Матрица террора

—Давненько мы не виделись, — сказал он, окидывая Юмаши внимательным взглядом. — Ты вырос.

—Мне казалось, мы договорились, что больше не будем встречаться, — холодно произнес парень, не обращая внимания на замечание своего ночного гостя.

—Да, — согласился мальчик, — я помню о нашем договоре.

—И, тем не менее, ты нарушил его.

—Но ведь и ты согласился принять меня, — возразил он. — Нам нужно поговорить.

—Нет, Зен. Наш разговор закончился много лет назад, и закончился не лучшим образом. Нам не о чем разговаривать, — жестко заметил Юмаши.

—Я же просил тебя не называть меня Зеном, — мальчик нахмурился. — Если педагоги узнают, как меня звали…

—Ты хотел сказать: как тебя зовут, — перебил Юмаши. — Да, тогда они поймут, что ты не умер, хотя я уверял их, что тебя давно нет в живых. Ну и что тогда? Разве это плохо? Или ты намерен всю жизнь бегать от самого себя?

—Нет, я не собираюсь бегать от того человека, которым был когда–то, я собираюсь раз и навсегда избавиться от него, — заявил мальчик. — Почему я это делаю, не имеет значения, важно лишь одно — Зен мертв, теперь его место занял Зейд.

—Ладно, у меня нет времени на споры по поводу имен. Кроме того, как гостеприимный хозяин, я обязан выслушать тебя… Зейд, — Юмаши сделал паузу. — Итак, зачем ты пришел?

—О, разве ты не знаешь, зачем я пришел к тебе? — усмехнулся Зейд. — Ты, великий провидец и мудрый философ. События развиваются стремительно, скоро начнется самое интересное. Я пришел, чтобы задать тебе тот же вопрос, который задавал много лет назад. Мне нужна твоя помощь.

Юмаши откинулся на спинку стула. Свет от фонаря упал ему на лицо.

—Ты хочешь, чтобы я помогал тебе убивать и грабить? — Голос его слегка дрогнул.

—Я хочу, чтобы ты помог мне разрушить прогнившую систему и освободить тех, кто стал ее жертвами, — поправил его Зейд, не обращая внимания на сарказм, прозвучавший в словах Юмаши. — Много лет назад ты сказал, что нам никогда не добиться успеха. Но теперь ты убедился: даже без твоего участия мы успешно осуществляем задуманное.

—Ты измеряешь успех количеством трупов? — холодно бросил Юмаши.

—Я измеряю успех той силой, которую набирает наше движение, и тем, насколько быстро педагоги теряют власть, — с жаром воскликнул Зейд. — Их власть тает на глазах. Сегодня нам удалось убить начальника полиции! Ты никогда не верил, что найдутся люди, готовые умереть за наше дело. Но такие люди нашлись, они сражаются и умирают независимо от того, помогаешь ты нам или нет. Хотя ты, Юмаши, мог бы спасти их жизни. Если, по–твоему, жизнь представляет такую огромную ценность, помоги нам.

—Помочь вам спасти жизни бунтовщиков ценой жизней полицейских? — задумчиво произнес Юмаши. — Зейд, я не считаю жизнь других людей менее ценной, чем жизнь твоих ребят.

—Ты по–прежнему жалеешь педагогов, после того что они с тобой сделали? — Зейд удивленно вскинул брови. — Или ты стал сентиментальным?

—А ты нет? — в свою очередь удивился Юмаши. — Мэр — так мы его теперь называем — не сделал ничего такого, что могло бы спровоцировать меня на ответные действия. И он, в отличие от тебя, ни разу не посмел обратиться ко мне за помощью.

—Ах, какой благородный человек! А тебе известно, что он отдал приказ уничтожать тех, кого исключают из школы? А ведь эти дети не успели причинить ему вреда. — Зейд ухмыльнулся, видя, как Юмаши подался вперед, его глаза расширились от ужаса. — Ты, кажется, удивлен? Напрасно. Они показали свое истинное лицо, только и всего.

—Это ты вынуждаешь их принимать ответные меры, — с горечью заметил Юмаши.

—Я тебя умоляю, — отмахнулся Зейд. — Педагоги всегда были извергами, они только тем и занимались, что закручивали гайки, а наши действия лишь немного ускорили процесс.

—Именно поэтому я не хочу иметь дела ни с ними, ни с вами.

—И что же ты намерен делать? По–прежнему гнить в этой дыре, попусту теряя драгоценное время вместо того, чтобы использовать свой талант, помогая нам в борьбе за свободу и справедливость? — В голосе Зейда звучало явное разочарование.

—Мой талант — это мое личное дело, и никого не касается, как и на что я трачу свое время, — заявил Юмаши.

—И на что же ты тратишь свое время?

