Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 33 из 60

       Вскоре они выбрались с площади. Народу стало поменьше, гул говорливой толпы остался позади. Энкиду осмелился приподнять голову и всмотрелся в городскую обстановку. С восхищением взирал он на высокие дома, на опрятных, богато одетых людей, на лавки торговцев, полные удивительных и невероятных вещей. Город всё более завораживал его, представляясь местом чудес и открытий. Это впечатление не портили даже зловонные потоки, текшие вдоль домов и привлекавшие тучи мух. Облезлые блохастые собаки копошились в них, лениво хлебая мерзкую жижу. Всклокоченные полуголые дети бегали рядом, задирая животных, и визжали от восторга, когда какой-нибудь из псов, оторвавшись от пожирания помоев, тявкал на них. Они взлетали на крыши и оттуда швыряли в собак камнями, глумясь над бессильной яростью животных.

       Самым странным и непонятным для Энкиду были поклоны, которые отвешивал каждый встречный ему и его проводнику. Поначалу он принял это за знак вежливости, но вскоре заметил, что спутник его не обращает на эти поклоны ни малейшего внимания. Более того, обернувшись однажды и увидев Энкиду склоняющимся в три погибели перед каким-то горожанином, человек остановился и сделал ему замечание.

      -- Ты не должен откликаться на приветствия этих смертных, - сказал он. - И надвинь поглубже платок, тебя могут распознать.

      -- Разве это плохо? - удивился Энкиду.

      -- До поры тебе лучше не показываться на людях, - ответил служитель Инанны, заговорщицки озираясь.

       Энкиду сделал, как он хотел. Бывший хозяин леса был так озадачен этими словами, что не заметил, как пропала Шамхат. Охваченный страхом, он догнал человека из храма.

      -- Скажи мне, достойнейший пастырь, куда делась прекрасная Шамхат? Я не вижу её.

      -- Она отправилась в Дом неба, где будем вскоре и мы. Ты увидишь её, когда придёт время.

       Энкиду расстроился. Город перестал привлекать его. Боязнь потерять подругу затмила в его глазах все диковинки нового места. Голоса людей, незнакомые запахи, странные образы - всё это ушло, поблекло, растворившись в окружающей пыли, сменившись животным страхом перед неизведанным. Слабость напала на него. Энкиду смотрел на свои руки и думал: неужели сила оставила их? Он смотрел на своё тело и сомневался, его ли это тело. Чувство неуверенности захватывало его всё сильнее, подчиняло мысли, пригибало к земле. Тоска по лесу пронзила сознание внезапной болью от потери чего-то близкого и безвозвратно ушедшего. С необычайной мощью ощутил он своё одиночество. Одна часть его тянулась к людям, другая ненавидела их. Раздвоенная сущность словно нашёптывала ему: "Тебе не место среди этих двуногих тварей. Вернись к тем, кто любит тебя. Зачем ты бросил их? Зачем пренебрёг их верностью?". Энкиду боролся с собой, пытался заглушить предательские помыслы, но они возвращались, неотступно твердя ему: "Уйдём отсюда! Уйдём к тем, кто ждёт и оплакивает тебя. Твоя жизнь - среди трав и деревьев, среди ручьёв и болот, среди отважных друзей. Разве не слышишь ты, как они зовут тебя: "Вернись, вернись, Энкиду!". Разве не трогает тебя их боль? Очнись, сын онагра! Пробудись от кошмара, в который ввергли тебя злые духи пришельцев с равнины!".

      -- Вот мы и пришли, - сказал провожатый. - Возрадуйся, селянин! Сейчас ты узришь высокочтимого Курлиля, избранника Инанны, поставленного надзирать за её рабами и угодьями.

       Они стояли возле двухэтажного ступенчатого дома с резной кедровой дверью и большими буйволовыми рогами над входом. С крыши свешивалось несколько раскидистых кустов гребенщика. Из-под раскрошенного основания стены пробивалась жидкая трава. Служитель Инанны поднялся по узким выщербленным ступенькам к двери, без стука открыл её, вошёл внутрь. Коротко переговорил с кем-то, затем высунул голову наружу.

      -- Войди в дом, Энкиду. Благородный хозяин ждёт тебя.

       Энкиду вступил в большой светлый коридор. Какие-то расторопные люди окружили его, посадили на тростниковый табурет, омыли ноги. Спутник промолвил:

      -- Иди за мной.

