Страница 39 из 75
– Хорошо. Все хорошо, – односложно ответил Риккардо и подумал о том, что любовь терпелива и добра. Так сказал дон Лоренцо, и это ему понравилось.
Никогда еще в Ла Пассерелле не было такого грандиозного праздника. По крайней мере, София не могла припомнить ничего подобного.
Но это был не ее праздник, не самый прекрасный день в ее жизни – это была презентация Аманды. Аманда ела и пила больше всех. И говорила тоже громче всех. Она наслаждалась вниманием, выпавшим на ее долю, и гоняла прислугу, если замечала, что у кого-то из гостей опустел бокал.
София стояла одна, чуточку растерянная, между всеми этими людьми, беспрерывно улыбаясь и даже не зная, видит ли кто ее улыбку, беспомощно прислушиваясь к звукам, которые обрушились на нее, и даже обоняние ее подводило, потому что просто не справлялось с такой нагрузкой. Почти от каждого, кто подавал ей руку, обнимал ее, целовал, поздравлял, желал ей счастья, много детей и долгой жизни, пахло духами, туалетной водой, лосьоном после бритья, резким дезодорантом или едким дешевым мылом. Ко всем этим ароматам присоединялись кухонный чад, запах чеснока и базилика, жареной баранины и тушеного лука. Время от времени ветер, который с утра значительно ослабел, доносил сюда запах лаванды, пышно расцветшей на торцевой стороне дома.
Вдруг чья-то рука легла ей на плечо. Тяжелая и грубая. София уловила запах влажной земли и горелого дерева. Риккардо.
– Дитя мое, – сказал он тихо, – bambina, carissima,[49] мне так не хочется отпускать тебя.
– Но я же остаюсь здесь, bappo, я никуда не ухожу!
– Нет. Ты теперь принадлежишь другому. Ты будешь спрашивать его совета, а не моего, будешь говорить с ним, а не со мной. – Его голос звучал глухо.
– Мы никогда много не говорили друг с другом.
– Нет, не говорили.
– Жаль.
– Да, мне очень жаль.
Они замолчали.
Риккардо вздохнул:
– Ты счастлива?
– Да, я счастлива.
– Ты его любишь?
– Конечно, я люблю его.
И снова возникла пауза.
– А ты? Ты тоже счастлив, bappo? Ты рад за меня?
Риккардо ответил не сразу. Он был рад, что София не может видеть, что его глаза влажно блестят.
– Я пытаюсь. Но точно не знаю.
– Почему? О чем ты думаешь?
– Он чужой для меня, bambina, и я не знаю, принесет ли он тебе счастье. Это просто ощущение, понимаешь? Но, может быть, сегодня вечером не стоит говорить об этом.
– Правда, лучше не надо.
Риккардо взял ее руку и нежно погладил. Потом еле слышно прошептал:
– Я желаю тебе всего самого лучшего, дитя мое.
У Софии сжалось сердце. Еще никогда Риккардо так не говорил с ней. Она только хотела обнять его крепко-крепко, чтобы он знал, как она любит его, но отец уже отошел и исчез среди гостей.
После ужина Йонатан взял Софию за руку.
– Пойдем! Пока мы не откроем танцевальный вечер, остальные не будут танцевать.
– Я не умею!
– Нет, умеешь. Доверься музыке и мне!
Она робко последовала за ним на террасу, которая была уже освобождена от столов и сейчас служила танцевальной площадкой.
Стало тихо, разговоры прекратились. Все наблюдали за женихом и невестой, которые собирались открыть вечер своим первым танцем.
Заиграла музыка, и солист группы высоким чистым голосом с большим чувством запел «When I need you» Лео Сойера.
София старалась не думать ни о чем, забыть о людях вокруг. Она почти лежала в объятиях Йонатана. Его движения были мягкими, но четкими, и она постепенно почувствовала такт и стала повторять медленные повороты. Она ощущала ритм, чувствовала себя уверенно в руках, которые несли ее в вальсе, и будто парила над землей.
Это был ее первый в жизни танец, самый прекрасный. И она восприняла это как знак того, что если она позволит Йонатану вести себя по жизни и будет полностью доверять ему, то с ней ничего не случится.
После последнего такта он развернул ее и крепко прижал к себе. Они стояли обнявшись, а гости аплодировали им.
Был час ночи, когда София и Йонатан наконец смогли уйти к себе.
