Страница 14 из 19
С другой стороны, невозможно не согласиться с мнением Б.А. Рыбакова, который дал очень грамотную оценку летописных известий о первых русских князьях. «В результате редакторско-литературных усилий … создается новая, особая концепция начальной истории, построенная на двух героях, двух варягах – Рюрике и Олеге. Первый возглавил целый ряд северных славяно-финских племен (по их просьбе) и установил для них порядок, а второй овладел Южной Русью, отменил дань хазарам и возглавил удачный поход 907 или 911 года на греков, обогативший всех его участников.
Вот эта простенькая и по средневековому наивно персонифицирующая историю концепция и должна была заменить широко написанное полотно добросовестного Нестора».
А вот в этом случае объяснимо буквально всё – и Игорь с Ольгой не дряхлые старик со старухой, а достаточно молодые люди. И сын у них рождается не вопреки законам природы, как у бабушки с дедушкой, которые по сусекам скребли да по амбарам мели, чтобы испечь колобка со звонким именем Святослав.
Ну а в результате получается, что самостоятельно Игорь начал править во второй половине 30-х годов X века – и не надо ничего выдумывать.
Но данная версия совершенно не устраивает Прозорова, а горячее пристрастие Льва Рудольфовича к версии канонической как раз и объяснимо.
Для чего ему это надо? А для того, чтобы прочно связать Игоря с Рюриком и на этом примере продемонстрировать, сколь длительное время Русь процветала под мудрым правлением Сына Сокола. То бишь Игоря, как пафосно называет князя писатель.
Чтобы было понятнее, напомним тем, кто запамятовал: дело в том, что Лев Рудольфович по своим религиозным взглядам является неоязычником, причём ярым и бескомпромиссным, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Его взгляд на мир до боли прост. Язычество – это очень хорошо, христианство – очень плохо.
И всё – и никаких гвоздей!
Однако прежде чем идти дальше, позволим себе невольное лирическое отступление.
Дело в том, что когда на глаза попадается имя «Сын Сокола», то сразу возникает образ сильного и благородного индейского вождя в роскошном султане из перьев, в расшитых бисером мокасинах, в полной боевой раскраске, с ружьём в руке, с томагавком за поясом, и конечно же, орлиным, точнее, соколиным взором.
От этого образа непросто избавиться.
Но Прозоров его упорно навязывает, когда рассказывает про деяния Игоря.
Только вроде забылся, читая о подвигах русского князя, и вдруг бац – опять Сын Сокола! И снова перед глазами мокасины, томагавки, вигвамы…
Однако продолжим.
С самого начала и на протяжении всего повествования Лев Рудольфович усердно вдалбливает в голову читателю мысль о том, что «враждебные князю-язычнику монахи-летописцы», которые составляли летописные своды, специально терпеливо выискивали, а после того как находили, нещадно вымарывали оттуда всю информацию, прославляющую языческих князей, и всячески принижали их деяния. И поневоле начинаешь верить писателю, который с таким энтузиазмом и жаром это доказывает.
Поэтому противостояние язычник – христианин проходит лейтмотивом ЛЮБОГО из его произведений. Главное, что при этом ему удаётся убедить в таком подходе не только читателя, но и самого себя.
К примеру, говоря о княгине Ольге и Игоре, автор со всей серьёзностью заявляет: «И это в ее имя чернили государя-язычника иноки-летописцы последующих веков. Дабы оттенить тусклую звездочку ее «премудрости», заволакивали туманами лжи ясное солнце его государственного и полководческого гения».
Вот так – солнце ясное полководческого гения… Ни убавить, ни прибавить.
Надо заметить, что сам Игорь относился к вере своей жены куда лояльнее, чем это делает Лев Рудольфович. Между супругами она колом не стояла. Получается, что Киевский князь был куда терпимее своего далёкого поклонника. Хотя вряд ли его порадовали бы такие нападки правдоискателя на любимую жену. И есть определённые сомнения в том, что Льву Рудольфовичу удалось бы объяснить одному из своих кумиров, что всё это он делает из любви к нему. Скорее всего результат такого общения не очень бы понравился популярному автору книг о Древней Руси.
