Лишний

Он тогда также, только с охоты пришел. Обмылся, кружечку пива пригубил, отдохнул… Сейчас бы… да что с бабы толку, когда пузо на самый нос лезет. Вздохнул и пошел до травницы, поспрошать, что нужно, мяса свежего отнести, Лизка потом, как разделает, сбегает—договорятся, но свежак—дело такое. Там и встретил эту суку стоялую, все лыталась, на бедность травнице жалилась, детишек просила в долг полечить. А чем отдавать, коль в хлеву окромя голодной коровы даже сена нет… Хитрая бабка увидела охотника, захлопотала, забегала. Мясо с поклоном приняла, деньги деньгами, а внимание лестно. Подмигнула смутившейся бабе, да захлопотала на кухне, свежатина ждать не будет. Дедал и чухнуть не успел, как уже сидел в невысокой огромной, сам мастерил, кадушке, а соседка ласково да нежно натирала его тело мягкой тряпичной мочалкой, старательно прижимаясь и демонстрируя свои голые прелести. “Отстрелявшись”, там же, в бане и обговорил все.

Сосед на чужом дворе появлялся лишь в отсутствие хозяина, баба тоже не сверкала лишнего, дополнительные обязательства выполняла тишком, в “опробованной” уже мойне. Трудилась старательно, с огоньком. Дедал не раз ловил ее, ждущий чего-то взгляд, но новизна свежей бабы давно прошла, жена благополучно разродилась пацанчиком. Супруга дурой не было, да и не скрывался Дедал от домашних особо. Сразу после родов сунулась в мужнину постель, но мимо. Дедал в городе понаслушался что да как. Поревела, поскандалила, огребла вожжами на конюшне, сбегала пожалилась травнице… и заткнулась. Хитрая, много пожившая, старуха быстро образумила и напомнила, что мужа умная баба домом да лаской держит.

—Так, значится, решила, сука стоялая.

Едва отдышавшаяся баба упала на колени и зажав ладонями рот, со страхом, уставилась на мужика.

—Вечером явишься на конюшню, поговорим, как ты дальше жить будешь…

Пришла, хватило мозгов. Послушно разделась, улеглась. Вожжами отходил от души, отлил холодной водой, поставил на колени и принялся вдалбливать то, что с травницей напридумывали за день.

Через неделю мужики рубили лес на новой делянке и нашли у маленького ручейка кучку костей, да разодранные волками сапоги. Дело житейское, кому какое счастье, но Богине угодно милосердие, не простит, коль пропадет семья без кормильца. Обычно таких бедолаг, если нет близких родственников, решением деревенского общества отдавали “под пригляд” справным хозяевам до вступления старшего мальчика в семье в возраст мужчины. Желающих поиметь бесплатных батраков хватало, особенно если еще и земелька имеется, а мальчишечка и помереть случайно может. Со старостой сладили. Соседка на колеях выползала-выплакала, да не захотел старый паук ссориться, предпочел зерно в закромах. За треть урожая он согласился пахать, да боронить оба земельных участка. Жена против вечной батрачки-рабыни-наложницы не возражала. Ей она не соперница—муж никогда не простит сотворенного. А гнать или замуж отдавать теряя землю, дурных нет.

А в тайнике оказался серебряный флакон с темным тягучим эликсиром… За три следующих года охотник продал девять таких флаконов. Сто пятьдесят золотых заплатил высокопочтенный Зиггер за каждый, а на старом заброшенном кладбище появилась коммунальная могила на четверых. Очень уж много любопытных на белом свете. От щедрот Лесной Травницы Дедалу перепало столько, что денег хватило бы скупить всю родную деревню вместе с толстым гнусливым старостой. Вот только герцогскому серву жизнь перемен не обещала и деньги были целы, пока о них не знал староста.

А следующий год полыхнул великим набегом. Родная деревушка, милостью Богини, оказалась в стороне, но половина засеянных полей вытоптали лошади степняков. Жизнь понеслась испуганной кобылицей.

Драка с кочевниками за огромный полон.

Захват новых земель.

Великая Война.

Образование коронного Хуторского края вобравшего, кроме новых земель, изрядный кусок приграничья ранее входящего в герцогство Эрньи.

