Страница 172 из 187
– А знаки на клинке?
– Совершенно незнакомый язык. Причем, – Гладышев всмотрелся в сталь, – это не набивка и не инкрустация. Узоры обычно получаются путем набивки штампом‑штемпелем определенного узора на заготовку. Еще есть так называемый «дикий дамаск», который образуется в результате случайного перемешивания слоев металла при ручной ковке. Можно соединить эти методы. Существует также дамаск, называемый «харалужным» или «турецким». Это когда клинок отковывается из туго скрученных прутков неоднородного металла, – сев на любимого конька, Вениамин утратил обычную неразговорчивость. – В древности у кузнецов было много семейных секретов. Тайны хранили и передавали из поколения в поколения. Некоторые дошли до нас, как, например, закалка клинков в соке незабудки, другие явно превратились в легенду. Вроде той, что арабские кузнецы охлаждали сталь только в теле нубийских рабов строго определенного возраста. Все, что я могу, это весьма приблизительно определить возраст этого оружия. Если тебе необходимо, можно провести лабораторный анализ стали, но это все, чем могу помочь. Одно скажу точно: по качеству работа превосходит все, что я когда либо видел.
– И когда примерно могли изготовить такое оружие?
– Формой он похож на мечи, сделанные в Западной Европе. Если судить по внешнему виду, это середина – конец четырнадцатого века. До этого мечи, в основном, использовали, как рубящее оружие. То есть клинок был достаточно плоский, и его можно было относительно легко согнуть. Раньше клинки сечением напоминали линзу. Стачивая плоскость в так называемый «дол», им добавляли легкости и улучшали рубящие свойства. Начиная с конца тринадцатого века, меч, в связи с использованием тяжелой брони, стали использовать как колющее оружие. Для жесткости он приобрел грани, а дол стал более узким. На двуручных мечах перед эфесом лезвие не затачивали. Эту часть меча покрывали насечками или оборачивали кожей, чтобы по ней не скользила рука.
За разговором они вернулись в беседку и присели к столу.
– А где могли его сделать?
– Клейма оружейника нет, если не считать эти письмена. Можно предположить, что он изготовлен в Западной Европе, поскольку арабское оружие имело более изящные формы и было относительно легким. Здесь же у нас классический «полуторник», то есть можно работать мечом и одной, и двумя руками. Черт возьми, – Вениамин снова поднес меч к глазам, – я дорого бы дал, если бы мне удалось провести анализ металла! Что скажешь?
– Это надолго?
– Мне бы хоть частичку его отколоть. Совсем маленькую, а? – вид просящего Веньки был настолько необычен и не вязался с его суровым обликом, что Корсаков улыбнулся.
– И насколько маленькую частичку?
– Даже заметно не будет.
– Ладно, давай. Здесь можно посидеть?
– Посиди, конечно, – Гладышев обрадовано вскочил на ноги. – Я мигом! – Он выскочил из беседки и рысью удалился в сторону дома.
Корсаков закурил, сделал себе кофе, благо самовар не остыл.
Звякнул колокольчик на двери дома, и на дорожке, ведущей в беседку, показалась молодая женщина с подносом в руках. Она была в длинном платье, облегавшем фигуру, рыжие волосы уложены в затейливую прическу. Возможно, в доме она и смотрелась органично, но в саду, среди старых яблонь и почти одичавших ягодных кустов, казалась неуместной.
Игорь поднялся при ее приближении. Женщина улыбнулась.
– Игорь Алексеевич? Здравствуйте! Меня зовут Инга Юрьевна, – она поставила на стол поднос с бутылкой армянского коньяка, блюдечком с нарезанным лимоном и вазой с фруктами.
– Это что ж за великолепие? – полюбопытствовал Корсаков.
– Вениамин Владимирович попросил угостить вас.
– Так я же за рулем, – с сожалением заметил Корсаков.
– Ну, тогда фруктов отведайте.
– А скажите, Инга Юрьевна, почему при упоминании Павла Воскобойникова вы заметно смягчились при нашем телефонном разговоре? Мне даже показалось, что если бы я его не упомянул, вы бы так и не сказали Вениамину, что я звонил.
– Вы правы, – женщина мягко улыбнулась, – не сказала бы.
– Так в чем же дело?
