Мой мальчик

– Мы видимся по крайней мере раз в неделю, – сказала Сьюзи, – и я звоню ей. Неужели он ждет от меня большего? Я же не баклуши бью целыми днями. Я учусь. У меня Меган. Господи!

– Не верится мне, что все эти ребята слушают Джони Митчелл, – заявил Уилл. – Надо будет об этом почитать. Не мог же я так отстать от жизни.

– Надо будет, видимо, звонить ей каждый день, – продолжила Сьюзи.

– Надо кончать читать эти журналы, от них никакого толку, – добавил Уилл.

Они тащились в направлении пикника, чувствуя себя старыми, разбитыми и в чем-то виноватыми.

Уиллу показалось, что его объяснения по поводу отсутствия Неда были приняты всеми за чистую монету, да в общем никаких оснований ему не верить не было – на свете нет людей, которые ради бутерброда с яйцом и салатом и партии в лапту стали бы выдумывать ребенка. Но он все равно испытывал некоторое неудобство и потому окунулся в этот вечер с таким энтузиазмом, которого лишь изредка достигал с помощью алкоголя и наркотиков. Он играл в мяч, пускал мыльные пузыри, взрывал пакеты из-под картофельных чипсов (ошибка: слезы детей, раздраженные взгляды взрослых), играл в прятки, щекотал, бегал… Он делал все, что только можно, лишь бы держаться подальше от группы взрослых, расположившихся на одеяле под деревом, и от Маркуса, который бродил вокруг озера и бросал в уток остатками бутербродов.

Да он был и не против. Играть в прятки у него получалось лучше, чем говорить, а веселить детей – это не худший способ провести вечер. Через некоторое время Сьюзи подошла к нему, везя спящую Меган в коляске.

– Тебе его недостает?

– Кого?

Он не придуривался – просто не понял, о ком идет речь. Но Сьюзи понимающе улыбнулась, и Уилл, до которого наконец дошло, кого она имеет в виду, улыбнулся ей в ответ.

– Я увижу его позже. Ничего страшного. Хотя ему бы здесь понравилось.

– Какой он?

– Ну… славный. Он очень славный мальчик.

– Могу себе представить. А как он выглядит?

– Хм… похож на меня. Не повезло парню.

– О, могло быть гораздо хуже. Просто Меган как две капли похожа на Дэна, и меня это раздражает.

Уилл посмотрел на спящую девочку:

– Она красавица.

– Да. Именно поэтому я и бешусь. Когда я вижу ее вот такой, говорю себе: «Какой прелестный ребенок», а потом сразу думаю: «Какой же он все-таки гаденыш», и дальше… Я уже не знаю, что думаю. У меня все путается в голове. Типа: ребенок – гаденыш, а он – прелесть… Под конец начинаешь ненавидеть собственного ребенка и любить человека, который его бросил.

– Да… – Уилл ощущал неловкость и замешательство. Коль скоро разговор принимал мрачный оборот, наступил его черед действовать.

– Ты обязательно кого-нибудь встретишь.

– Ты так думаешь?

– Да… Будет еще много мужчин… Я имею в виду, ты очень… Ну, ты понимаешь. Ты встретила меня, я знаю, что это не считается, но… Ты же знаешь, есть много… – Он замолчал, всем своим видом выражая надежду.

Если она не клюнет, то тут рассчитывать не на что.

– Почему ты не считаешься?

В точку.

– Потому что… Не знаю…

Вдруг перед ними вырос Маркус, переминаясь с ноги на ногу, как будто собирался намочить штаны.– Мне кажется, я убил утку, – объявил он.

Глава 9

Маркус не поверил своим глазам. Дохлая. Дохлая утка. Да, он пытался попасть ей по голове куском бутерброда, но в жизни он много чего пытался сделать, и до сих пор ему ничего не удавалось. Он пытался набрать больше всех очков на игровом автомате в местном кафе, где продавали кебабы, – и ничего. Он целую неделю пытался прочесть мысли Ники, неотрывно глядя ему в затылок все уроки математики напролет, – тоже ничего. И, как назло, успехом увенчалась лишь его попытка сделать что-то, чего он, в сущности, не хотел. С каких это пор можно убить птицу, угодив в нее куском бутерброда? Дети проводят полжизни, швыряя разными предметами в уток в Риджентс-парке. Ну почему ему попалась такая хилая утка? С ней, видимо, уже было что-то не так. Видно, она вот-вот должна была околеть от сердечного приступа или чего-то в этом роде; случившееся – просто совпадение. Но, даже если и так, все равно ему никто не поверит. Если у происшедшего были свидетели, то они увидели только, как он угодил ей прямо по кумполу и она повалилась на бок. Они сложат два и два, получат пять, и его посадят в тюрьму за преступление, которого он не совершал.

