Страница 22 из 25
— Серега, да меня совершенно не трясет, кто там успокоился! Выходит, что из-за какого-то говнюка, который там, в штабе успокоился и «железку» сейчас обмывает, мы тут должны кровью харкать? Скоты!
— Димыч! Туман ведь непроглядный. Какие могут быть вертушки, сам посуди. На двадцать метров ни черта не видно. Какой мудак полетит? Леваневский? Чкалов? Еб…тых нет! Да и куда будет долбить «нурсами»? По нам? Нет, не надо, спасибо! Был я уже в этом дерьме по уши, когда свои утюжили! Не надо!
— Эх, «градом» бы, всю эту нечисть за раз!
— Размечтался!
— Похоже, кранты нам! Как там, у тебя, Тихонов, в песне поется? «Девятнадцать лет много или мало. В кармане девичий привет, но не будет весеннего бала.»
— Дим, думаешь, нам — полный шандец!
— Уверен. Чудес на свете не бывает, старик. Весеннего бала уж точно не будет.!
За его спиной раненый Пашка Фомин, сжавшись в комок и держа в мелко дрожащей руке маленький бумажный триптих, шептал губами:
— …вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша…
Анохин снова у рации.
— Седьмой! Седьмой! Я — Стрела! Я — Стрела!
— Седьмой на связи! Прием!
— Седьмой, давай огневую поддержку! Мы окружены! Не могу поднять головы! До хера раненых! Сделайте хоть что-нибудь, черт возьми! Прием!
— У меня приказ!
— Да мне насрать на твой приказ! Огня давай! Вашу мать! Заснули там, что ли! Прием!
Анохин вытер ладонью посеревшее лицо, глаза лихорадочно блестели.
— Жалкие пидоры! — выругался в сердцах он.
— Камандир, это я — Хамид! Помощи не жди, никто не придет к тэбэ! — вновь хрипло забубнила рация.
— Заткнись! Сволочь!
— Камандир, ты же умный мужик, падумай о пацанах. Забирай их и уходи с дороги. Слово джигита, что нэ трону ни тэбя, ни твоих сопляков!
Багровый от ярости Анохин сунул наушники в руки Ткаченко:
— Держи! Ни на минуту не прекращай просить помощи! Коренев! Коренев! Сколько раненых?
Снизу из тумана до десантников донеслось заунывное пение муллы: духи молились.
— Все ребята! Полный шандец! Сейчас ломанутся, сволочи! Только держись! Шакалы! — крикнул Андрей Романцов.
— Красиво поет, сволочь!
В ложбинке с раздробленной головой, вниз лицом, умирая, хрипел рядовой Князев, чуть дальше навсегда притихли Фомин, Костров, Севастьянов.
— Я ранен! Я ранен! — неустанно твердили пухлые посиневшие губы Матвеева, уставившегося широко открытыми глазами на перевязанную в колене ногу.
Рядом Максим Шестопал сосредоточенно набивал пустую фляжку снегом, боясь поднять растерянный взгляд. В соседнем окопчике страшным голосом заорал в истерике рядовой Квасов, неистово кромсая со всего маха мерзлую землю десантным ножом. Потом он в изнеможении уткнулся лицом в рваные засаленные рукавицы, его плечи и спина затряслись от беззвучных рыданий. Сбоку от убитого чеченским снайпером Одинцова, вцепившись в «калаш», лежал притихший с серыми глазами, полными безысходности, старший сержант Самсонов и нервно курил.
— Сомик, дай разок смольнуть! — окликнул его Романцов.
— На, держи! И Игорьку оставь! — Самсонов, глубоко затянувшись, передал сигарету легкораненому пулеметчику.
— Ублюдки! Костика убили!
— Ненавижу! Падлы!
— Андрюх, нам отсюда не выбраться!
— Никогда не думал, что…
— Заткни хайло, ссыкуны! — огрызнулся сквозь зубы Самсонов, резко повернув к говорившим бойцам презлое лицо.
Левее от них рядовой Сиянов усердно ковырял лопаткой землю, углубляя ячейку вокруг раненого в грудь сержанта Андреева.
— Мне холодно, — шептали побелевшие губы того. — Я пальцев не чувствую.
— Потерпи, Колян. Еще немного, наши вот, вот подойдут. Слышал взрывы? Это наши прорываются, — успокаивал Сиянов.
— Алеша, кому мы на хер нужны? — криво усмехнулся тот. — Холодно. Ты не оставишь меня?
— Колян, какую чушь несешь! Да я за тебя любому глотку перегрызу!
— Вот и нас тоже ждет крышак, — буркнул Романцов.
