Страница 40 из 56
Я не уверена, как подступить к этой ситуации.
— Ну, думаю, это было мило с его стороны. Я имею в виду, он сделал хоть что-то хорошее.
Его голубые глаза так же холодны, как лед под нашими ногами.
— Лучше бы он позвонил мне. Как минимум тогда он подтвердил бы мое существование. Но вместо этого он прислал моей маме чертову открытку.
С трудом доставая бумажку из кармана, он бросает её в моем направлении, но она преодолевает только половину расстояния между нами и падает на снег. Я поднимаю её, вытираю снег и открываю:
« Пожалуйста, используй эти деньги, чтобы починить машину Миши, как мы говорили об этом по телефону, и скажи ему спасибо за помощь мне. Это был очень хороший поступок и моя семья, и я благодарны ему за это».
— Его семья и он благодарны, — он ударяет шину носком ботинка и швыряет бутылку пива в стену, и она разлетается осколками по всему полу. — Он чертов мудак. Будто я не его семья.
Я кладу открытку на капот и открываю руки, чтобы обнять его, но он отступает.
— Мне просто нужна минута, хорошо? Можешь пойти внутрь или сделать ещё что-то?
Он пьян сильнее, чем я думала. Вблизи видны красные линии в его стеклянных глазах, и у него горят щеки. Его волосы торчат так, словно он проводил по ним рукой неисчислимое количество раз. В его глазах такая злоба, которую может вызвать только чрезмерное количество алкоголя.
— Хорошо, я буду внутри, если понадоблюсь, — я иду к двери, но останавливаюсь на ступеньках, замечая, что грузовика Итана нет. Я поворачиваюсь к Мише, чтобы спросить, куда он поехал, но он закрывает дверь гаража, пока достает другую бутылку пива из упаковки на полке, закрываясь от мира, пока хоронит свою боль в алкоголе.
Я думаю о том, чтобы противостоять ему, противостоять его проблеме с алкоголем и тому, что он отталкивает меня, но когда я добираюсь до спальни, истощение берет верх над моим телом, и я падаю на матрац, удивляясь, почему я пришла сюда в первую очередь.
* * *
Депрессия и беспокойство – это зло. Все что угодно может вызвать их и изменить мое настроение за один удар сердца. К счастью, Анна научила меня замечать, когда я тону в дыре отчаяния, которая может превратиться в бездонную пропасть. Она научила меня понимать, когда это берет надо мной верх и как бороться с темнотой. Если я буду работать над этим, я смогу ухватиться снова за свет. Но все это связано с тем, что нужно проталкиваться сквозь мои темные мысли и не сдаваться.
Приблизительно тридцать минут спустя я выталкиваю себя к свету и вылетаю из дома, шагая прямо к гаражу. Грузовик Итана стоит на подъездной дорожке, и я вижу следы от ног, ведущие к гаражу. Я пинком открываю дверь и захожу внутрь. Итан и Миша сидят на капоте, с ногами водруженными на передний бампер, и с пивом в руках. Лила говорит в углу по телефону, зажимая пальцем ухо, пытаясь отгородиться от их болтовни.
Глаза Миши встречаются с моими, и грубость на его лице практически заставляет меня отпрянуть.
— Эй, куда ты ходила? — он спрыгивает с капота и шагает своими длинными ногами ко мне.
Он одет в теплую серую футболку с крошечной дырочкой с краю и черные джинсы, которые поддерживаются на его бедрах с помощью ремня с шипами. Его волосы в беспорядке, глаза потеряны, а улыбка обещает неприятности. Его рука находит мою талию, но я отступаю назад.
— Нам нужно поговорить.
Итан бросает на меня взгляд из-под черных волос, свисающих на его глаза. На его лице читается предостережение.
— Элла, просто пусть все остается как есть.
— Ты не знаешь, что я собираюсь сказать, — говорю я. — Так что не лезь в это.
— Да, но у тебя такой тон, будто ты собираешься поднять какую-то личную тему, а он не в состоянии иметь дело с личными вещами прямо сейчас, — он закатывает рукава своей зеленой толстовки и ложиться на капот, закидывая руки за голову.
Миша растерянно смотрит на меня.
— Подожди, что случилось?
Итан заставил меня нервничать, так что я отступаю и иду к холодильнику.
