Страница 73 из 82
Первым полковник увидел не Адама. Тот хромал позади, с Труслоу и старшиной Проктором. Первым увидел Таддеуса Бёрда, лишившего Фальконера его драгоценного Легиона, а, следовательно, шанса прославиться.
— Что ты, мерзавец, сделал с моим Легионом?! — возопил полковник, — Что ты с ним сделал?
Таддеус Бёрд несколько секунд взирал как бы сквозь разгневанного Фальконера. Затем расхохотался.
— Будь ты проклят, чёртов Дятел! Будь ты проклят! — Фальконер, казалось, близок к тому, чтобы хлестнуть захлёбывающегося от смеха Бёрда плетью по лицу.
— Адам ранен. — учитель, наконец, справился с приступом веселья, — Но ничего серьёзного. Сражался на отлично. Они все сражались на отлично. Ну, или почти все. Только придётся научиться брать прицел ниже. Многому придётся учиться. Но для первой схватки недурной результат.
— Недурной?! Да Легиона больше не существует! Из-за тебя, будь ты проклят! Ты дал его разбить в пух и прах!
Полковник дал шенкеля Саратоге, посылая его навстречу Адаму, повисшему на плечах сержанта со старшиной.
— Адам? — тон у полковника был обескураженным, потому что его раненый сын улыбался.
— В лес не суйся, Фальконер. — остерёг Труслоу, — Он кишит чёртовыми янки.
При виде странной улыбки сына Фальконер начал заводиться вновь, хотел было взгреть за то, что не одёрнул Бёрда, но заметил пропитанную кровью штанину, и неласковые слова застряли в глотке. Он смущённо отвёл взгляд. Из-за деревьев, припадая на ногу, вышел очередной беглец в серой форме. Старбак! Ярость затмила разум Фальконера, и он ринулся к тому, кого считал главным виновником приключившегося с Легионом несчастья.
Старбак был пеш. Оставив позади янки, он торопился догнать Адама со спутниками и понял, что Покахонтас ранена, лишь когда она споткнулась. Только в тот момент он обратил внимание на то, что на поводьях у рта кобылы пузырится кровавая пена. Лошадь шатко прошла ещё шаг и завалилась набок. Старбак успел выдернуть ступни из стремян, хотя вывернул щиколотку. Копыта Покахонтас дёрнулись, и лошадь испустила дух. Старбак застыл над ней в полном ступоре. Изо рта кобылы текла кровь, на которую, гудя, слетались мухи.
В лесу стояла тишина. Где-то в отдалении трещали выстрелы. Рядом же, похоже, не было ни души. Случайно опершись на левую ногу, Натаниэль зашипел от боли. Ступня горела огнём. Отыскав в куче бурой прошлогодней листвы обронённый туда при падении револьвер, сунул его в кобуру. Что дальше-то? Соображалось плохо, слишком много событий для одного утра. Вспомнив, что полковник упоминал о ценности седла на Покахонтас, Старбак почему-то решил: если не вернуть Фальконеру седло, будет хуже. Опустившись на колени, юноша расстегнул подпругу, кое-как стащил тяжеленное сооружение из кожи и дерева с мёртвой кобылы.
Он плелся, страдая от боли в лодыжке, изнемогая под весом треклятого седла. Донимала жара. Кроме того, чёртова сабля, которую он не мог поправлять (обе руки были заняты этим гадостным седлом), так и норовила юркнуть меж сапог, когда Натаниэль переставлял ноги. После третьего раза терпение Старбака лопнуло. Он положил седло, отстегнул паршивую железку и зашвырнул её так далеко, как смог. Частью сознания он понимал, что сабля важнее сбруи, но седло превратилось в навязчивую идею, и он упрямо пёр седло по лесу. Услышав голоса и пение трубы, Старбак испугался, что его возьмут в плен. Он положил на землю седло, поспешно достал Саваж, взвёл нижний курок. Дальше он тащил седло, не выпуская изготовленного револьвера. Пистолет, к счастью, не понадобился, а вскоре лес кончился, и перед Старбаком открылась долина, усеянная отступающими южанами до самого Уоррингтонского тракта, за которым на голой вершине холма, где встретил рассвет Легион, виднелся домик вдовы Генри и чьи-то пушки, то ли янки, то ли конфедератов.
— Скотина!
Старбак дёрнулся на крик. Полковник Фальконер, будто ангел мщения, летел к нему во весь опор. Осадив Саратогу прямо перед юношей так резко, что того осыпало комьями грунта из-под копыт, полковник взревел:
— Ты! Что ты, сукин сын, сотворил с моим Легионом?! Я же приказал тебе убираться в твой чёртов Бостон, к твоему чёртовому богомольному папаше!
