Страница 53 из 92
— 17-го состоялось заседание правительства, и Павлов затем приехал на совещание на объект КГБ — это рядом с магазином «Лейпциг». Министр обороны маршал Язов взял на совещание меня и генерала армии Варенникова. Были почти все члены Политбюро. Павлов реально обрисовал обстановку: страна остается голодной и холодной, люди, по сути дела, без средств на существование. Урожая мы собираем, по сути, половину, вторая половина остается на земле… На заседании правительства все, кроме одного или двоих, были за введение в стране чрезвычайного положения.
— В какой обстановке проходило это совещание?
— Некоторые говорят, что было застолье. Нет, на столе стояла бутылка виски, его никто и не пил, пили только чай и кофе. Потом Крючкова пригласили к телефону ВЧ, и я слышал, как он говорил: «Да, Михаил Сергеевич, мы тут обсуждаем проблему — Павлов рассказывает о заседании правительства». Когда Владимир Александрович закончил разговор, он сказал: «Ну вот, Михаил Сергеевич всем передает привет». После того решали, кто к Горбачеву поедет, чтобы вводить чрезвычайное положение.
— То есть Михаил Сергеевич все изначально знал и поддерживал такой вариант решения проблемы?
— Некоторые сразу сказали, что надо иметь и запасной вариант, что Горбачев может «подставить», — мы ведь его знали. Я тоже был одним из кандидатов, кто мог к нему полететь…
— Что же помешало?
— Мы обсудили ситуацию в регионах: где как могут откликнуться на введение чрезвычайного положения. Больше всего недоверия было к Звиаду Гамсахурдия, ждали, что он может там выкинуть, а это был мой регион… Министр мне сказал: «В случае чего ты мне нужен здесь». Поэтому полетел Валентин Иванович.
— А что в это время, говоря военным языком, делал противник?
— Ельцин находился в Алма-Ате. Была информация, что он там играет в теннис… Решили: встретить его во Внуково или на Чкаловском должен министр обороны или Крючков, поговорить с ним. А чтобы не было эксцессов, Грачев, как командующий ВДВ, должен был обеспечить своими разведчиками «внешнее кольцо безопасности». Но потом подумали: хорошо, если он будет трезвый, а если… Тогда разговора не получится. Чтобы это предотвратить, решили — пусть он летит, садится, как и положено…
— То есть никто его арестовывать или — об этом очень много тогда кричали — «ликвидировать» не собирался?
— Да ну, ерунда какая! Кстати, я видел список на интернирование, почти 80 человек. По нему почему-то именно к нам, в Медвежьи Озера, — будто специзоляторов не было — привезли Уражцева, Гдляна. Но это второстепенные люди. Я даже министра спросил, зачем они нам нужны? В списке не было ни руководства Верховного Совета, ни руководства страны… Потом, конечно, все говорили — да и я сам говорил, что такого списка нет.
— Считайте «репликой в сторону»: Ленин, помнится, писал, что «нельзя играть в восстание»…
— Но поначалу, когда я только вернулся из Ялты, все казалось серьезно. Когда 17-го числа, в субботу, мы ехали домой после совещания на объекте КГБ, Язов мне говорит: «Организуй завтра совещание, принеси положение о введении чрезвычайного положения». Утром мы, по-моему, в 8 часов собрались, я оповестил генералов, кто куда полетит. Инструктаж министра был очень коротким: в случае каких-либо недоразумений не допустить провокаций, не допустить втягивания в них войск. Положение о введении ЧП размножили на ксероксе, каждому отдали, на самолеты — и все улетели.
— Это было 18 августа…
— Да. Вечером позвонил Дмитрий Тимофеевич: «Поехали на совещание». Мы приехали — они как раз возвращались от Горбачева. Случилось то, что мы предвидели…
— Михаил Сергеевич не поддержал создание ГКЧП?
— Это был хорошо разыгранный спектакль, которым кто-то умело дирижировал. Посмотрите, кстати, воспоминания зарубежных политиков о Горбачеве. Сейчас он признает, что у него сохранялись и охрана, и связь… А тогда, помните, «форосский узник»!
— Все-таки о чем шла речь в Форосе? Кто говорил с Горбачевым?