       Они прошли через маленький дворик с бассейном, миновали небольшую комнатушку, всю заставленную корзинками и сосудами, и остановились при входе в полутёмную каморку. Встав в проёме, сопровождающий произнёс:

      -- Господин, я привёл человека, которого ты хотел видеть.

      -- Пусть войдёт, - ответил ему скрипучий голос.

       Провожатый отступил в сторону, пропуская Энкиду:

      -- Господин позволяет тебе войти.

       Энкиду ступил внутрь. Перед ним на циновке сидел пожилой сухопарый мужчина с роскошной бородой и старыми жилистыми руками. Ноги его были прикрыты до щиколоток длинной белой юбкой, на лодыжке виднелся синеватый край татуировки. Рядом с ним стоял кубок, лежали на блюдах разные яства, чуть поодаль возвышалась пара объёмистых кувшинов. За спиной дежурили два могучих раба. Человек прошил Энкиду холодным водянистым взглядом, помолчал, затем сделал пригашающий жест:





      -- Садись, гость из деревни.

       Энкиду сел.

      -- Угощайся дарами этого дома, - продолжал человек. - Вот рыба, финики, сикера, вино. Скоро рабы принесут свежую баранину. Есть ячменная каша с кунжутным маслом.

       Энкиду осторожно взял с блюда финик, положил в рот. Есть он не хотел, но отказать радушному хозяину не мог. Человек внимательно наблюдал за ним, чуть подрагивая уголками губ.

      -- Отведай вина, - предложил он. - Ручаюсь, ты ещё не пробовал ничего подобного. Его везли издалека, преодолевая многие опасности. Лишь немногим избранным доступен его вкус. Ты будешь одним из них.

       Энкиду принял из рук раба кубок, сделал глоток. Напиток показался ему кисловатым, но не лишённым приятности. Он опорожнил кубок до дна, осторожно поставил его на пол. Человек всё так же пристально глядел на него, беззастенчиво сверля зрачками. Энкиду стало не по себе. Он заёрзал на месте, забегал глазами по комнате. Хладнокровие стремительно покидало его. Ещё немного, и он потерял бы терпение, бросившись наутёк. Но тут человек отвёл свой пронизывающий взгляд и чуть заметно шевельнул правой кистью.

      -- Оставьте нас, - сказал он.

       Рабы беззвучно выскользнули из комнаты. Повисла дремотная тишина. Человек о чём-то раздумывал, неспешно поводя языком по губам, Энкиду с замиранием сердца ждал, что будет.

      -- Моё имя - Курлиль, - представился человек. - Волею богов я призван надзирать за порядком и течением дел в святилище нашей всемилостивой госпожи Инанны. А твоё имя - Энкиду, и ты - человек из леса.

      -- Это не так, - осторожно возразил Энкиду. - Я жил в лесу, но месяц назад вышел к людям и стал одним из них.

      -- Да-да, мне известно об этом, - согласился Курлиль. - Шамхат, непревзойдённая в искусстве любви, своими чарами превратила тебя в человека. Владычица Инанна, да славится имя её, явила нам новое чудо, неповторимое среди других. Однако скажи мне, Энкиду - правда ли, что ты не помнишь своего детства?

      -- Это так. Я был бессмысленным зверем, бегавшим по лесам и чуравшимся людей. Но теперь, достигнув перевоплощения, начал я понимать суть вещей и помнить минувшее.

      -- А сейчас, прибыв в Урук, не пробудились ли в твоей памяти знакомые образы? Не показалось ли тебе, что всё увиденное тобою здесь уже проплывало некогда перед твоими очами?

      -- Нет. Такого чувства нет во мне. Всё здесь странно и необычно для меня.

       Хозяин позволил себе улыбнуться - кажется, ответ Энкиду обрадовал его.

      -- Ведомо ли тебе, Энкиду, что ты - счастливейший из смертных?

      -- Да, - живо откликнулся тот. - Убеждение это переполняет меня, ибо путь мой направляется сверкающей звездой по имени Шамхат. Ей верю я беззаветно, и оттого душа моя преисполнена счастьем.

      -- А известно ли тебе, - продолжал Курлиль, - что лик твой чрезвычайно схож с ликом нашего вождя, победоносного Гильгамеша?