Уилл, Сьюзи и Маркус стояли на тропинке у озера, уставившись на труп, плавающий на воде.

– Тут уж мы бессильны, – сказал Уилл, модный парень, пытающийся закадрить Сьюзи. – Просто оставь ее в покое. В чем проблема?

– Ну… Предположим, меня видели.

– Думаешь, видели?

– Не знаю. Может быть. Может быть, они даже сказали, что сообщат об этом сторожу.

– Так тебя «может быть, видели» или точно? Они «может быть, сказали, что сообщат сторожу» или точно? – Маркусу этот парень не нравился, и он не ответил.

– А что это там плавает рядом с ней? – спросил Уилл. – Это и есть тот хлеб, которым ты в нее кинул?

Маркус печально кивнул.

– Так это не бутерброд, это ж, черт побери, кусок батона! Ничего удивительного, что она окочурилась. Маркус, чего ты этим добивался?

– Ничего.

– А мне кажется, ты чего-то добивался.

Маркус ненавидел его все больше. Что этот Уилл о себе возомнил?

– Мне кажется, тут виноват не я. – Он решил испытать свою теорию на Сьюзи, и если уж она ему не поверит, то полиция и суд подавно.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне кажется, она была больная. Она бы в любом случае сдохла. – Никто не сказал ни слова. Уилл недовольно покачал головой. Маркус решил, что эта стратегия защиты не сработала, несмотря на то что все так и было.

Они так пристально всматривались в место преступления, что не заметили, как сторож подошел прямо к ним. У Маркуса внутри все сжалось. Вот и все.

– У вас тут утка сдохла, – сообщил сторожу Уилл. Это было сказано так, как будто он в жизни ничего печальнее не видел. Маркус взглянул на него. Может быть, он его не так уж и раздражает.

– Мне сказали, что вы имеете к этому отношение, – заявил сторож. – Вы знаете, что это уголовное преступление?

– Вам сказали, что я имею к этому отношение? – спросил Уилл. – Я?

– Может, не вы, а ваш парень.

– Вы хотите сказать, что утку убил Маркус? Маркус обожает уток, правда, Маркус?

– Да. Это мои самые любимые животные. Почти самые любимые. После дельфинов. Но из птиц – самые любимые.

– Мне сказали, что он кидался в нее огромными кусками батона.

– Кидался, пока я его не остановил. Что с него взять? Мальчишка, – сказал Уилл. Маркус снова его возненавидел. Ему следовало догадаться, что тот его подставит.

– Значит, это он ее убил?

– Нет, избави бог. Ах, я понимаю, о чем вы. Нет, он кидал хлебом в уже дохлую утку. Мне кажется, он пытался ее утопить, потому что это зрелище огорчило Меган.

Сторож посмотрел на сверток, сопевший в коляске.

– Сейчас она не выглядит слишком расстроенной.

– Да. Она сильно плакала, но потом заснула, бедняжка.

Повисло молчание. Маркус понял, что это решающий момент: либо сторож обвинит их во лжи и позвонит в полицию, либо замнет это дело.

– Мне придется подплыть и выловить ее, – сказал он.

Опасность миновала. Маркусу не придется сидеть в тюрьме за преступление, которого он, может быть – ну, скорее всего, – не совершал.

– Надеюсь, это не эпидемия, – сказал Уилл с сочувствием, когда они направились к остальным.

Именно в этот момент Маркус увидел – или ему это показалось – свою маму. Она стояла перед ними на тропинке и улыбалась. Он помахал ей и повернулся, чтобы сказать Сьюзи, что мама приехала, но, когда оглянулся, мамы уже не было. Он почувствовал себя глупо и никому об этом не сказал.

…Маркус так и не понял, почему Сьюзи настояла на том, чтобы зайти с ним в квартиру, когда они вернулись. Она и до этого брала его с собой, но, когда привозила обратно, обычно просто высаживала у дома, ждала, пока он войдет, и уезжала. Но в тот день она припарковала машину, взяла Меган прямо с креслом для малышей и вошла с ним в дом. Впоследствии она тоже не могла объяснить, почему так поступила.

Конец ознакомительного фрагмента.