Дедал повзрослел, поумнел, заматерел. Добытое мясо и шкуры в послевоенные годы резко скакнуло в цене. Вот только охотиться стало сложнее—у земли появился жадный и хитрый хозяин. Неприметный, даже кочевники в Великий Набег прошли мимо, городишко Рейнск стал столицей нового коронного края. Высокопочтенный Литар, купец и простолюдин, что по родству и знатности герцогу д’Эрньи и в подметки не годился, Край зажал ежовыми рукавицами. Как грибы росли хутора и деревни на новых землях.

Королевский указ объявил жителей пограничья свободными, разрешил многоженство, дал право носить боевое оружие. Дедал рванул в Рейнск. Очень хотелось бежать прямо в канцелярию, но взращенная в последние годы осторожность направила ноги к высокопочтенному Зиггеру. От него охотник шел куда медленнее и не в канцелярию, а в знакомый трактир, где всегда снимал комнату.

Через две недели в деревню въехал целый караван из трех добротных повозок. Переднюю, открытую и самую нагруженную, легко тащила пара огромных волов, остальные везли невысокие мохнатые, но ладные лошадки, кроме того, привязанные к задку каждой повозки неспешно шлепали три слегка худоватых коровы. Управляемые Дедалом волы остановились у закрытых ворот. Богатый караван сгрудился за первой повозкой. Ошалевшая от удивления Лиза бегом завозилась с воротами, а закрыв за повозками створки, бросилась отвязывать уставших коров. Ее мать замерла на крыльце растерянно глядя на сидящих на козлах женщин. Дедал соскочил с первой повозки и поймав Лизу за ухо, подвел ее ко второй крытой повозке и, ткнув пальцем в сидящую на козлах женщину, приказал:

—Покажи дом моей второй жене.

Взяв за себя вдову “героя, спасшего столицу и государство,” с четырьмя детьми, Дедал получил право на собственный хутор и двадцать пять гектаров земли, а припрятанные деньги и проданные собственные наделы увеличили земельные владения до сотни. Хлопоты Зиггера и подарок высокопочтенному Литару превратили бумажки с печатями и желтые кругляши в крепкий хутор недалеко от реки, на возвышенности в Далеком Лесу. Соседку с дочерью Дедал прихватил с собой, рабочие руки на вес золота.

20.06.3003 от явления Богини.Утро.Окрестности хутора Речной

Сон пришел лишь под утро и перепуганный хутор продрых почти до обеда. Солнце ломилось в окна и Дедал завозился не находя удобного положения. Рядом зашевелилась Лима, его пятая официальная жена. Бабкины снадобья своих денег стоили. В пятьдесят с лишним Дедал выглядел не старше сорока и не только выглядел—бабы не жаловались. Дочери его второй жены пришлись весьма к месту—выросли, стали женами. Отпускать девок в чужую семью, отдавать их в чужие руки бывший охотник не собирался—боялся потерять хутор.

—Лимка, буди оболтусов. Надо, вокруг хутора погулять.

Девка соскочила с лавки, мелькнув голой задницей, одним движением натянула платье и юркнула в низенькую дверь. Дедал встал вслед за ней, неспешно потягиваясь одел штаны и рубашку, зевнув, подошел к стоящей на лавке у двери кадушке с водой. Постоял тупо глядя на кадушку и, наконец-то, зачерпнув воду глиняной кружкой, напился. В сенях раздался шум и топот. Входная дверь распахнулась и в комнату шумно ввалились оболтусы—два старших сына Дедала от жены-переселенки. Веселые незамысловатые ребята. Обычно они пропадали на пастбищах, охраняя и обихаживая огромную папашину отару. Три тысячи овец—это много, это очень много. Свора громадных пастушьих собак неплохо гоняла и охраняла хозяйское стадо, но стричь и прясть шерсть, делать сыр, принимать окот и прочее, прочее, собаки неспособны. Приходилось постоянно погонять и контролировать целое стадо рабов. Людское быдло гораздо глупее овец. Самый занюханный раб подвержен греху мечтаний. В отличие от овец, они не способны смириться с волей Богини, что назначила им жить и работать на благо владетеля.

Оболтусы часто и с удовольствием пускали в ход розги и плеть. С еще большим удовольствием они, прихватив за компанию младшего брата, болтались по хутору, сосали брагу и пиво, задирали юбки девкам и бабам, да били морды попавшим под руку мужикам. Столь незамысловатые развлечения Дедала не трогали, тем более, пока оболтусы лишнего не борзели и края видели. Бывшему охотнику требовалась опора, а Речному сила и защита.