— Тихонов! Ко мне! — Саранцев подозвал Мишу. — Слушай команду, возьмешь оставшихся разведчиков и бегом вниз, займете позицию слева, как бы скоты со стороны ущелья не ударили. Ты за старшего!
— Слушаюсь!
Шестеро разведчиков начали спуск к реке. Впереди шел Миша, за ним Леха Квасов с коробами к ПКМу, пулеметчик Пашка Ковальчук и остальные, замыкал группу бледный как смерть Игорь Прибылов. Его колотил мандраж.
Вновь раздался знакомый противный вой. В метрах десяти оглушительно разорвалась мина. Осколки с рваными краями просвистели над головой прильнувших к земле бойцов. Их осыпало земляной крошкой. Затрясся как приклеенный к пулемету Андрей Романцов, выкашивая устремившиеся в атаку темные фигурки, вынырнувшие из пелены седого тумана. Горячие гильзы шуршащей струйкой летели вправо. Упав, по-змеиному шипели на грязном подтаявшем снегу. Славик Беспалов бросил в наступающих одну гранату, потом другую. Снизу донеслись вопли и проклятия раненых боевиков.
На восточном склоне сопки тоже шла яростная перестрелка, изредка перекрываемая взрывами вогов и мин.
Фьють! Пуля вспорола бушлат на спине старшего лейтенанта Саранцева.
— Во, бл…дь! Максимыч! Максимыч! Пригни голову! Слева снайперюга бьет! — отчаянно закричал он, предупреждая командира, но убитый майор Анохин уже не слышал, он всем своим могучим телом навалился на прошитую осколками рацию. Рядом взорвалась граната. Раненых, что находились в окопчике, жестоко посекло осколками. Окоп заполнился криками и стонами.
Откатившиеся вниз «чехи» после небольшой передышки вновь устремились в атаку. С криками «Аллах, Акбар!» отчаянно полезли по склону, но подорвались на «растяжках», установленных во время короткой передышки капитаном Бакатиным. В рядах противника возникла паника, очевидно, было много убитых и раненых, последние с воплями попытались ползти назад.
В ста метрах левее выступа скалы, за которым укрылись остатки разведвзвода, огибая густой кустарник, подбиралась группа боевиков, увешанных гранатометами и выстрелами к ним. Они отчаянно карабкались, скользя на покрытом местами ледовой коркой насте, чтобы зайти в тыл десантникам. Отчетливо слышалось их тяжелое прерывистое дыхание. Осторожно, выглянувшего из-за укрытия Лешку Квасова всего трясло как в лихорадке. Руки, сжимающие оружие, вспотели, он ежесекундно облизывал пересохшие обветренные губы.
— Тс. Тихо, парни, — едва слышно шепнул Тихонов на ухо ему и пулеметчику, который прижался щекой к ложу ПКМа. — Как покажутся, сразу все вместе открываем огонь.
Но тут у Прибылова, в это время вытряхившего из РД пачки с патронами, сдали нервы и он неожиданно для всех вдруг вскочил с криком во весь рост и в упор дал длинную очередь по боевикам. Стреляя, он весь красный с выпученными из орбит глазами в возбуждении кричал:
— А-аа! Аа-аа!
И продолжал строчить как сумасшедший по уже завалившимся под выстрелами боевикам.
— Ложись, мудила!! — зло крикнул, отчаянно дергая его за ногу Пашка. Игорь упал рядом, его всего трясло от возбуждения, сердце выпрыгивало из груди как у пойманной синицы в руках.
— Гады! Гады! Гады-ы! Гады-ы-ы! — причитал он, по его исцарапанному обветренному лицу лились вперемешку слезы и сопли, которые он поминутно вытирал рукавом. Вдруг замолк, сжавшись в комок. Осознав, что произошло страшное, что его могли только что убить.
Надежно укрывшись за стволом упавшего дерева, Миша Тихонов сосредоточенно стрелял из «эсвэдэшки» по плохо различимым в сумерках ползущим темным фигуркам.
— Ну, что же наши-то молчат! Суки! — проворчал Квасов. — Знают же, что нас мочат!
— Туман еще, блин, повис! Будь он не ладен!
— Кто полетит в такую непогоду? Гляди гор совсем не видать.
Ута шла в составе отряда Исы, который пытался обойти десантников со стороны ущелья, но встретил яростное сопротивление. Судя по огню, группа федералов, была не столь многочисленная, как показалось в начале. Но у нее был ряд преимуществ. Боевики лезли круто в гору и были, как на раскрытой ладони, подставляя себя под удар разведчиков.