Страница 38 из 55
— Неровно? — высыпала из пачки в вазочку перед ним обжаренные кешью.
— Если освещение дневное, создается иллюзия, что стены идеальные, но когда включаешь лампы, появляются светлые пятна. В общем, я не доволен, — берет горсть орехов и отправляет в рот, а я, быстро переодевшись в удобную одежду, принимаюсь за ужин. Готовлю я достаточно быстро, потому что заранее налепила котлет и заморозила в морозилке.
— Как на работе? — спрашивает Олег, высыпая из пакета оставшиеся орехи.
Олег
— Потерпи, милый, скоро будет горячий ужин. Не порть аппетит, — отодвигает от меня лакомство. Она хочет, чтобы я как можно больше съел за ужином, — изучаю ее исподлобья. Уже несколько дней я стараюсь не есть то, что она готовит, и, кажется, чувствую улучшение.
— Так что на работе? — повторяю вопрос.
— Ничего интересного. А, чуть не забыла. Представляешь, Вера Анатольевна уволилась.
— Не может быть.
— Сама не могу поверить. Ей предложили место на госпредприятии, и она воспользовалась возможностью смотаться от меня как можно скорее. Все-таки я научилась давать этой ведьме отпор. Благодаря тебе, кстати, — целует меня в щеку и возвращается к плите. Аппетитно пахнет приготовленным мясом и картофелем, заедаю слюну орехами, которых украдкой заграбастал целую горсть, пока Аля не видит.
— Теперь, как я понимаю, ты работаешь вместе с Дмитрием?
Она поворачивается, грозит мне пальцем:
— Прекрати таскать орехи, я же слышу, как ты хрустишь, — смеется, когда я прячу руки за спиной. — Да, с Дмитрием, но, надеюсь, ненадолго. Скоро они подыщут кого-нибудь на должность Веры Анатольевны.
— Вы теперь каждый день будете общаться?
— Вероятно, — пожимает плечами, — а ты ревнуешь что ли? — ставит передо мной тарелку с ужином.
Я чувствую горечь во рту, и чем вкуснее пахнет ужин, тем сильнее ощущается привкус одиночества.
— А у меня ест повод? — беру вилку и мешаю картофель, искривляющая губы улыбка выходит слишком вымученной.
— Конечно, нет, Олег, не выдумывай, — садится рядом со мной, наливает себе чай, — мы с тобой уже обсуждали, что ты у меня единственный.
— Просто жду, когда тебе надоест возиться с шизофреником, — «если еще не надоело», — продолжаю мешать еду, представляя себе стройную фигуру блестящего бизнесмена, который сейчас каждый день общается с моей Алей, соблазняя ее перспективами «нормальной» жизни.
— Ты опять несешь чушь, — отпивает из чашки, — кушай, а то остынет.
Я машинально подношу вилку с порцией мяса ко рту, и тут меня осеняет.
— А ты почему не ешь? — прищуриваюсь.
Она пожимает плечами.
— Что-то не хочется. Я завтра доем, что останется.
«Вернее, выброшу отравленную нейролептиками еду в унитаз, чтобы ты ничего не заподозрил о нашем воссоединении с Дмитрием», — мысленно заканчиваю за нее.
— Олег, что опять случилось? Я что-то не так сказала? — подносит руку к моей щеке, я ее грубо отталкиваю.
— Олег, перестань, пожалуйста. Я боюсь, когда ты такой.
— Какой?
— Как будто ненавидишь меня.
— Опыт убийства жен у меня имеется, от тебя этот факт никогда не скрывали, — поднимаюсь и ухожу в ванную комнату, а потом, после часа отдыха в горячей воде, иду в зал и несколько часов смотрю телевизор, пока она читает в спальне. Я уснул на диване, скорчившись от холода и беззвучно ругаясь со своими бесами, гадая, сколько мне нужно не есть, чтобы галлюцинации прошли. Бесы сказали, что около двух недель, но я же умный человек, я понимаю, что Аля может подмешать отраву в воду. Например, испортить фильтр или как-то засунуть в кран… Я не смогу просчитать все варианты, психиатры, надоумившие ее, вместе с Дмитрием, очень коварные, они давно уже составили миллион планов, как затащить меня обратно в больницу. Но я тоже не дурак, я буду бороться с ними.
