Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 199



— И что, ты с ней сексом занималась?

— Конечно, сексом, а чем еще? — удивляется моей наивности Рисалат. — Лена не жадная была, одежду мне покупала и сынишке. Только через год я ей надоела, она меня выгнала, а Айгюльку из нижнего белья взяла.

— Из какого еще нижнего белья?

— Да это отдел такой в нашем районном торговом центре. Я там 7 лет проработала и всех знаю. Там наших полно со Средней Азии — и с Узбекистана, и с Таджикистана, и с Киргизии… А Айгюлька — таджичка, в отделе нижнего белья продавщицей работала.

Прошу познакомить меня с раскрепощенными женщинами Востока лично. Рисалат мне не отказывает.

Столица убивает законы

Рисалат назначает мне встречу в воскресенье в том самом торговом центре, где прошла путь от уборщицы туалетов до менеджера в боулинг-клубе. Поднимаясь по местной карьерной лестнице, она была и бригадиром уборщиц, и продавщицей-лоточницей, и официанткой в ночном клубе при торговом центре. Своей нынешней позицией менеджера Рисалат довольна:

— В ночном клубе было интересно, но тяжело. Всю ночь на ногах, да и пристают всякие. Зато теперь я ночную жизнь столицы со всех сторон знаю, меня теперь ничем не удивишь. Слава Аллаху, год назад я встретила Бахтияра, он наш, самаркандский. В Москве таксует, у него своя «шестерка». Мы сделали никях (благословение имама на брак — авт.) и сейчас живем вместе. Хоть соседок теперь нет. Бахтияр хотя и чересчур ревнивый, но любит меня, не обижает. Мы в мечеть ходим, вот сейчас у нас рамазан — пост, мы его соблюдаем. Так что все будет хорошо, иншалла! (Бог даст — авт.).

— А как же твой муж, который остался в Узбекистане? Ты с ним развелась?

— Нет, он мне развод не дал, у нас это не принято. Да и у Бахтияра в Узбекистане есть жена и дочь, он им деньги посылает. Только дома он уже не был пять лет. А он же мужик молодой, здоровый. Ему женщина нужна. А мне — мужчина. Наш местный имам нас благословил, он все понимает. Мы же здесь не развлекаемся, мы здесь тяжело пашем, потом и кровью. И нам на чужбине тоже нужно подобие дома, семьи и любви. Так вот и объединяемся, как можем. Есть, конечно, такие, которые с женами-мужьями сюда на заработки приезжают, но чаще всего в Москве они расстаются. Столица убивает законы, которым нас учат в семье.

Мы с Рисалат сидим за столиком кафе в ресторанном дворике торгового центра. Все то время, что мы пьем кофе и общаемся, я боковым зрением замечаю: за нами с интересом следят. За соседним столиком с пивком и кебабами из арабской закусочной расположились типичные азиатские кавалеры, принаряженные к воскресному дню. Белые рубашечки, наглаженные брючки, начищенные ботиночки. Набриолиненные прически и ищущие взгляды. Наконец, один из них встает и направляется к нам — с мороженым. Не с пустыми руками — типично восточное ухаживание:

— Здравствуйте, девушки! — вежливо начинает кавалер. — Как поживаете? Как работа? Как выходной?

«Как муж, как дети, как внуки?» — ехидно продолжаю я про себя. Мне известно, что азиаты начинают беседу издалека, с общих учтивых вопросов — так у них принято. К «склеиванию» женщин это тоже относится.

Рисалат стыдливо потупляет взор — стесняться тоже принято, а иначе решат, что ты нечестная девушка. Но я иду в бой: хочу знать, как зачинается гастарбайтерская любовь?

— Вы откуда? — спрашиваю.

— Узбекистон, Хорезм, — отвечает ухажер. — А вы?

Что ж, почти прямое попадание. Рыбак, как говорится, рыбака… Мне остается соответствовать:

— Я с Бухары, — говорю я. — А она, — тыкаю в Рисалат, замершую в позе воплощенной невинности, — с Ургенча.



