Страница 27 из 135
— Он звал меня приехать сюда.
— И вы отказались?
— Да.
— Светик, все в лучшем виде. Да, да. В самом лучшем.
— Защитился?
— Буду защищать еще раз как докторскую.
— Поздравляю!
— И только?
— Я очень рада.
— Ты обиделась, что я не пригласил тебя?
— Откуда ты звонишь?
— Из ресторана.
— Вам весело?
— Светка, не дури. Ты же знаешь, как мне может быть весело без тебя.
— Значит, скучно?
— Светлячок, не дуйся. Сегодня колоссальный день. Мы должны его отпраздновать вдвоем. Ты приедешь?
— Куда?
— Ко мне. На проспект Космонавтов.
— Когда?
— Сейчас.
— Конечно, нет.
— Ну, Светик…
— Антон, ты выпил.
— Совсем немножко.
— Ладно, считать не будем. Сегодня ты имеешь право. И я поздравляю и… целую, пьяница несчастный. Завтра встретимся.
"Видимо, так она говорила, потому что обиделась все-таки. Но и ссориться не хотела. Хотела не "уронить себя". Есть люди, которые всегда стремятся быть приличными. Годами любят украдкой, потому что иначе нельзя, а потом, когда становится можно, устраивают свадьбу во Дворце бракосочетаний, в фате и белом платье, с обручальными кольцами и прочей чепухой и умудряются быстро забыть "стыдные" встречи на чужих квартирах, торопливые и горестные, когда и жить друг без друга нельзя и нельзя не калечить себя, чтобы скрыть, соблюсти приличия. Все это они умеют выбросить из памяти навсегда и презрительно морщатся, услыхав о чем-то похожем: "Нет, мы были не такими…"
Мазин повернулся к Рождественскому:
— Что делал Тихомиров дальше?
— Он вернулся в ресторан.
— А вы поехали к Инне Константиновне?
— Да.
Мазин посмотрел на Инну и снова засомневался в правильности того, что делает. Зачем ей переживать все это снова?
— Разрешите, я сама расскажу, — предложила она тихо.
— Нет, я.
Рождественский настаивал.
— Хорошо, — решил Мазин. — Расскажите вы. Схематично, главное. А Инна Константиновна дополнит, если найдет нужным.
— Я приехал к Инне домой и сказал все, что знал…
— Здравствуй, Игорь. Раздевайся.
— Я по очень важному делу, Инночка.
— Откуда ты?
— Из ресторана.
— Защита прошла удачно?
— Речь идет о докторской.
— Антона можно поздравить.
— Не думаю.
— В чем дело?
— Инна! У Константина Романовича оставались неопубликованные работы?
"Как трудно ей было ответить!"
— Что ты имеешь в виду?
— Короче, сегодня я был у Антона. На своей квартире. Приехал за сигаретами, полез в ящик стола…
"Что пережила она, слушая его? Наверно, вот так, как сейчас, сидела согнувшись на краю тахты. А может быть, и у нее мелькнуло мстительное чувство радости? Нет".
— Я знаю об этой тетради, Игорь.
— Знаешь?!
— Я сама отдала ему ее.
— Невероятно!
— Правда. Он ничего не присвоил. Он сам, понимаешь, все нашел. Но он не знал, что это уже было сделано отцом десять лет назад.
— Ее слова подействовали на меня охлаждающе, — продолжал излагать факты Рождественский, — но я не мог поверить Инне полностью. То есть ей я, разумеется, верил, однако текст диссертации так близко совпадал с написанным Кротовым, что я стал в тупик…
— Он мог тебя обмануть!
— Каким образом? Тетради привезла тетя Даша, когда Антон уже почти закончил работу.
— Это ничего не значит. Он мог найти в них главное. Я уверен, без работ твоего отца ему удалось бы состряпать только убогое и ординарное месиво, предназначенное для крыс в архивных шкафах.
— Ты несправедлив, Игорь. Научный руководитель не мог не знать, над чем работает Антон.
— Мой папаша? Втереть ему очки — пара пустяков. Он давно отказался от собственных поисков и поэтому кичится так называемыми учениками. Еще бы! Открыл ученого!
— Ты несправедлив, Игорь!
— А ты играешь в казанскую сироту! Мне противна эта толстовщина, непротивление. Подставь еще раз побитую щеку. Не другую, а ту же самую! Чтоб больнее было!
