Моргейн

Колышущийся призрак негромко засмеялся, как будто ветер прошипел в траве. — Так вы отказываетесь от моего гостеприимства?

— Я не привыкла садиться за стол с тенями, милорд. Наше недоверие взаимно — иначе вы бы не колеблясь пришли и встретились со мной лицом к лицу.

— Миледи мятежников и изгнанников — неужели я могу довериться вашей свите, которая думает обо мне так плохо?

Моргейн засмеялась, отпустила поводья Сиптаха, подошла к столу и села на стул. Он взяла кувшин в руку и налила себе стакан красного вина.

Вейни тоже оставил Эрхин стоять снаружи, подошел и стоял рядом с ней, пока она поднимала бокал за их теневого хозяина.

Скаррин мягко рассмеялся и подплыл к столу, разделенному пополам в самой узкой части. — Вы доверяете мне.

— Нет, милорд владыка Манта. Но я заинтересована. С того момента, как я в первый раз услышала ваше имя — от юного Чи, чьим телом сейчас владеет лорд Морунда — я поняла, кем вы можете быть. Я приняла поведение вашего Хранителя ворот за ваше — к нашему взаимному разочарованию. Никто из всех встреченных мною не казался мне способным сообщить правду — в результате я винила во всех бедах вас, властитель Манта. Если бы я точно знала о делах юга, я бы действовала иначе. А теперь я оставила вам бунтующее человечество, войну и беспорядок — за что я должна извиниться перед вами, милорд.

— Есть и другие земли. Мир велик. И я устал от Манта.

— Я считаю его самым большим из ваших городов. Есть ли другие? Но и этот по-настоящему поразил меня.

— А, их сотни. Повсюду эти города, не изменяющиеся, как миры. И повсюду скука, миледи света, пока вы не пришли — путешествуя, как вы говорите. И еще со слугой-человеком — как его зовут?

— Нхи Вейни и также Кайя. Можно просто Нхи Вейни, с вашего позволения, милорд, — сказал Вейни, потому что, когда холодные глаза призрака повернулись к нему и на него уставилось колыхающееся лицо, ему показалось очень важным хоть что-нибудь сказать. Он в опасности. Без сомнения речь идет о его жизни, и только потому, что он человек, стоящий там, где он стоит, но есть и еще кое-что: взгляд, которым мужчина глядит на мужчину тогда, когда речь идет о женщине — и о крови.

Стеклянно-серый взгляд прошелся по нему, перешел на остальных и вернулся к Моргейн.

— Почему вы пришли?

— А почему бы и нет? — ответила Моргейн. — Я хорошо запомнила уроки отца, который считал, что мир — и даже ряд миров — слишком мало для него. Так считал Энджурин. Она отклонилась назад, стул встал на задние ножки, и внимательно посмотрела на висящий в воздухе образ Скаррина. — Судя по тому, что вы сказали, я думаю, что вы действовали точно так же, как и он — захватывали власть над одним миром, другим, третьим — я права? И наконец вы обнаружили, что этот мир точно такой же, как и предыдущий.

— И как тот, который перед ним, — сказал Скаррин. — И перед этим. Вы еще молоды.

— Как вы меня видите?

— Очень молодой, — мягко сказал Скаррин, ставший юношей с серыми задумчивыми глазами.

— Вы знали Энджурина, — сказала Моргейн.

— Очень давно, — от призрака осталось только лицо, плавающее в тени, красивое лицо с взглядом самой Моргейн, так что теперь Скаррин казался ее братом. — Энджурин мертв! Миры должны были содрогнуться.

— Да, они содрогнулись, — тихо сказала Моргейн. — И все изменилось, милорд пыли и устойчивости. Вы не любите свою жизнь. Рискните, присоединитесь ко мне.

— Для чего, с какой целью?

— Чтобы менять миры, милорд, менять то, что скользит между пространством и временем.

— И это я видел. Много эр, много миров. Я переживу даже следующую катастрофу. Что нового вы можете предложить мне?

