен. А запрещение насчет посетителей должно гарантировать, чтобы священник не совершал секретные бракосочетания, и не касается этого.

- Благословите, отец, ибо я согрешил, - внезапно довольно громко произнес на английском Джейми, и мистер Лилливайт вздрогнул. Отец Кеннет что-то забормотал вопросительно.

- Я виновен в грехе вожделения и грязных помыслах, обуявших мои ум и плоть, - заявил Джейми более громко, чем я считала благоразумным.

- О, что и говорить, - произнес отец Кеннет тоже внезапно громко. Он казался весьма заинтересованным. - Теперь, насчет грязных помыслов, в какой форме они к вам приходили и как часто?

- Ну, начать с того, что я смотрел на женщин с вожделением. Сколько раз? О, по крайней мере, раз сто с моей последней исповеди. Вам нужно знать, святой отец, какие это женщины, или достаточно того, что я думал сделать с ними?

Мистер Лилливайт заметно напрягся.

- Я думаю, дорогой Джейми, у нас нет времени, - сказал священник. - Но если бы вы могли рассказать один или два случая, чтобы я мог составить представление … э … о серьезности согрешения?

- О, конечно. Ну, самый худший был случай с маслобойкой.

- Маслобойка? А-а … это такая с торчащей ручкой? - тон отца Кеннтет был полон печального сострадания к возможным непристойным мыслям, вызванным этим устройством.

- О, нет, отец, это была маслобойка-бочка, которая лежит на боку и с маленькой ручкой, чтобы крутить. Ну, она крутила ее с такой силой, что шнурки на ее лифе развязались, и ее груди подрыгивали туда-сюда, а рубашка прилипла к телу от пота. А маслобойка была как раз такой высоты и так закруглялась, да? - что мне захотелось наклонить ее на бочку, задрать ее юбки и …

От удивления я невольно открыла рот. Это мой лиф он описывал, мои груди и мою маслобойку! Не говоря уже о моих юбках. Я помнила этот случай очень хорошо, и если он начался с нечистых помыслов, на этом он не закончился.

Шорох и бормотание отвлекло мое внимание на мужчин. Мистер Лилливайт схватил за руку шерифа, наклонившегося к палатке с жадным вниманием, прошипел что-то и потащил за собой вниз по тропе. Мистер Гудвин последовал за ними, хотя и с заметной неохотой.

Шум их ухода, к сожалению, заглушил дальнейшее описание Джейми своего греха, но, к счастью, он также заглушил шелест листьев и треск сучьев сзади меня, возвестивших о появлении Брианны и Марсали с Джемми и Джоаной на руках и Германом, который, как обезьянка, висел за спиной матери.

- Я думала, они никогда не уйдут, - прошептала Брианна, всматриваясь в то место, где исчезли мистер Лилливайт и его компания? - На горизонте чисто?

- Да. Иди сюда, - сказала я, протягивая руки к Герману, который охотно пошел ко мне.

- Ou nous allons, Grand-mère?(3) - спросил он сонным голосом, уткнувшись белокурой головкой в мою шею.

- Шш. Увидеть Grand-père(4) и отца Кеннета, - прошептала я ему. - Но мы должны вести себя тихо.

- О, вот так? - сказал он громким шепотом и начал напевать вполголоса очень вульгарную французскую песенку.

- Шш! - я прикрыла ему рукой рот, мокрый и липкий от того, что он ел. - Не пой, мой хороший, мы не должны разбудить младенцев.

Я услышала тихий полузадушенный звук, который издала Марсали, приглушенное фырканье Брианны и поняла, что Джейми все еще исповедовался. Он, казалось, разошелся во всю и теперь придумывал - или я, по крайней мере, так надеялась - все новые случаи. Конечно же, он ничего такого со мной не делал.