— Ничего. Я даже не могу вспомнить, что хотела сказать.
Он хватает меня за локоть и прижимает к своей груди.
— Пошли, сделаем что-то очень-очень веселое.
Я пытаюсь выбраться.
— Я не хочу.
Его лоб хмурится, когда он чешет сзади шею.
— Почему ты ведешь себя так странно?
— Я не веду себя так, — я вырываю руку из его хватки. — Мне просто не нравиться, что ты пьян.
— Почему? Я был пьян множество раз.
— Знаю. В этом и проблема, — я прикусываю язык. — Прости. Я не это имела в виду.
Его глаза горят с яростью.
— Ты напиваешься так же часто, как и я.
Я качаю головой.
— Это неправда.
— Это абсолютная правда, — огрызается он, и громкость его голоса заставляет меня подпрыгнуть. — Ты пьешь так же много, как и я, либо для веселья, либо чтобы закопать что-то. Это то, что мы все делаем с четырнадцати лет.
— Эй, не втягивай меня в это, — возмущается Итан, поднимаясь с капота. — Я избавился от своего дерьма.
— Нет, ты не сделал этого, — Миша спотыкается о шнурки на своих ботинках и влетает в полки, сбивая инструменты и запчасти машины на землю. — Ты до сих пор пьешь, когда чувствуешь себя подавленным, все мы так делаем.
Наступил момент тишины, наше дыхание вырывается паром, и мы понимаем, что он прав. Мы все начали пить приблизительно в четырнадцать лет. Это началось из-за любопытства, но чем старше мы становились, тем больше мы использовали алкоголь как средство ухода от реальности.
— Ну, я закончила, — наконец, говорю я, поднимая руки, будто я сдаюсь, пока поворачиваюсь к двери.
— Я закончил с тобой тоже! — кричит он с красным лицом. — Я устал от твоих чертовых игр разума и проблем. Я устал от этого и хочу прекратить это.
Мои руки безжизненно падают по бокам.
— Я имела в виду, что покончила с выпивкой, но хорошо знать твое мнение.
— Элла, он не имел этого в виду. Он просто пьян, так что перестань вести себя как ненормальная и приди в себя, — Итан останавливается, поворачивая голову к Мише. — Тебе лучше собраться прямо сейчас, парень.
Миша бросает взгляд на Итана.
— Не вмешивайся в это, — он поворачивается ко мне, но я уже за дверью.
Он не следует за мной, когда я бегу вниз по улице. Ветер сдувает мои волосы и жалит щеки, когда я пытаюсь сбежать от обиды и боли, но беспокойство бежит за мной по пятам.
Миша никогда так не злился на меня. Никогда. Это как нож в сердце, и я не знаю, как вытащить его. Болит везде.
Когда я достигаю угла, то притормаживаю и пытаюсь взять контроль над мыслями. Я достаю телефон с кармана и набираю номер Анны.
Она отвечает после четырех гудков, и я слышу игру пианино на заднем плане.
— Алло.
— Здравствуйте, Анна, это Элла, — я чувствую себя плохо из-за того, что звоню ей, когда очевидно она со своей семьей.
После нескольких секунд, я слышу, как дверь закрывается и шум утихает.
— Что случилось?
Я пялюсь на граффити на дорожном знаке.
— Я сделала что-то, что вы говорили мне не делать… Я спорила с Мишей из-за его проблемы с алкоголем.
— И что случилось?
— Он сказал некоторые… вещи.
— Она делает паузу.
— Какого рода вещи? Обидные вещи?
— Много всего. И да, это обидно, — я прижимаю руку к болящему сердцу и сгибаюсь. — Очень обидно.
— И что боль заставляет тебя хотеть сделать? — спрашивает она, когда мимо проезжает машина, разбрызгивая слякоть по улице. — Элла, где ты?
— Я стою на углу улицы, и все что я хочу делать – это бежать, — признаюсь я. — Я хочу плакать… я хочу кричать.
— Так кричи, — призывает она. — Давай. Выпусти все это наружу.
— Но я на улице, — я смотрю на дорогу, на старую пару, идущую вниз по тротуару. — И вокруг люди.
— Ну и что? — говорит она. — Не переживай на счет них. Просто выпусти все это наружу – позволь переживаниям и боли уйти. Не держи это внутри, Элла. Мы говорили об этом.