Аманда спала под старым дубом в ржавом шезлонге с матерчатым, потрепанным и вылинявшим сиденьем. Его собирались выбросить еще два года назад, но до сих пор этого не сделали.
Риккардо нигде не было видно. Наверное, он еще несколько часов назад незаметно покинул праздник и ушел в свою комнату. Никто не жалел об его отсутствии.
Йонатан в этот вечер перезнакомился с половиной села и с облегчением понял, что он здесь желанный гость. К нему относились с уважением, а то, что он женился на слепой Софии, еще больше укрепило его авторитет.
И только сейчас, когда они открыли дверь в свои апартаменты, до Йонатана дошло, что в этот вечер он практически не заботился о Софии. Его невеста была той, с кем он общался меньше всего, и ему стало стыдно.
В комнате он не стал включать свет, а зажег пару свечей.
– Прости меня, пожалуйста, – тихо сказал он, – у меня было так мало времени для тебя.
– Да, мне так тебя не хватало!
– Извини, но все хотели поговорить со мной, познакомиться, узнать, собираюсь ли я остаться здесь, на какие средства мы будем жить… Люди ужасно любопытны, но это тоже можно понять.
– И что? Что ты им сказал?
– Я сказал, что останусь. Я не хочу возвращаться в Германию. Никогда. Но как все будет здесь, я еще не знаю. У меня есть немного денег, София. Мы должны будем подумать вместе. Может быть, кое-что перестроить, чтобы стало больше места для жилья. А потом, возможно, придется переделать capa
София поцеловала его. Жизнь вдруг показалась ей такой простой. Этот мужчина как-то сразу сумел взять на себя все заботы и решить все проблемы.
Йонатан взял ее руку и покрутил кольцо на ее пальце.
– Я буду тебя любить, уважать и почитать, буду хранить тебе верность и буду всегда с тобой, в болезни и здравии, ныне и все дни до конца нашей жизни.
– Voglio amarti, rispettarti e onorarti, saro fedele e sempre di te, in salute e malattia, ora e tutti і giorni fino alia fine della nostra vita,[51] – ответила София на своем родном языке.
Портрет в мерцании свечей казался расплывчатым, дрожащая тень упала на лицо Жизель. У Йонатана возникло ощущение, что она улыбается.
София, прижавшаяся к его плечу, чувствовала себя счастливой и легкой.
Она медленно расстегнула молнию на своем белом свадебном платье, и оно соскользнуло с ее плеч. Потом сняла белье и оставила его на полу. Обнаженная София стояла перед Йонатаном и улыбалась.
– Иди сюда, – сказала она и протянула ему руки.
Еще никогда он так ясно не осознавал, как она прекрасна. Все было хорошо, все было все равно, этой ночью она будет принадлежать ему!
Он тоже разделся, прижал ее к себе, и она почувствовала, как сильно он ее желает.
Он хотел поднять ее на руки и отнести в постель, когда услышал тот голос в первый раз.
«ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ЭТОГО СДЕЛАТЬ, – прошептала она. – НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО, ПАПА!»
Он застыл. Это однозначно был ее голос.
«Где ты, Жизель?» – подумал он и посмотрел на портрет».
«Я С ТОБОЙ».
София выскользнула из его объятий, подошла к кровати и легла на нее.
– Пожалуйста, иди сюда! – повторила она.
«ТЫ ХОЧЕШЬ ПЕРЕСПАТЬ СО СВОЕЙ ДОЧЕРЬЮ!»
Он направился к кровати.
«Я ЗАПРЕЩАЮ ТЕБЕ ЭТО!»
Йонатан проигнорировал голос и закрыл глаза.
София чувствовала себя самой прекрасной женщиной на свете. Его руки, казалось, были везде и сразу. Они касались ее, электризовали каждый сантиметр ее тела, проникали туда, где не бывал еще никто. Это было как пожар и доводило ее просто до сумасшествия. Благодаря Йонатану она узнавала себя. Она рвалась ему навстречу, желая достичь полноты счастья, и одновременно надеялась, что это никогда не закончится.
49
Девочка, дорогая (итал.).
50
Хижина (итал.).
51
Буду тебя любить, уважать и почитать, буду хранить тебе верность и буду всегда с тобой, в болезни и здравии, ныне и все дни до конца нашей жизни (итал.).