Страница 28 из 56
Призрачная улыбка касается его губ, я смотрю на лифчик в своей руке, мучая мозг тем, как надеть его, не сверкая перед ним своими прелестями. — Попала в неприятности? — спрашивает он.
Я бесстрастно моргаю. — Не мог ли ты выйти на минуту?
Он преувеличенно кивает. — Я был бы очень не против.
Качая головой, я отворачиваюсь, позволяя полотенцу упасть на пол. Продевая руку через каждую бретельку, я надеваю лифчик и тянусь, чтобы застегнуть, но пальцы касаются моей спины.
— Знаю, я не должен говорить этого, с тех пор как мы решили быть друзьями, — дыхание Миши хриплое, когда он застегивает лифчик, — …. но ты возмутительно прекрасна.
Мои легкие сжимаются, когда я смотрю через плечо, и его сочные губы всего в нескольких дюймах. — Ты прав, — говорю я, задыхаясь, когда мое сердце барабанит в моей груди. — Ты действительно не должен говорить такие вещи.
Его взгляд, полный желания, переходит на мои губы, словно он вот-вот может поцеловать меня. Нуждающийся стон вибрирует на моих губах. Покусывая кольцо в своей губе, он пятится, его глаза не отрываются от меня, пока он не закрывает дверь и не исчезает в коридоре.
Выдохнув с дрожью, я быстро надеваю футболку и причесываюсь, желая, чтобы он поцеловал меня.
* * *
Итан высаживает нас в аэропорту, у нас едва хватает времени, чтобы зарегистрироваться и добраться до ворот, прежде чем начинается посадка на самолет. Все продолжают думать, что мы молодожены, и Мишу это забавляет; однако мне не комфортно. «Молодожены», в моем сознании, равняются «браку», а я пока к этому не готова.
Когда мы готовы подняться на борт, Миша говорит мне идти без него. Он должен что-то сделать, поэтому он встретит меня на борту. Собирая свои сумки, я встаю в очередь со своим посадочным талоном в руках, в то время как он прогуливается к магазину подарков с сумкой через плечо.
На борту, я нахожу наш ряд и кладу свою маленькую сумку под сидение, затем убираю большую сумку в отсек над головой. Я сажусь у окна и смотрю на голубое небо и крылья самолета, удивляясь, насколько плохо летать, когда ты никогда этого раньше не делал.
— Ты выглядишь нервной, — замечает Миша, когда достигает конца ряда.
— Я в порядке, — заверяю я его. — Просто потерялась в своих мыслях.
Он засовывают свою сумку в отсек над нашими головами, и его зеленая рубашка в клетку приподнимается ровно настолько, чтобы показать узкую полоску мускул его поджарого живота и гладкую фарфоровую кожу. Мои мысли заполняются картинками, как я провожу пальцами по его груди, животу, наслаждаясь его мягкой кожей.
— Наслаждаешься видом? — Он приподнимает бровь, поправляя рубашку под моим взглядом.
Пряча улыбку, я поворачиваюсь к окну. — Возможно.
Он садится посередине, и когда я снова смотрю на него, на его коленях стоит бумажный пакет.
Я указываю на него. — Что там? Что-то хорошее?
Он открывает пакет и двигает его ко мне. Внутри шоколадный кекс с красной и розовой посыпкой. Мое сердце мгновенно забилось от любви к нему.
— Знаю, он не такой, как был тогда…. — Он достает кекс из пакета и кладет его мне на ладонь. — … но думаю, он очень на него похож.
Слезы жгут мои глаза, когда я представляю образ моей матери в голове. Это был ее тридцать пятый день рождения, и мне было двенадцать. Когда я спросила ее, чего она хочет в подарок, она сказала, что хочет печь кексы весь день. Это был хороший момент в моей жизни, хотя большинство людей, вероятно, будут рассматривать это как странность. Но она была счастлива. Я была счастлива. Миша был счастлив. И счастье принесло редкое спокойствие в нашу жизнь.
— Ты помнишь, — слезы текут из моих глаз, стекая по щеке.
— Конечно, помню. — Он вытирает редкие слезы. — Как я могу не помнить день, когда должен был испечь десятки, а то и сотни кексов?
Сквозь слезы, мне удается улыбнуться воспоминанию. — Я не могла сказать ей «нет». Это был ее день рождения, и она казалась счастливой.