Моя ложь прокатывает — не зря же во мне течет южная кровь! К нам тут же подсаживается второй кавалер. Зовут красавцев Бек и Равшон, им по 23 года. Служат водопроводчиками в каком-то офисе. Правда, они это называют «устанавливаем водопроводную систему для корпорации». «Это очень денежная работа!» — шепчет мне Рисалат и заметно оживляется. Тут же завязывается оживленный разговор на узбекском. Мне приходится объяснять, что в раннем детстве меня привезли в Россию, поэтому родной язык я не помню. Я оказываюсь совершенно не в теме: различаю только от вольного воткнутые в певучую узбекскую речевую вязь знакомые слова — типа «ресторан бармында», «ночной клуб загенды» и «деньги бар, хата проблем йок». Из этого я понимаю, что кавалеры наши не жадные и по-своему галантные. Как и положено в приличном обществе, предлагают сначала угощения и танцы, а уж только потом «хата йок проблем». Причем, разница в возрасте в пользу дам узбекских юношей ничуть не смущает.

Минут через пять мне становится отчаянно скучно. Языковой барьер — дело серьезное. И тут на мое счастье мирная беседа узбекских граждан грубо прерывается блондинкой-официанткой:

— Ах ты, козел! — кричит она по-русски, обращаясь к Беку. — Опять сидишь здесь, лапшу бабам вешаешь! Девчонки, не верьте ему! Он мне только на той неделе про вечную любовь врал. Три дня у меня ел-пил-спал, весь холодильник сожрал, а потом номер телефона сменил!

— Да потерял я телефон, потерял! — с сильным акцентом пытается оправдаться Бек по-русски.

Но официантка в сердцах швыряет на наш стол пустые тарелки и уходит.

— Да у меня с ней ничего не было! — объясняет Бек почему-то мне. — Так, один минет… Вот уж не знал, что у вас, баб, это называется «вечная любовь»!

— То есть, чтобы определить серьезность отношений с мужчиной, следует посчитать количество орального секса? — ехидничаю я. — И на сколько минетов по-твоему тянет настоящая любовь?

Вот так: минет как единица измерения человеческих отношений! И это у представителей нации, которую традиционно воспитывают в духе семьи и брака! Когда же и почему они успели так раскрепоститься? Неужели всему виной наша столица?

Киргизки: ты была моей любимой женой, так почему ты не умерла?

Мы прощаемся с новыми знакомыми, ссылаясь на неотложные дела. Я даже записываю телефон Бека и обещаю позвонить на днях. Рисалат принципиально не держит у себя «левых» номеров: Бахтияр ревнив и может проверить ее мобильник на предмет подозрительных абонентов.

Мы отправляемся по этажам торгового центра: Рисалат будет знакомить меня с местными работницами. Почти все девушки здесь у нее в подружках и доверяют ей, как себе. У одной Рисалат в свое время была бригадиром, другую выручила деньгами… Этот торговый центр в спальном районе столицы вполне может являться моделью нашего города в миниатюре: здесь представлены гастарбайтеры всех национальностей и порой между ними завязываются сложносочиненные отношения, достойные сериала.

— Первый этаж, туалеты и подсобки — вотчина киргизок, — объясняет мне Рисалат. — Киргизки — тупые, поэтому в основном они моют туалеты. Хотя и среди них есть хорошие девчонки, я тебя познакомлю с одной.

— А почему тупые? — интересуюсь я.

— Ну, если честно, среди девчонок со Средней Азии киргизки считаются самыми бл…ми. Но не потому что они какие-то испорченные, а просто они — клуши. Не могут мужику отказать, их часто насилуют и обворовывают. Дуры, одним словом.

От своей собеседницы я узнаю, что основное отличие киргизок от азиаток других национальностей — в том, что они часто приезжают на заработки незамужними девушками. У других восточных народностей это не принято. Узбечка или таджичка сначала должна чин-чинарем выйти замуж на родине, родить, а уж потом — пожалуйста. Хочешь на заработки — езжай. Можешь с мужем, а можешь и без. Главное, ты уже женщина, жена и мать. Если же уехала в девках неизвестно куда, а потом вернулась домой — замуж уже никто не возьмет. На родине такую сочтут нечестной женщиной. Киргизкам же родня разрешает уезжать до замужества.

— У них с этим проще, — вздыхает Рисалат. — Одна-две уедут, в Москве устроятся, а потом за собой весь кишлак тянут. Потом так и живут, и работают тут целыми племенами. Обращала внимание? Меньше трех киргизок за раз не ходят, только группами.