Страница 41 из 75
По выходным дням он, Габриэлла и теща, которую все называли бабушкой, завтракали вместе. Джанни, их семнадцатилетний сын, в это время обычно еще валялся в постели и заходил в кухню лишь для того, чтобы, не здороваясь ни с кем, молча забрать свой кофе.
Разговоры по выходным велись всегда одни и те же, а иногда повторялись почти слово в слово.
– Дорогая, – говорила бабушка, прихлебывая кофе, Габриэлле, – а сколько тебе, собственно, лет?
Донато поднимал к небу глаза, чего бабушка не замечала, потому что вообще не обращала на него внимания, он был для нее пустым местом.
– Тридцать восемь, мама.
– Да-а, уже такая старая.
Бабушка кивала и делала такое лицо, как будто о чем-то серьезно задумалась.
– А ты замужем, дорогая?
– Да, конечно, мама. Ты же знаешь!
– Да что ты говоришь! – У бабушки был озабоченный вид. – А за кем?
– За Донато, мама. Скажи же хоть что-нибудь, – шипела Габриэлла на мужа, – чтобы она вспомнила тебя.
Донато качал головой, сжимал зубы и молчал.
– В Рождество вы всегда вместе складывали пазлы, мама.
– Но тогда бы я об этом помнила! – Бабушка начинала раздражаться. – Он порядочный человек?
– Конечно. Даже очень.
Бабушка кивала и шумно прихлебывала кофе.
– Ты можешь сегодня после обеда отвезти меня на улицу Виа Кальяри? Я хочу повидать Паолу.
– Виа Кальяри находится в Риме, мама. А Паола уже два года, как умерла, – вздохнула Габриэлла.
– Я хочу к ней в гости! – настаивала бабушка.
– Это невозможно. Ты же в Амбре, а не в Риме!
– А почему я не в Риме?
В этот момент Донато всегда вставал и выходил из кухни. Габриэлла иногда задумывалась, действительно ли у бабушки развился склероз или же она ловко притворяется и водит всех за нос. Задавала ли она этот вопрос исключительно из вредности, чтобы подразнить зятя, или же у нее действительно остались лишь туманные воспоминания о прошлой жизни?
Бабушка задавала этот проклятый вопрос каждое воскресенье.
Габриэлла вздыхала:
– Ты живешь у нас, а мы теперь живем не в Риме, потому что для Донато там нет работы, а здесь есть. Я же рассказывала это тебе уже тысячу раз, мама.
Бабушка кивала и засовывала в рот половину круассана, что на минутку заставляло ее замолчать.
– Дорогая, – говорила она после невольной паузы, – а у тебя дети есть?
– Да. Сын Джанни.
– Так-так. И сколько же ему лет?
– Семнадцать.
– А почему я об этом не знаю? Я хотела бы познакомиться с мальчиком.
В кухню как раз зашел Джанни в одних только боксерских шортах. Волосы у него были растрепанные, а глаза – заспанные.
– Джанни, – сказала Габриэлла, уже порядком нервничая, – скажи, пожалуйста, бабушке «Доброе утро» и объясни, кто ты.
Джанни взял свою чашку кофе, покрутил пальцем у виска, показывая, что у кого-то не все в порядке в голове, и вышел.
Бабушка его вообще не заметила.
– У тебя все в порядке, дорогая, или мне стоит о тебе беспокоиться?
– Все в порядке, мама. У меня есть все, есть любимый муж, есть старательный сын, и я себя чувствую очень хорошо. Так что тебе ни о чем беспокоиться не надо.
«Четыре утверждения, и три из них – ложные», – подумала Габриэлла горько. Такой рекорд трудно превзойти.
Бабушка ни о чем больше не спрашивала. Она закрыла глаза и уснула.
Габриэлла открыла дверь кухни, подавая знак, что время допросов подошло к концу. Донато вернулся и закончил свой завтрак. Оба обычно молчали. Чтобы – не дай Бог! – не разбудить бабушку. А еще потому, что им просто нечего было сказать друг другу.
Ровно в половине одиннадцатого Донато навел порядок среди своих шариковых ручек, сложил еще не отработанные бумаги, закрыл письменный стол и сунул ключ в нагрудный карман. Он не хотел, чтобы его коллега Альфонсо, не дай Бог, поддался искушению полазить по его личным вещам, хотя в ящиках стола не было ничего, кроме ключей от машины, бумажных носовых платков, старых часов, которые вдруг остановились и которые он уже несколько недель собирался отнести к часовщику, пакетика жевательной резинки, игральных карт и спрея от комаров.