Вне себя от ярости к северному выкормышу, полковник поднял плётку и стеганул ею Старбака. От боли Натаниэль на миг задохнулся, попятился и упал на спину. Что-то горячее полилось из носа на верхнюю губу.
— Седло принёс. — хотел зачем-то сказать он.
Не успел. Полковник хлестнул его второй раз, третий:
— Грязный янки, пособил своим землячкам, да? Ты уничтожил мой Легион, подонок!
Фальконер поднял хлыст для четвёртого удара.
Из-за деревьев появились солдаты северян. Один из них, капрал, был в той ватажке, на которую напал в лесу Старбак. Вид конного вражеского офицера в пятидесяти метрах напомнил о только что погибшем товарище, и капрал, пав на одно колено, выстрелил во всадника. Стрелком капрал был метким. Свинец ударил полковника в правую руку, расщепил кость, рикошетом пропахал мясо на рёбрах и увяз в мягких тканях живота. Выбитый из руки хлыст, крутясь, улетел назад.
— Боже! — охнул Вашингтон Фальконер.
Волна накатившей боли заставила его заорать, а, попытавшись опустить руку, он обнаружил вместо неё месиво из костей и кровавых лохмотьев. Тогда он закричал от ужаса.
— Полковник! — Итен Ридли ударил шпорами лошадь и пригнулся к гриве.
С края леса грохнул залп, и пули Минье провизжали над шако Ридли. Саратога увозил изувеченного хозяина прочь. Старбак, сидевший на земле, закрылся от плети правой рукой с револьвером, и Ридли решил, что «преподобный» убил Фальконера.
— Ты застрелил его! — воскликнул он, выхватывая револьвер.
Ошеломлённый Старбак краем глаза заметил надвигающего на него всадника. Ридли! В ту же секунду прогремел выстрел, тяжеленное седло у ног юноши подбросила пуля, и оно подскочило, как живое. Старбак будто очнулся. Сзади набегали янки. Ридли, не желая попасть в плен, отворачивал кобылу.
— Ридли! — окликнул врага Старбак.
Тот не обернулся. Тогда Натаниэль вскинул неуклюжий Саваж. Он дал обещание, а обещание должно сдерживать. Верхний спусковой крючок отжался назад, курок вышиб пучок искр, отдача подбросила револьвер.
Ридли закричал и выгнулся дугой.
— Ридли! — хрипло рявкнул Старбак.
Янки позади вновь нажали спусковые скобы винтовок. Свинцовый рой прожужжал над Старбаком. Кобыла Ридли с жалобным ржаньем встала на дыбы. Её раненый всадник сбросил стремена и обернулся на Старбака.
— Это за Салли, сволочь! За Салли!
Пусть имя Салли будет последним, что хлыщ услышит в жизни! Вторая пуля из Саважа ужалила Ридли в спину. Застонав, как единое существо, лошадь и всадник тяжело рухнули на землю. Кобыла поднялась и поскакала прочь. Ридли остался лежать, судорожно скребя конечностями.
— Ты сволочь, Ридли! — Старбак встал на ноги и выстрелил в третий раз.
Пуля вздыбила фонтанчик пыли рядом с южанином. Терзаемый ужасом и болью Фальконер, которого верный Саратога уносил прочь, оглянулся.
— За Салли! — рявкнул Старбак, всаживая в умирающего врага последнюю пулю.
Мгновением позже в Ридли угодил заряд конфедератской картечи, скрыв Старбака от Легиона и его полковника стеной горячего железа, земли и плоти Ридли.
Жаркая волна выбила из Натаниэля дыхание и швырнула на спину. Поднявшись с грунта, он ощупал себя. Цел. Он был в крови с головы до ног, но это была кровь Ридли. Картечные разрывы чёрно-красными цветами распускались в синей массе выходящих на склон из леса северян. Отступающие конфедераты бежали к холму напротив, голый гребень которого там, где стояли батареи, был увенчан дымной короной. Натаниэля, несмотря на жару, бил озноб. Он впился взглядом в кучу костей, мяса и кровавых тряпок, бывшую ещё пару минут назад Итеном Ридли. Ридли мёртв. Мёртв.
Один из набегавших сзади северян пинком выбил из руки Старбака Саваж и, ударом приклада уложив юношу на землю, приказал не дёргаться.
Натаниэль и не дёргался. Уткнувшись в душистую траву, он вспоминал гримасу, исказившую лицо Ридли, когда тот осознал, что доставшие его пули — привет из Ричмонда от обманутой им девушки. Вспоминал, и не испытывал ни малейших угрызений совести за взятый на душу страшный грех убийства. Наоборот, его распирала гордость. Он убил своего врага. Он сдержал данное им Салли слово. Он разразился смехом, странным, каркающим.