— И я был счастлив делать это, — отвечает он, стирая еще одну слезу пальцем. — Хотя в конечном итоге закончил тем, что излил душу унитазу, потому что съел слишком много масла.
— Это хорошее воспоминание о моей маме. — Я закрываю глаза, сдерживая слезы, и прерывисто вздыхаю. — Редкое, но хорошее.
Когда я снова открываю глаза, он пристально за мной наблюдает, будто боясь, что я могу сломаться. Я погружаю палец в глазурь и слизываю ее.
Он сдерживает улыбку. — И как?
Я слизываю глазурь с губ. — Очень, очень вкусно.
Женщина лет двадцати пяти или около того, с волнистыми светлыми волосами и острыми скулами, садится на кресло рядом с Мишей. Она похотливо осматривает его, убирая свою сумку под сидение, и выключает телефон.
Я наклоняюсь вперед, и Миша вздрагивает от неожиданности. — У тебя поклонница.
Он смотрит через плечо, и когда смотрит обратно на меня, его лицо освещается весельем. — Лишь еще одна из многих.
Я слизываю глазурь с кекса, смеясь, и он пристально смотрит на меня, прокручивая кольцо между зубов.
— Знаешь, что я люблю? — спрашивает он, и я ожидаю, что что-то грязное выльется сейчас из его рта. — Твои большие глаза. — Он прикасается пальцем к уголку моего глаза, деликатно его касаясь. — Они прекрасны.
Женщина закатывает глаза, застегивая ремень безопасности и хватая журнал из кармана сидения, расположенного перед ней.
— Знаешь, что я люблю? — спрашиваю я, и он качает головой. — Когда ты лежишь голый в моей постели.
На ее лице появляется отвращение, и она перелистывает страницы, лоб Миши хмурится.
Прикрывая рот рукой, я шепчу ему на ушко. — Она слушает наш разговор и бесится, поэтому я подумала, что могу немного поиздеваться над ней.
Коварная усмешка пересекает его лицо. — Знаешь, что я люблю? Твое голое тело под моим, оно такое горячее и потное…
Она раздраженно фыркает и поворачивается к нам спиной, лицом к проходу.
Усмехаясь, я кусаю кекс. — Это было весело.
— Это было весело, — соглашается он и выключает телефон.
Самолет начинает катиться назад, и это занимает целую вечность, но, наконец, мы взмываем в небо. Я дышу, сжимая пальцы на ногах, не уверенная, почему я завелась, хотя, кажется, что я возложила огромное доверие на пилота.
Пальцы Миши обхватывают мое запястье, и он целует мой скачущий пульс. — Расслабься, все в порядке.
Я прижимаюсь к нему и опускаю голову ему на плечо. Он вытаскивает свой «iPod» и вставляет один наушник себе в ухо. Убирая мои волосы в сторону, второй наушник вставляет в мое ухо.
Миша пролистывает свой плейлист, и секунду спустя звучит акустическая версия «Chalk Line» Strike Anywhere. Версия, которая гораздо мягче оригинала. Опираясь на меня, он подпевает песне, и звук его ангельского голоса убаюкивает меня.
ГЛАВА 12
(Перевод:Galia_Br ; редактура:Дарья Галкина )
Миша
Как только самолет приземлился, и мы зарегистрировались в абсурдно причудливом отеле, который заказал мой отец, мы решили пойти на экскурсию. Тротуары забиты, и дорога практически заторможена. На дворе полдень, но прохладно, а здания такие высокие, что вряд ли солнечный свет проникает ниже створок или тротуара. На Элле куртка с капюшоном и перчатки без пальцев, но она дрожит от холода и потягивает свой кофе.
— Ты замерзла, малышка? — спрашиваю я, снимая шапку с головы.
Она кивает, держа кофе близко к губам. — Думаю, я слишком привыкла к погоде Вегаса.
Я встаю позади нее и провожу несколько раз руками вверх и вниз по ее спине, создавая тепло от трения. — Представь, как будет плохо, когда мы вернемся домой на Рождество. В «Звездной роще» в два раза холоднее, чем здесь.
Она пьет кофе, когда я обнимаю ее руками, проводя нас через толпу. — Не думаю, что я поеду куда-то на Рождество.
Я встаю рядом с ней и ловлю ее взгляд. — Что значит, ты не поедешь? Ты не можешь остаться одна на три недели в кампусе.