Потом он встал, расправил форменные брюки, кивнул Альфонсо, который как раз говорил по телефону, и вышел из полицейского участка, чтобы, как каждое утро в это время, выпить кофе в баре «Делла пьяцца».
Донато шел быстро, размашистым шагом, стараясь не сбиться с дыхания, и его кожаные туфли громко стучали по квадратным камням старой деревенской улицы. Он кивнул хозяйке магазина сувениров и подарков, которая курила сигарету перед своим магазином, и с удивлением отметил, что немного дальше появилась лавка сапожника.
«Porcamiseria, – подумал он. – Ты смотри, эту старую развалину все же реставрируют. И откуда этот головорез вдруг раздобыл деньги?» Но он выяснит это.
Нери насладился тем, что в баре каждый с ним поздоровался, и заказал чашку капуччино и два круассана, которые здесь, по крайней мере, бабушка не стащит у него из-под носа и не проглотит. Он, конечно, с большим удовольствием выпил бы caffè corretto,[55] espresso amp; grap, но не решился на это, поскольку был еще на службе.
– Buonjorno! – сказал он Йонатану, которого увидел у стойки бара, где тот как раз забирал свою чашку эспрессо.
Донато всегда был рад видеть немца и с удовольствием обменивался с ним парой слов. Он любил Йонатана. Ему импонировало то, с какой любовью он относится к слепой жене и как быстро научился говорить по-итальянски.
Йонатан улыбнулся и подсел к нему.
– Ciao, Донато! Как дела?
– Да ничего. А как у вас? В Ла Пассерелле все в порядке?
– Все в лучшем виде. Мы радуемся лету и постояльцам, готовим дом и бассейн, высаживаем растения на террасах. Работы выше головы, и я даже не знаю, как со всем этим справлюсь в одиночку. Ты не знаешь никого, кто мог бы нам помогать во время сезона? В саду, в лесу, возле оливок, поливать, косить траву. Ну и все такое.
И в этот момент Донато в голову пришла идея.
– Да, я знаю кое-кого. Речь идет о моем сыне Джанни. Он болтается без дела и вечно всем недоволен. Он проведет летние каникулы в постели, если не дать ему никакого задания. Кроме того, он мог бы заработать какие-то карманные деньги.
Йонатан кивнул.
– Великолепно! Такой молодой, крепкий парень мне и нужен. Я надеюсь, он умеет обращаться с газонокосилкой, мотокосой и бензопилой?
Донато пожал плечами.
– Без понятия. Но если даже не умеет, то научится. Это не повредит. Ему надо немного взбодриться. А когда он может начать работу?
– По мне, так хоть завтра, с восьми утра.
19
Джанни работал в Ла Пассерелле с большой неохотой. Он приезжал около четверти девятого на своей «Веспе», вставал с мопеда, засовывал руки в карманы брюк и со скучающим видом смотрел на Йонатана.
– Что я должен делать?
– Выкоси вереск мотокосой. Начни сразу за стоянкой и постепенно дойдешь до фонаря возле дороги.
– А зачем это нужно?
– По трем причинам.
– Например? – Джанни смачно зевнул.
– Потому что ты хочешь заработать деньги, потому что вереск нужно скосить и потому что я так сказал.
Джанни закатил глаза.
– Ага. Круто. А где эта дерьмовая мотокоса?
– В кладовке. Как всегда, Джанни. А бензин – в синей канистре.
Джанни кивнул, повернул козырек бейсболки на затылок и поплелся в кладовку.
Большой помощи от Джанни не было, но все же то, что он делал, было лучше, чем ничего. Он косил вереск, подстригал газон, пропалывал огород, сжигал сучья и ветки, когда шел дождь и земля была влажной, рубил дрова на зиму и складывал их в сарай, чистил бассейн и подметал террасу. Он засыпал ямы на дороге и высаживал оливки, вырывал сорняки между щебенкой или отправлялся на своей «Веспе» к торговцу стройматериалами, чтобы залатать колесо тачки. Все, что ему говорили, он выполнял, но делал это не спеша, словно в замедленной съемке.
55
Кофе с небольшой дозой какого-нибудь крепкого алкогольного напитка (итал.).