— Не хотите ли рискнуть этой надеждой, мой более старший кузен? Риск позволяет легче переносить бессмертие — знать, что личная катастрофа вероятна, или, по меньшей мере, очень возможна, и быть уверенным, что время существует. Энджурин мертв. Разве это не говорит вам, что все возможно? Пойдемте со мной. Миры полны надежды.

— И баранов. Полны теми же самыми возможностями, теми же самыми трагедиями и теми же самыми маленькими сердцами и сознаниями, которые их ведут. Полны затхлыми поэтами, которые думают, что в космосе до них никто не мог ничего сказать. Полны мятежников, которые думают, что могут изменить мир к лучшему и убийц, которые не видят дальше собственного носа и вообще ни о чем не думают. Но, главным образом, полны баранов, довольных ртом, полным жвачки, своим маленьким стадом и бесконечным производством других баранов. А нас мало, и больше не становится, катастрофа постоянно возвращается, в пузыре несчастье за несчастьем. Однажды мир взорвется от бесконечной скуки. И вселенная ничего не заметит.

— Нет, — сказала Моргейн, потянулась, схватила Вейни за руку и притянула его к краю стола. — У меня есть новости для вас, милорд. Кел вышли наружу. Они взяли в космос его предков, так что теперь его кузены путешествуют там, не через ворота и не так далеко, как знают…

— Это их не спасет.

— Нет. Но они расширяют пузырь, милорд, который не видит изменений. Они вовлекают в процесс всех, кого встречают — и все становятся их союзниками. Неужели вы не видите этого, милорд из тени? Это и надежда и изменение. Его род — человечество — осознал ловушку. И избежал ее. Более того, они собираются проколоть пузырь.

Долгое молчание.

— Это убьет их, — наконец сказал Скаррин.

— Возможно. Они уже протянули нити далеко за пределы собственного мира, но еще не сплели достаточно густую сеть.

— Если они сами собираются сделать это, то, скорее всего, запутаются.

— Но они знают другие расы, которые спокойно делают это.

Вейни молча слушал, сердце билось сильнее и сильнее. Легкая рука Моргейн крепко держала его за локоть, судя по клятвам и уверениям разговора он стал всем человечеством, существование которого зависело от победы в этой борьбе. — Что я должен сделать, что я должен сказать, и что она говорит ему — о пузырях и нитях?

Этот лорд может убить всех нас. Он уже очистил свой дом от слуг и их добра, от баранов. Он уничтожил их, или послал в ворота — и собирается последовать за ними.

Человечество избежало ловушки.

Что это значит, что она говорит ему?

— Изменение, — сказала Моргейн, — возможно. Вот чем я занимаюсь.

— А этот — для наследника, — сказал Скаррин. — Для компании. Его потомки — наследники.

— Пойдемте со мной, — сказала Моргейн, — уничтожим нити, которые тянутся в бесконечность. Или привяжите себя покрепче к той, по которой вы прошли так далеко. И постепенно изменения могут стать возможными. Но вы не найдете их внутри узоров; вы обнаружите, что они привязаны к ним — кел, людям. И ко мне, лорд Скаррин, и к тем, кто со мной.

— То есть вы предлагаете служить вашим целям.

— Следуйте вашим. Разве я говорила хоть раз, что хочу больше чем одну дорогу и удовольствие от вашего общества? Мы расстанемся еще раз, милорд Скаррин — когда, никто не может сказать, ни вы, ни я. Вот вам шанс, милорд. Неужели вы слишком привязались к этому времени и этому миру? Неужели вы нашли свой собственный конец времени, и вы вполне довольны одиночеством среди ваших подданных — или я должна соблазнить вас?

— Соблазните меня.

— У нас есть запасная лошадь. — Она покрепче сжала руку Вейни и слегка улыбнулась. — Что вам надо, милорд — свита, топот слуг? У меня есть, немного, и они будут служить вам, как мне. Лошадь, спальный мешок, небо над головой — ваши кости все еще молоды, а в вашем сердце горит огонь. Пойдемте со мной и вы выучите то, что уже выучило более молодое поколение.

Призрак улыбнулся, медленно и ласково. — А Энджурин — поворот судьбы, давший вам жизнь — разве он не видел дальше этого?

— Возможно во всей вселенной есть только одна стоящая вещь, милорд родственник. Свобода.