Однако к характеристикам князя Игоря мы ещё вернёмся не раз, а пока поговорим о подходе Льва Рудольфовича к делу в целом.
Певец языческих доблестей и ценностей всегда начеку, его бдительное око везде видит угрозу, особенно со стороны злостных монахов, ведущих летописные своды, но только он её явно преувеличивает. А чтобы не быть голословными, мы снова обратимся к «Слову о законе и благодати», которое, как помним, было написано не кем-нибудь, а самим митрополитом Киевским Илларионом (умер в 1055 году). Вот уж кто, если придерживаться мнения Льва Рудольфовича, должен был обрушить громы и молнии на головы поганых князей-язычников, поскольку являлся главой столь ненавистной сердцу Прозорова Русской церкви.
А что мы видим в действительности?
Дадим возможность сказать самому митрополиту Иллариону.
«Восхвалим же и мы, – по немощи нашей хотя бы и малыми похвалами, – свершившего великие и чудные деяния учителя и наставника нашего, великого князя земли нашей Владимира, внука древнего Игоря, сына же славного Святослава, которые, во дни свои властвуя, мужеством и храбростью известны были во многих странах, победы и могущество их воспоминаются и прославляются поныне. Ведь владычествовали они не в безвестной и худой земле, но в земле Русской, что ведома во всех наслышанных о ней четырех концах земли».
Во как! – «победы и могущество их воспоминаются и прославляются поныне», то есть глава Русской церкви на всю страну совершенно официально заявляет, что гордится деяниями легендарных языческих князей, которые прославили его родину – ведь Илларион являлся первым митрополитом русского происхождения!
И кого тут чернят, чей гений «заволакивают туманами лжи»?
Нет ответа.
Игорь – несомненный язычник. Не придерешься, а значит, Прозоровым выбран вектор на восхваление последнего. И дело даже не в том, что Игорь не заслуживает доброго слова. Вовсе нет.
Новгородская I летопись младшего извода так и характеризует князя: «и бысть храбор и мудр». О том же сообщает и Пискаревский летописец – «бысть храбр и мудр». Тут даже спорить нечего. Тем более что мы, собственно, и не собирались. Но…
Но Прозорову этого недостаточно, и он в самом прямом смысле начинает петь хвалу Игорю, иногда даже вступая в противоречие с фактами и здравым смыслом.
А это уже перебор.
Везде выискивая подвох, а также благодаря своей богатой фантазии, писатель в пику монахам-вымарывателям от всего большого и щедрого прозоровского сердца наделяет своих героев такими великими деяниями и подвигами, коих они не совершали вовсе. Как будто того, что они уже совершили, будет мало. Притом так увлекается своей фантазией, что приравнивает её к первоисточникам.
Прекрасным примером этому служит первое столкновение князя Игоря с печенегами. Однако оговоримся сразу – все даты Лев Рудольфович приводит канонические, они его устраивают целиком и полностью, поскольку отвечают всем теориям писателя.
«Так вот, когда в 915 году «пришли впервые печенеги на русскую землю», «безрассудный авантюрист» сумел заключить с кочевниками мир.
Не иначе, как сумел Сын Сокола объяснить новым соседям: Русь не легкая добыча.
Ясное дело, не словами объяснял. Подобные разбойные народцы от веку понимают один язык – язык силы. Проще говоря, печенежские вожди обломали зубы об Игоревы дружины, «сохранили лицо», заключив мир, и быстро откочевали к Дунаю». (Л.П.).
Лев Рудольфович свой ход сделал, теперь наша очередь.
По мнению Прозорова, «Сын Сокола» разметал по степи печенежские орды, заставив их заключить мир. Но вот незадача – ни в отечественных, ни тем более в зарубежных источниках упоминаний об этой великой битве не значится, зато все в один голос пишут о том, что был заключён мир.
То есть битвы не было, а мир заключён. Как же так? Снова загадка?
За разгадкой попробуем обратиться к историкам, располагавшим источниками, не дошедшими до наших дней и часто сообщающих сведения поистине уникальные – речь идёт, конечно же, о В.Н. Татищеве и Н.М. Карамзине.