Страница 169 из 187
– Чего она хотела?
– Чего хотела? – задумчиво переспросила Анюта.
Она резко затормозила, позади возмущенно засигналили – машина встала прямо посреди проезжей части. Анюта включила аварийные сигналы.
– Пошел ты! – она на мгновение обернулась к окну, высунула по локоть руку с оттопыренным средним пальцем и вновь повернулась к Корсакову: – Она хотела знать, почему ты со мной. Чем я тебя приворожила, ну и так далее.
– А ты что сказала?
– Точно не помню. Видишь ли, она отразилась в зеркале, когда я в него смотрелась, а у меня после того, как я услышала зов о помощи, голова шла кругом. Она разделась и я… не я, а мое отражение, оказалось рядом с ней. Мы стояли рядом и сравнивали друг друга. Совершенно идиотское положение.
– Да уж, – пробормотал Корсаков и, мечтательно закатив глаза, добавил: – Хотел бы я поучаствовать в этом поединке. В качестве судьи, конечно.
– Тебе все шуточки, – Анюта закусила губу.
– Ну, ну, радость моя, – Корсаков привлек ее к себе. – Ты что, настолько в себе не уверена?
– Она очень красивая. Просто невероятно красивая, – вздохнула Анюта.
Корсаков облизнулся и плотоядно причмокнул:
– Ты полагаешь?
– Да, что есть, то есть, – Анюта завела двигатель, глянула в зеркальце и тронула машину.
– Ну, собственно, фигура у нее, практически, безупречна, – глубокомысленно заявил Корсаков.
– Не сказала бы, что безупречна, – с деланным равнодушием заметила Анюта. – Грудь у нее обвисшая.
– Серьезно?
– Ну, если ты думаешь, что это не так, то у тебя просто испорченный вкус, – Анюта пожала плечами. – Конечно, обвисшая!
– А на ощупь и не скажешь, – пробормотал Корсаков.
– Что значит «на ощупь»? – взвилась, было, Анюта, но тут же обмякла. – Ах да, ты же с ней трахался. Все равно у меня грудь крепче и форма лучше.
– М‑м‑м…
– Ты что, сомневаешься? А бедра? Ты видел, какие у нее бедра? По‑моему, имея такие бедра, ходить нужно только в безразмерном балахоне. Неприемлемо широкие бедра! Я не видела ее сзади, но уверена, что у нее целлюлит!
– Однако ноги у нее стройные и длинные, – продолжал гнуть свое Корсаков.
– Щиколотки тонковаты, – безапелляционно заявила Анюта, – и ступни слишком маленькие для ее роста.
– А какая она гибкая! Ты бы только видела, что она может…
– Да не больше меня. Она же старуха, милый мой! Представляю, как у нее кости скрипят. Ты что, любитель антиквариата? Да я тебе такое покажу…
Анюта осеклась, взглянула на Корсакова. Тот едва сдерживал смех, но, увидев, что разоблачен, заржал во все горло.
– Ты издеваешься! – Анюта бросила руль и заколотила его кулачками.
Прикрываясь одной рукой, Корсаков схватился за руль.
– Я тебе покажу гибкая, я тебе устрою на ощупь! – продолжая дубасить его, вскрикивала Анюта.
– Ну, все, все, сдаюсь… сдаюсь, говорю, – Корсаков улучил момент, схватил Анюту за шею и впился губами в полуоткрытый рот, успев при этом убедиться, что впереди дорога свободна.
Она некоторое время сопротивлялась, но потом расслабилась и жадно припала к нему, отвечая на поцелуй. Корсаков чуть повернул руль, направляя машину к обочине. Постепенно замедляя скорость, «daewoo» остановилась.
– Какой ты паразит, – пробормотала Анюта, отрываясь от Корсакова и тяжело дыша.
– Есть немного, – согласился тот.
– Я тебя хочу. Прямо сейчас.
– Никогда не трахался в машине на Садовом кольце, – сказал Корсаков. – Но лучше это делать ночью. Поехали домой.
– Уф‑ф, – Анюта посмотрелась в зеркальце заднего обзора, поправила волосы. – За такие шутки, знаешь, что?
– Что?
– Отдать тебя этой старухе на съеденье.
– И в правду отдашь?
– Вот тебе! – Анюта состроила из пальцев фигу. – Сама съем! Сегодня же. Вот только приедем, – пообещала она.
Однако исполнение обещания пришлось отложить. Свернув в переулок, ведущий к особняку, Анюта коротко выругалась. Корсаков хоть и поморщился – сколько времени убил, пытаясь объяснить, что женщине так выражаться не пристало, – на этот раз был с ней солидарен.