— К нему летали Бакланов, Шенин, Болдин и Варенников. Разговор начался около пяти вечера, беседовали минут тридцать. Беседа, естественно, не стенографировалась. Горбачеву предложили издать указ о введении чрезвычайного положения в стране, передать на время президентские полномочия Янаеву, как вице-президенту. Но Михаил Сергеевич никакие бумаги подписывать не стал, хотя и дал понять, что разделяет обеспокоенность ситуацией в СССР. Прощаясь, как вспоминал Валентин Иванович Варенников, сказал им: «Черт с вами, действуйте».
— Для членов будущего ГКЧП уклончивая позиция Горбачева оказалась моральным ударом…
— Да, Янаев и Павлов сидели тогда поддатые. Они, видимо, рассчитывали, что Бакланов — он тогда был заместителем председателя Совета обороны при Президенте СССР — привезет письменное согласие на передачу власти Янаеву, а тут надо было самим брать ответственность на себя… Я спросил позднее у Язова: «Товарищ министр, как мы могли с ними связаться?»
— А как возникла идея ввести танки в город?
— Дело было так. В воскресенье закончилось совещание. Янаев подписал документы и вдруг обращается ко мне — я сидел в форме: «Ну что, генерал, вводи войска в Москву!»
— План ввода войск уже был отработан?
— Никаких планов ввода войск не было! Зачем войска?!
— А что еще можно было сделать в той ситуации?
— Знаете, если бы Лукьянов сразу собрал Верховный Совет, все было бы совершенно законно! И тогда бы Союз сохранили…
— Как вы поступили после такого указания?
— Я убыл к себе, переговорил с Грачевым, с Калининым — командующим войсками Московского округа… Через некоторое время звонит Калинин: «Я получил команду на ввод двух дивизий в Москву!» Я ничего еще не успел ему сказать, звонит Язов: «Зайди ко мне!» Понимаю, что предложения тут уже спрашивать не будут. «Владислав Алексеевич, я дал команду, — сказал министр. — Садитесь на управление войсками». Ну если он дал команду, не буду же я говорить — зачем?
— Сейчас понятно, что это было ошибочное решение. А тогда?
— Я сразу сказал Крючкову: «Сейчас понедельник, первый час ночи. Надо поднять войска по тревоге, поставить задачу, вывести в запасный район, сформировать колонны… Мы сможем войти только в 8—9 часов, когда в Москву будет съезжаться транспорт с дач, отовсюду… Это самое плохое! Дров можем наломать!» Но команда есть команда. Войска вошли — две дивизии. Понятно, не целиком — всего четыре тысячи военнослужащих, но танков много — более трехсот, свыше четырехсот бронетранспортеров и БМП.
— Какие задачи им были поставлены?
— Мы определили, какие объекты следует немедленно взять под охрану. Ну, Кремль — это брал на себя Комитет. Роту спецназа ВДВ я направил на Останкинский телецентр, чтобы там не было каких-нибудь провокаций… Были взяты под контроль мэрия, Верховный Совет, Центральный банк — всего пять объектов. Войска вошли в город, и началось то развитие событий, которое вы все знаете.
— Помнится, шла истерия по поводу готовящегося штурма Белого дома…
— Эту операцию планировали, и ее должен был проводить я, хотя как таковой это операцией не назовешь. Просто было намерение разблокировать… Думаете, это было бы сложно? Обладая достаточным опытом и авторитетом среди десантников, я бы поставил задачу своим гвардейцам — и все было бы сделано без шума и пыли, даже без стрельбы…
— То есть вы все-таки готовились к штурму?
— Во вторник 20-го, утром, у меня было совещание, такой вопрос прорабатывался. Тогда пустили слух, что Лебедь то ли сдался, то ли застрелился…
— Какова была тогда роль Александра Ивановича?
— Лебедь был замкомандующего ВДВ по боевой подготовке, и я направил его к Белому дому с батальоном, по-моему, 51-го Тульского полка. Я же был депутатом, и делом моей чести было не допустить кровопролития… Скажу, что как солдат, как командир-десантник, Лебедь заслуживал тогда всякой похвалы! Потом уже стали говорить, что он там сыграл такую роль, спас демократию. Никто ничего не спасал! Лебедь был солдат!