– В том, что именно благодаря Паше Воскобойникову я вышла замуж за Вениамина.
– А‑а‑а, так он женат, – пробормотал Корсаков. – Позвольте, Пашка в отношениях с женщинами – полный дебил, простите за такое сравнение. Так каким же образом…
– Очень просто, – Инга налила себе чаю без сахара, уютно расположилась на скамейке. – Я работала преподавателем в Хотьковском училище, а Паша был знаком с директором. Однажды, несколько лет назад, он привез в училище Вениамина: тот хотел пройти курс обучения кузнечному делу. Договорились, что обучение будет заочное, и несколько раз в год Вениамин приезжал, привозил работы, сдавал зачеты. У него серьезная художественная подготовка, и обучение давалось ему сравнительно легко. Мы стали с ним друзьями, хотя, признаюсь, я рассчитывала на большее…
– Они с Пашей одного поля ягоды, – улыбнулся Корсаков, – женщин оба боятся, как монастырский послушник.
– Вы правы, но Вениамин все‑таки набрался смелости сделать мне предложение…
– А почему вы иногда называете его по имени‑отчеству?
– Веня слишком мягок с клиентом, и поэтому общение с заказчиком, а так же со знакомыми я взяла на себя.
– У вас хорошо получается, – ядовито заметил Корсаков.
– Спасибо, я стараюсь, – как ни в чем не бывало ответила Инга.
– Веня надолго пропал? – взглянув на часы, спросил Корсаков.
– Сказал: минут двадцать – тридцать. Что вы такое ему дали, что он чуть нос себе не расквасил на лестнице, когда поднимался в лабораторию?
– Раритетное оружие. Он хочет провести анализ металла.
– Да, при упоминании о древних мечах, саблях, алебардах и прочем он совершенно теряет голову. У него есть мечта – выковать новый Эскалибур. Вы не поверите, но чердак этого дома полностью завален материалами о временах короля Артура.
– Наверное, это неплохо, когда у человека есть хобби, – пожал плечами Игорь.
– Если оно не становится навязчивой идеей. В последнее время он стал успокаиваться, а тут вы с этим оружием, – Инга покачала головой. – Снова будет ходить, как сомнамбула. Клиенты начнут нервничать, ученики бездельничать, а меня он совсем перестанет замечать.
– Сочувствую, но я же не знал.
– Да ничего, Игорь… Вы позволите мне так вас называть?
– Конечно, ради бога!
– Ничего страшного в этом нет, но в такие моменты я ощущаю себя лишней.
– Женщина для художника лишней быть не может, – галантно возразил Корсаков.
Инга погрозила ему пальчиком:
– Я знаю вашу репутацию, так что давайте без комплиментов… А вот и Веня.
Гладышев шагал к ним от дома, и на лице у него было такое удовлетворение, что Корсаков сразу поверил жалобам Инги на увлечение мужа. Вениамин на ходу полировал меч мягкой тряпочкой. Подойдя, он протянул клинок Корсакову:
– Вот, посмотри, почти ничего не заметно.
Игорь внимательно осмотрел меч и увидел едва заметную щербинку возле гарды, куда указывал палец Гладышева.
– Это было не просто, – с уважением к качеству стали сказал Вениамин. – Знаешь, я тут подумал… За то, что ты мне позволил отколоть кусочек, я отремонтирую «карабелу» бесплатно.
– Тем лучше, – Корсаков положил на стол обломки сабли, завернул меч и поднялся. – Ну, мне пора. Веня, можно будет узнать результаты анализов?
– Конечно. Оставь номер телефона, и я тебе позвоню.
Корсаков продиктовал номер и, сопровождаемый супругами Гладышевыми, направился к выходу. Ученики кузнеца оставили работу и вышли подышать свежим воздухом. Проходя мимо, Вениамин что‑то буркнул в их сторону, и они вернулись к наковальне. Уже выходя из кузницы, Корсаков услышал, как застучал молот и, контрапунктом, зазвенел молоток.
Вышли за ворота. Дом Гладышева стоял последним в ряду домов перед длинным пологим спуском к окруженному ивами пруду. Дальше виднелся запустелый парк.
– Говорят, там была усадьба бабки Лермонтова, – сказала Инга, взяв под руку мужа и прислонившись к его плечу. – Все собираемся сходить, да недосуг.