Возле особняка стоял знакомый черный джип, размерами сравнимый с автобусом, а под окном похаживал, по‑хозяйски оглядывая дом, Александр Александрович Кручинский. Двое охранников, один со стороны Арбата, другой – с Сивцева Вражка, оберегали его от неожиданностей.
– Не иначе за долгами приехал, – пробормотал Корсаков.
– За какими? – не поняла Анюта. – А‑а, ты насчет клиники? Да, пришлось пообещать ему, что помогу в делах по мере сил… сдуру ляпнула, что бабушка передала мне свой дар. Он хоть и вполне современный бизнесмен, но верит в экстрасенсорику, астрологию и черт знает во что еще.
– Широкие интересы у папы, – сказал Корсаков. – Никакого желания общаться с ним у меня нет. Ты уж извини.
– Да ладно, что я, не понимаю. Но все‑таки он нас выручил.
– Ага, только теперь неизвестно, что потребует за услугу.
Анюта остановила автомобиль. Александр Александрович уже шел навстречу с распростертыми объятиями.
– Дочурка, ненаглядная моя, я уже полчаса жду. Здравствуйте, Игорь Алексеевич!
Корсаков вежливо кивнул в ответ, обходя папу по большой дуге во избежание рукопожатия.
Александр Александрович отвел дочь в сторону. Корсаков открыл дверь и поднялся наверх. Он вдруг почувствовал себя невыносимо усталым и, плюхнувшись в кресло, закрыл на минуту глаза. В особняке было тихо – магазин антиквариата, располагавшийся во второй половине и выходящий окнами на Арбат, начинал работу в десять. Да и то стены были настолько толстыми, что никаких звуков оттуда не доносилось. Разве что когда в магазине делали очередную перепланировку.
Корсаков крепко потер ладонями лицо, как бы смахивая сонливость. Через раскрытую дверь он увидел в спальне старинный шкаф. Шкаф как шкаф, зеркало как зеркало. «Стало быть, через него проходит в наш мир Хельгра, – подумал он. – Выбросить к чертовой матери или разбить, если уж Анюта не может им пользоваться? Пока не может, но кто знает, какие знания ей откроются сегодня, завтра, через неделю? Нет, пока оставим как есть. Пусть стоит, чудо дубовое».
Он прошел в спальню, вытащил из‑под кровати сверток с мечом и саблей, развернул и присел на корточки. Саблю хотелось бы отреставрировать. Корсаков вспомнил Вениамина Гладышева, приятеля по худграфу, который, по слухам, занялся кузнечным делом. Даже специально учился где‑то. Пожалуй, Венька сможет заменить сломанный клинок. Сталь, конечно, такую не найдешь, но что‑нибудь подобное отыскать можно. В этом Корсаков не сомневался. Неужели технологии двадцать первого века, в том числе и металлургические, уступают технологиям двухсотлетней давности?
А вот меч… Если Венька спец по художественной ковке, то должен худо‑бедно разбираться в холодном оружии. Узнать хотя бы, где такие мечи делали, – уже немало.
На лестнице послышались голоса. Корсаков завернул оружие и вновь спрятал его под кроватью.
Анюта заглянула в спальню.
– Игорь, мне придется уехать ненадолго, – сказала она виновато.
– Вы уж извините, Игорь Алексеевич, – зарокотал за ее спиной Сань‑Сань, – что увожу дочурку. Самое позднее после обеда она вернется.
– Ну, если надо, значит, надо, – развел руками Корсаков. – Мне тоже, возможно, придется уехать. Машину оставишь?
Анюта передала ему ключи.
– Ты поспи хоть немного. У тебя круги под глазами, как у трубочиста, – сказала она.
– Если получится. Дай на минутку телефон – надо Пашке позвонить.
– А в чем дело?
– Хочу кое‑что узнать насчет нашего однокурсника, – уклончиво ответил Корсаков, не желая при Александре Александровиче вдаваться в подробности.
Анюта отыскала номер Воскобойникова и передала трубку Корсакову.
Ответила Марина. Расспросив, как доехали и как, вообще, дела, Корсаков попросил позвать Пашку. Марина сказала, что он где‑то на втором этаже, обсуждает с заказчиком планировку комнат, но она сейчас его позовет. Через пару минут в трубке раздался баритон Воскобойникова. Оглядываясь на Сань‑Саня, бродившего по комнате, Корсаков разузнал, где сейчас обитает Венька Гладышев. Оказалось, что тот открыл свое дело – кует ограды в художественном стиле, решетки на окна, ну и так, по мелочи. Воскобойников рассказал, что виделся с Вениамином около полугода назад, был у него в мастерской.