—Я уже сказал: это никого не касается. Не надо совать нос туда, куда не следует.

—Послушай, ты ведь умный парень, — прошипел Зейд. Он сжал кулаки и, подавшись вперед, всей грудью навалился на стол. — Вылезай из своей норы. Пошли со мной, и вместе мы в два счета расправимся с педагогами. Да мы свалим их меньше чем за год! — Зейд перевел дыхание. — Хотя, что я говорю. Ты предпочитаешь сидеть здесь, на пустой улице, потягивать лимонад, читать книжки и ничего не делать.

—Я никогда не говорил, что предпочитаю ничего не делать, — возразил Юмаши. — Я делаю, и делаю очень многое, но по–своему — так, как считаю нужным. Ты словно метеор, яркий, блестящий, вокруг тебя все горит и взрывается, ты хочешь шума и славы, ты работаешь напоказ, а я действую гораздо мягче и терпеливее.

—Только результата от твоих действий что–то не видно, — Зейд саркастически скривил губы. — Если люди ничего не знают ни о тебе, ни о том, что ты делаешь, то какой смысл в твоей работе?

—Возможно, смысл в том и заключается, чтобы делать то, что считаешь нужным, а все остальное значения не имеет, — Юмаши пожал плечами. — Ладно. В любом случае, какой бы интересной ни была наша дискуссия, ты явился сюда, чтобы задать мне конкретный вопрос, и ты его задал. Полагаю, на этом нашу встречу можно считать законченной. Или у тебя есть еще вопросы?

—Нет. Только один.

—В таком случае вынужден тебя огорчить, мой ответ по–прежнему остается «нет». И пожалуйста, не нужно больше обращаться ко мне с этим вопросом.

—Хорошо. Я уважаю твое желание, — сказал Зейд, поднимаясь из–за стола. — Но я надеюсь, что ради нашего с тобой прошлого ты подумаешь и, возможно, изменишь решение.

—Нашего с тобой прошлого, — повторил Юмаши. — Неплохое было время, верно, Зейд? — Он склонил голову набок и прикрыл глаза, словно вспоминая о чем–то приятном.

—Да, не стану отрицать, — согласился Зейд. — Веселое было время.

—Тогда мы оба ходили в школу, — заметил Юмаши.

—Если ты предлагаешь вернуться к старым временам или пытаешься убедить меня, что тогда было лучше, чем теперь, — не трать понапрасну силы, — отрезал Зейд. — Я слишком долго наслаждался свободой, чтобы тосковать о прошлом. Просто, видя, как ты маешься тут от безделья, я подумал, что, возможно, ты захочешь присоединиться к нам.

—У меня было целых два года, чтобы подумать об этом, Зейд, — усталым голосом сказал Юмаши. — Но если я когда–нибудь изменю свое решение, я дам тебе знать.

—Не сомневаюсь, — голос Зейда неожиданно смягчился. — Береги себя.

—Обязательно. Ты тоже, — мягко добавил Юмаши. — Постарайся, чтобы тебя не убили на твоей войне.

—Постараюсь. Я пока не собираюсь умирать, — впервые за все время разговора парень почувствовал напряжение в голосе Зейда. — Прощай, Юмаши. Думаю, мы не скоро увидимся.

—Думаю, что не скоро, Зен… Зейд, — Юмаши взглянул на его освещенное желтоватым светом лицо. — Рад был повидаться с тобой.

—Я тоже, — Зейд повернулся и пошел прочь.

Он уходил все дальше и дальше. Предводитель бунтовщиков ни разу не обернулся, хотя шел очень медленно, опустив голову и сгорбив плечи, — единственный признак того, насколько велико было его разочарование.

Юмаши некоторое время смотрел в темноту, которая поглотила Зейда. Забытый стаканчик с лимонадом сиротливо стоял на столе. Затем он решительно тряхнул головой и поднялся на ноги.

—Пора, — произнес он вслух.

—Ты шутишь, — сказал Тэк, уставившись на стеклянную банку.

—Нет, мой друг, я говорю вполне серьезно, — в голосе Юмаши слышалась непривычная усталость.

Тэк с трудом дождался окончания уроков. Выскочив из школы, он помчался по знакомому переулку, туда, где за деревянным забором начинался Девятнадцатый район. Всю дорогу мальчик гадал, какую работу предложит ему продавец лимонада, но, когда он, задыхаясь от быстрого бега, появился во владениях Юмаши, оказалось, что приготовленное для него задание не имеет ничего общего с теми предположениями, которые строил Тэк. Хозяин поставил перед ним банку, наполненную каким–то странным порошком, похожим на сероватую муку. Однако он не стал мучить Тэка загадками и сразу объяснил, что это соль, смешанная с перцем. Работа заключалась в следующем: отделить перец от соли, разложив их на две кучки.