Ночью Аля укрыла меня одеялом и легла рядом, потеснив и заставив ее обнять, так как иначе мы бы не поместились на недостаточно широком диване. Все-таки, хорошо, что Аля на моей стороне, она мне обязательно поможет справиться, — думаю, засыпая.
Аля
Первым, что я увидела, когда проснулась, оказались выпученные глаза Олега на расстоянии десяти сантиметров от моего лица. Дернувшись и ударив его лоб своим, я резко села, потирая ушиб, он занялся тем же.
— И тебе доброго утра, — прошипел, — ты что дерешься?
— Не делай так больше.
— Не смотреть на тебя?
— Ты понял, о чем я, — направилась в ванную, где, закрывшись, несколько минут тру лицо, периодически ополаскивая прохладной водой. Медленно оборачиваюсь и смотрю на дневной замок, который закрыла, потому что не хотела, чтобы он шел за мной.
Ко всему можно привыкнуть, подстроиться, принять недостатки мужчины, с которым живешь, когда есть надежда на улучшение, пока в памяти живы воспоминания о том, каким он может быть в период ремиссии, но прятать дрожь, возникающую от его пристальных, наполненных недоверием взглядов невозможно. Иногда он смотрит на меня как на врага, с которым нужно бороться, словно оценивая способности противника, продумывая тактику, отмечая слабые места. И мне становится по-настоящему страшно, против воли возникают в голове предупреждения друзей и родственников о том, что Олег может ненамеренно навредить мне, но я упорно отказываюсь верить в возможность подобного. А как иначе мне с ним жить?
Вечером я обнаружила его на балконе в футболке и домашних шортах. Он, скорчившись, трясся от холода, посиневшие губы были плотно сжаты, в попытке сдержать стук колотившихся друг о друга зубов. Я быстро завела его в комнату, укутала одеялом и обняла.
— Ты что мой хороший, на улице же так холодно, зачем ты сидел в лоджии?
— Мозг нагрелся, я подумал, что смогу его остудить таким образом. Аля, мне так жаль, что больше никогда не смогу лечить людей. В последнее время я часто об этом думаю, вспоминаю годы учебы в мединституте, ординатуру и общение с пациентами. А когда я об этом думаю, мозг начинает плавиться, а если я ничего не сделаю, он окончательно растает, и тогда я сойду с ума.
— О, Боже мой, что же нам теперь делать, — прошептала я, растирая замерзшие широкие плечи, поле чего принесла воды, и он выпил снотворное.
Когда Олег уснул, а я позвонила его маме и договорилась о встрече завтрашним утром. Так больше не может продолжаться, прописанные доктором лекарства ему не помогают, и Олег не в состоянии себя вылечить самостоятельно, мне придется принять меры, я не могу больше верить ему.
Следующим утром Олег вел себя как ни в чем не бывало. Он извинился за вчерашний инцидент, сославшись на новые таблетки, заверил, что больше такого не повторится. Был весел, но от кофе, который я сварила, отказался, сказав, что теперь предпочитает не завтракать. Поцеловал меня в губы и отправился в квартиру, контролировать очередной этап ремонта, а я, подбросив его до остановки, направила автомобиль в сторону дома его родителей. Не скрою, что мне было бы намного удобнее встретиться с Инной Викторовной в городе, но именно сегодня она не работала, а, может, специально ради меня взяла отгул. Что поделать, через полчаса я преодолела черту города и прибыла в небольшой поселок, дом в котором стоил как несколько моих квартир.
Николая Николаевича в то утро дома не оказалось, он проводил срочную операцию в клинике Скорой медицинской помощи, поэтому двухэтажный особняк был в нашем с Инной Викторовной распоряжении.
— Привет, проходи, — пригласила она меня в гостиную. Не спрашивая, хочу ли я что-нибудь, принесла из кухни поднос, на котором располагались две аккуратные фарфоровые чашечки, наполненные черным кофе без сливок и сахара.
— Это очень хороший настоящий кофе, выращивается на Ямайке, в России его не купить. Нам каждые полгода привозит некоторый запас мой двоюродный брат, он большой любитель путешествовать. Ты пробуй, пробуй, потом скажешь свое мнение. А я пока принесу альбом с фотографиями.
И пока я дегустировала крепкий, горьковатый, но действительно невероятно бодрящий и проясняющий мысли напиток, мама Олега сходила на второй этаж и притащила большой альбом. Уселась рядом со мной, открыла на первой странице.