Страница 64 из 78
Здесь нужно сказать несколько слов о том, что происходило в Германии. Уже в течение двух лет, продолжая политику Генриха IV, Ришелье всеми силами старался навредить Австрийскому дому, финансируя его врагов, — он заключил договор с королем Швеции Густавом-Адольфом, который захватил в Германии Эрфурт, Вюрцбург, Франкфурт-на-Майне, Майнц, Росток, Висмар, разграбив церкви и монастыри.
Теперь шведский ураган приближался к границам Франции. Герцог Лотарингский знал, что он может рассчитывать на защиту Людовика XIII, который никогда не позволит Густаву-Адольфу захватить его государство. В феврале 1632 года отношения между Францией и Густавом-Адольфом настолько ухудшились, что можно было предполагать неизбежный разрыв между вчерашними союзниками. Но в марте Густав-Адольф оставил Майнц и Рейнскую область и отправился в центральную Германию. Теперь Франция вновь могла взять под свою защиту немецкие прирейнские государства, не раздражая своего союзника. Помимо этого, в апреле напряжение между Испанией и Францией заметно уменьшилось.
Но после смерти Густава-Адольфа в ноябре 1632 года соотношение сил вновь изменится: в 1633-м Карл IV потеряет всю Лотарингию, захваченную Людовиком XIII; 19 мая 1635 года Франция объявит войну Испании — эта война продлится двадцать четыре года.
Но в начале 1632 года до всего этого было еще далеко, и великая сделка герцога Лотарингского — тайный брак Гастона Орлеанского и Маргариты де Водемон — стала подготовкой военной кампании, которую наследник французского престола готовился вести против своего брата — короля.
Брак Гастона и Маргариты заключен, и во исполнение Викского договора Карл IV просит Гастона покинуть его государство. Брат короля решил обосноваться в Нидерландах. Вместе со своим войском, которому платило правительство Нидерландов, Гастон поспешил в Брюссель, где его ждала мать.
28 января 1632 года со всеми почестями, приличествующими его рангу, он был принят в столице Нидерландов. Его как вероятного короля Франции встречают посол Мадрида, двор, а инфанта Изабелла ждет наверху лестницы герцогского дворца в Брюсселе, где в зале для аудиенций накрыт роскошный стол в честь герцога и знатных дворян из его свиты.
Теперь война между Францией и Испанией кажется неизбежной, но перед тем как перейти в рукопашную, следует с наибольшей выгодой использовать ценнейший козырь — одновременное присутствие на испанской территории матери короля Людовика XIII и наследника Французской короны, его брата Гастона.
Чтобы раздобыть денег, Мария Медичи заложила свои драгоценности. Герцог Лотарингский и Испания снова собирают войска, по мере возможности помогает инфанта — 60 000 ливров и вооружение. Мадрид прислал своего лучшего генерала дона Гонзальво де Кордову и 600 000 ливров. Теперь Гастон Орлеанский может воевать. 18 мая 1632 года он отправляется в Трир — там собирается его маленькая армия.
Не всем верным сторонникам Гастона понравился его тесный союз с Испанией, некоторые предпочли договориться с кардиналом. Но измена не испортила настроения брату короля, который в Брюсселе за счет инфанты вел такую же веселую жизнь, как и в Париже, усердно ухаживая за красавицей доньей Бьянкой — дочерью дона Карлоса Колониа, тем самым подтверждая свою репутацию легкомысленного и ветреного принца.
Но более серьезные дела требовали присутствия Гастона Орлеанского во главе его войск: впервые в самой Франции появилась возможность серьезного мятежа.
Недовольство в Лангедоке и бунт герцога де Монморанси
Уже в течение двух лет в Гиени, Пуату, Провансе, Лангедоке возникали волнения: недовольство парламентов, народные бунты, сопротивления сбору налогов. Особенно недовольство налоговой системой проявлялось в Лангедоке, где раньше налоги распределялись штатами, а теперь Ришелье пытался подменить их системой королевских депутатов, которые сами бы определяли размер и распределение налогов. От этого изменения Ришелье ожидал увеличения поступлений от налогов, но это было посягательством на привилегии провинций. В Бургундии уже вспыхивали волнения по этой причине, так что в Лангедоке Ришелье мог ожидать того же. Но там все оказалось гораздо серьезнее, потому что часть знати этой провинции попыталась разжечь волнения и использовать их в пользу Марии Медичи и Гастона Орлеанского.
