Радиант (ЛП)

Я восприняла это как хороший знак.

Первые пару недель в Риме мы проводили так же, как и прошлым летом. Встречи по вторникам и пятницам. Мы гуляли. Разговаривали. Хотя в основном говорил Пен. Я всегда внезапно и необъяснимо теряла дар речи рядом с ним. Но он не приводил меня в свою квартиру снова. Он водил меня в музеи и кафе, церкви. Всегда провожал меня до дома на закате.

- Увидимся в следующий раз, - говорил он.

- Увидимся, - отвечала я.

Планы. Планы. В следующий раз я хотела осуществить их.

Затем в один прекрасный день я просто набралась храбрости и пришла к нему домой. Это случилось в среду днем. Я постучалась. Он открыл, одетый в белую футболку с пятнами краски на ней и джинсы с дырками на коленях. Он вытирал руки тряпкой. Моя голова закружилась, когда я увидела его таким. Я застала его в середине работы. Было такое ощущение, что мое сердце вот-вот лопнет. Я люблю тебя, подумала я. И мне тут же стало неловко, я пала так низко, а он даже не догадывается об этом.

Он удивился, когда увидел меня.

- Привет, - сказал он на ангельском, это что-то вроде нашей шутки.

Из этого ничего не выйдет, подумала я.

- Я хочу, чтобы ты нарисовал меня, - сказала я, сразу переходя к сути, - Ты нарисуешь меня, Пен? – Его брови изогнулись от моей просьбы, - Пожалуйста? – сказала я, мой голос дрогнул.

Я планировала это в течение нескольких месяцев. Но в этот момент мне было очень страшно.

Он кивнул и сделал шаг назад, позволяя мне пройти внутрь.

Он притащил свой зеленый диван в студию, и сказал, чтобы я легла на него. Я представила момент с Леонардо Ди Каприо и Кейт Уинслет на борту «Титаника», когда она взяла цепочку с алмазом и сказала что-то вроде: «Я хочу, чтобы вы нарисовали меня в этом. Только в этом».

Он пошел на кухню, чтобы отмыть руки и подготовить новый набор, а я в это время взяла облегающую черную ночнушку, которую я привезла специально для этого случая. Это было слишком, сразу поняла я, после того, как надела ее. Все это было огромной ошибкой. Он наверняка думал, что это непристойно. Он вернулся в комнату и замер, когда увидел меня. Я боролась с желанием опустить свою рубашку, которая едва прикрывала мои бедра. Слишком короткая.

Неприлично. Неправильно. Глупо. Я облажалась. Я испортила даже крошечный шанс. Мне никогда не быть с ним. Я закусила губу.

- Прости, - сказала я.

Его глаза изучали мое тело, почти критически, в течение нескольких секунд, прежде чем он опустил свой взгляд в пол.

Я собиралась с силами, чтобы выслушать, как он говорит, чтобы я надела свою одежду обратно. Он посмотрел на свои руки. На пальцах все еще оставались следы красной краски. Затем он кивнул.

- Сними это, - прошептал он.

Мое горло сжалось.

- Что, сейчас? - удалось выдавить мне.

- Сейчас, - ответил он с намеком на улыбку, не поднимая головы. Он повернулся и взял афганский ковер вязаный крючком, который висел на спинке стула, - Прикрой себя этим, - поручил он, протягивая его мне, по-прежнему не глядя на меня.

Когда я выполнила его просьбу, он принялся расправлять на мне ткань, так, как хотел он, обнажая одни участки моего тела и скрывая другие. Когда он закончил, то подошел к окну и открыл шторы. Комнату залил свет. Он установил новый холст на мольберт, с минут переворачивая его так, как нужно. А затем взял один черный угольный карандаш и начал рисовать мой эскиз.

Я старалась лежать неподвижно. Было очень тихо. Все, что я могла слышать – грубое шарканье по холсту. Я почти не дышала, опасаясь испортить момент. И вдруг он рассмеялся.

- Расслабься, Анжела, - сказал он, - Поговори со мной. Расскажи подробнее, что произошло с тобой за этот год. Я думал о тебе все эти долгие месяцы.