Он не замечал, что бил сам.
— Уже то, что Антон ни слова не сказал о Константине Романовиче, само по себе непростительно.
Да, этого она не могла простить. Она ждала иного, ждала, что имя отца прозвучит, займет свое место.
— Где твоя женская гордость, в конце концов?
— Есть вещи, которых ты не должен касаться, Игорь!
— Прости меня, Инна, я понимаю, что это касается только тебя, но мне больно, когда тебя унижают.
— В чем ты видишь унижение? В том, что мы разошлись, что у нас ничего не получилось?
— Что значит — не получилось? Можно быть наивной, но всему должен быть предел. Антон обворовал тебя и бросил! А теперь названивает этой грудастой матрешке: "Светик, Светлячок". Сюсюкает, распустив слюни ей на кофточку!
— Зачем ты унижаешь меня, Игорь?!
— Я люблю тебя.
— Об этом не нужно.
— Я знаю. Ничего не нужно. Никакой правды!
— Чего ты хочешь от меня?
— Ты не имеешь права оставлять это. Хотя бы в память об отце.
— Что же я должна сделать?
— Рассказать правду.
— Кому?
— Всем.
— Игорь, пойми меня. Я, наверно, очень слабый и несчастный человек, но я не базарная баба, не мстительная мещанка. Я отдала ему эти тетради, и если он поступил подло, пусть с ним расплатится жизнь.
— Жизнь? Именно для таких проходимцев она и устроена.
— Не мне ее менять.
— Значит, ты не будешь делать ничего?
— Игорь, тобой движет мстительное чувство.
— Мной движет чувство справедливости.
— Которая выгодна тебе.
— Но это справедливость! И это так же верно, как и то, что Антон негодяй.
— Жизнь слишком сложна, чтобы делить людей на плохих и хороших.
— Все человеки? Опять толстовщина?
— Никакой толстовщины. Ты ничего не знаешь об Антоне. Он не вор, не негодяй, не преступник. Он человек трудной судьбы. Мы можем сломать ему жизнь навсегда. А он талантлив. Он возьмет у отца то, что ему необходимо для разбега, и пойдет дальше. Ведь для науки неважно, кто сделал открытие. Важно, чтобы оно попало к людям. А мы сломаем его, убьем. Зачем? За что? Потому что он "отбил" меня у тебя? Но это же неправда! Никакой любви у нас не было. Просто боялись скуки, одиночества. За что я должна мстить? Бросил, ты говоришь? Разлюбил — наверно. Но он не вор. Так все получилось. Я не имею права на месть. Мы — цивилизованные люди, а ты хочешь разбудить зверя, который остался в нас с пещерных времен, зверя, чтобы укусить, растерзать, свести счеты.
Инна:
— Игорь пытался убедить меня в том, что Антон негодяй. Но перед кем он был виновен? Перед моим отцом. Однако и я была виновата перед ним не меньше. Как же я могла мстить Антону?
Игорь Рождественский:
— Но я настаивал на своем, я был уверен в своей правоте.
— Если ты наотрез отказываешься разоблачить этого подонка, я сделаю это сам.
— Каким образом?
— Расскажу про тетрадку.
— Антон все опровергнет.
— А ты? Ты же врать не станешь?
— Я не смогу. Я скажу правду. Скажу, что сама дала ему тетрадь.
— Это его не вырулит. Наоборот. Опозорит.
— И меня тоже. Поэтому ты не сделаешь этого.
Он не ожидал такого ответа. Он замолчал. Он не мог нанести удар Инне. Но и отказаться от мести не мог. У него был трезвый аналитический мозг. И он подсказал решение.
— Хорошо. Я не сделаю тебе больно. Это факт. Я сделаю другое. Я все-таки скажу. Скажу ему самому. Пусть он знает, что он сволочь.
Игорь Рождественский:
— Это был вопрос принципа. Он должен был получить по морде. Я уверен, что заставил бы его не только бояться. От страха он бы начал заметать следы и был бы вынужден в той или иной форме признать приоритет Кротова. Я сказал Инне, что поеду к Антону…
— Когда ты намерен это сделать?
— Сейчас.
— Ты думаешь, он дома?
— Да. Он собирался из ресторана домой, вернее, ко мне.