Во главе заговора стоял губернатор Лангедока герцог де Монморанси, маршал Франции, крестник Генриха IV, шурин принца Конде, очень многим обязанный Людовику XIII и Ришелье. Однажды он не колеблясь предложил Ришелье убежище в своем губернаторстве, когда Людовик заболел и все ожидали его неминуемой смерти, а следовательно, отставки министра. Но просьбы его жены — родственницы Марии Медичи, дружеское давление епископа Альби, чей брат был одним из самых верных слуг Гастона Орлеанского, а главное — желание получить шпагу коннетабля, принадлежавшую его отцу, которую Ришелье нисколько не торопился ему отдать, заставили герцога переметнуться в лагерь Марии Медичи.
Заговор был составлен в первые месяцы 1632 года. Монморанси договорился с братом короля, что из Трира Гастон со своими войсками отправится в Лангедок через Бургундию. Он надеялся, что это вызовет волнения, с которыми должны были совпасть вступление в кампанию Гастона Орлеанского, сдача Кале его губернатором, отвлекающий маневр испанского флота у Атлантического побережья Франции из этого порта и нападение герцога Лотарингского на Шампань.
Но прекрасный замысел расстроил Ришелье, который как всегда обо всем знал и сумел опередить заговорщиков.
Чтобы продемонстрировать, что он готов безжалостно подавлять любое сопротивление, откуда бы оно ни исходило, Ришелье приказал начать суд над маршалом де Марильяком. Он уже около года был под арестом, но вменить ему в вину, в общем-то, было нечего. Однако этот умный и деятельный человек в один прекрасный день мог бы оказаться полезным Марии Медичи: его советы были мудрыми и он имел опыт в политике.
Узнав об этом, Мария Медичи, как и ожидал Ришелье, забеспокоилась. Из Брюсселя она пишет возмущенные и угрожающие письма, которые имели совершенно противоположный эффект на судей, нежели она ожидала: Марильяк был приговорен к смерти и обезглавлен. Мария решила ускорить военное вторжение в безумной надежде, что его успех опередит вынесение приговора и позволит спасти Марильяка.
Но поспешность оказалась для заговорщиков роковой: Ришелье знал все, что замышлялось в окружении Марии Медичи и Гастона Орлеанского. Прежде всего была решена проблема Кале: должность губернатора была выкуплена для абсолютно преданного королю человека. Сразу же была отведена угроза отвлекающего маневра испанцев, лишившихся надежного морского опорного пункта. В мае по приказу Ришелье войска маршалов Ла Форса и д’Эффиа захватили Лотарингию.
До начала наступления французов на Лотарингию Гастон Орлеанский отправился в Трир за своей армией, о которой он был весьма невысокого мнения: кроме французского резерва, все остальные были «воры и отбросы испанской армии».
13 июня из городка Андело он обратился к населению с манифестом, в котором стремился изобразить себя освободителем, но, к несчастью для него, «освобожденные» принимали его весьма прохладно: Лангр отказался открыть ворота, Дижон ответил залпами пушек, не нашлось союзников ни в Бургундии, ни в Шароле. Но герцог де Монморанси не ждал его во Франции так быстро, поэтому Гастону пришлось тянуть время, чтобы не прибыть в Лангедок слишком рано.
20 июля Монморанси приказал арестовать королевских уполномоченных и архиепископа Нарбоннского, верного Ришелье. 22 июля штаты Лангедока, обработанные его агентами, просят присоединиться к ним, чтобы усмирить провинцию и принять военные меры. Это бунт. Часть епископов становятся на сторону Монморанси — Альби, Лодева, Юзеса и Сен-Понса. Главные города разделились: Безье, Альби, Алес присоединились к бунтовщикам, а Бокер, Ним, Монпелье остались верны королю. Неловкий призыв Гастона к испанцам о помощи задел патриотические струны большинства населения.