Я вздохнула, и поток слов вырвался из меня. Я рассказала ему о Кларе, как она задержалась около Джексона, что минувшей зимой она могла бы с таким же успехом ходить с неоновой вывеской у себя над головой с надписью «кровный ангел» мигающими буквами. Я рассказала, как Клара была одержима Кристианом Прескоттом, потому что думала, что он ее предназначение. Я рассказала ему о мужчине в сером костюме.

- Как таинственно, - сказал он с улыбкой, - Ну, мы увидим, как это происходит, не так ли?

Он не сказал ничего о предназначении, а я не давила на него. Я была слишком напряжена, наблюдая за тем, как его рука наносила штрихи на холст. И все это ощущалось как настоящие прикосновения к моей коже. Я лежала так час, а может и больше, пока он вдруг не перестал работать. Он отложил карандаш.

- На сегодня хватит, - сказал он, - Мы продолжим завтра. Я голоден.

Он прошел мимо меня в гостиную. Оставив меня одеваться в одиночестве. Мое разочарование было комком в горле. Он не рассматривал меня, только лишь как объект. Способ скоротать время. Но он хотел, чтобы я вернулась завтра. Значит, я не все испортила.

Я позировала ему каждый день на этой неделе. Он никогда не позволял мне видеть процесс. Но когда он закончил, он объявил, что я должна буду приехать к нему на обед и мы отпразднуем мое возвращение в Италию, и он показал мне картину. Я стояла рядом с ним, полностью одетая на этот раз, и он убрал ткань, скрывающую холст, в сторону, и я втянула в себя воздух.

Это была я - не только мое тело, мой нос и мои иссиня-черные волосы. Мои ноги вытянуты на мягком зеленом бархатном диване, но кое-что было внутри: свет во мне, казалось, почти пульсировал внутри холста. Мерцал вдоль моего голого плеча, светился в глазах.

Девушка, а не девочка. Сияющая девушка. Он действительно видел меня.

- Это было лучшим из того, что я когда-либо делал, - он повернулся и тепло посмотрел на меня. Приятное тепло разлилось по моему телу, - Ты просто чудо, Анжела.

Ой, мамочки. Это было головокружительно. А я ведь даже еще не поцеловала его. И я чувствовала в своем небе фейерверки. Удары молний. Волшебство.

- Поцелуй меня, - прошептала я на итальянском.

Что-то сияло в его глазах, боль и триумф одновременно.

- Анжела…

- Поцелуй меня, - сказала я снова и обняла его. Я посмотрела в его лицо, в его загадочные темные глаза, и улыбнулась, - Ti Voglio baciare[5], - сказала я.

Он накрыл своими губами мои.

Я была разрушена. Я была возрождена.

Это происходит на самом деле. Я целовала его. Мои пальцы запутались в его волосах. И это было похоже, на то, как ты подносишь спичку к бензину. Я не могла быть к нему достаточно близко. Он отстранился. Его дыхание было прерывистым.

- Подожди. Я не могу этого сделать, как бы мне не хотелось. Ты так прекрасна. Но мы не можем.

- Почему?

Мне необходим ответ. Мои колени все еще тряслись от силы поцелуя.

- Я не прошу, чтобы это было постоянным, я лишь хочу, чтобы ты был первым вот и все.

Его глаза встретились с моими на слове «первым».

- Почему? – спросил он хрипло, - Почему ты хочешь меня?

- Смотрел ли ты на себя в зеркало в последнее время? – спросила я, а затем, возможно потому что не хотела казаться совсем маленькой, я добавила, - Ты единственный человек, который действительно понимает меня, Пен. Вот почему я хочу, чтобы это был ты.

И потому что я люблю тебя. Я не произнесла этого вслух. Но я подумала, что он мог увидеть это на моем лице.

- Кроме того, я хочу испытать это с кем-то, кто действительно знает, что мы делаем, - сказала я игриво, думая о леди, жившей в 1636 году.

Он издал небольшой недоверчивый смешок.

- О, я не знаю, что я делаю.

Его глаза были темными. И в них плескалось нечто вроде желания.

- Я знаю, ты хочешь меня, - сказала я.

Я поцеловала его снова. Медленно. Показывая ему, что все это правильно.

Он застонал, а затем отстранился снова.

- Это не должно было произойти вот так. Я должен был учить тебя.

- Так учи меня.

- Я недостаточно хорош для тебя, - сказал он, - Я не… хороший.

- Ты не плохой, - возразила я, - Ты амбивалентен, верно?