Страница 24 из 35
«Нет, ни разу, мне эта явь казалась невозможной».
«Но решение-то, черт побери, зрело в вас предпринять какие-то действия или вы тупо робели?»
«Вы всегда казались мне вечно недоступной, как Афродита».
«А как же множество неосторожно называемых вами в болтовне с Котей «телок и теток»?»
«Никаких с ними не было проблем, кроме одной, моей лично проблемы: полнейшее после всего отвращение от занятия нелюбовью… но ведь вы не телка и не тетка – вы действительно чистейшей прелести чистейший образец… я и сейчас щиплю мочку уха… елки-палки, думаю, не глюки ли меня одолевают?»
«Не хотите ли вы сказать, что влюблены?.. можете сказать «нет», я не обижусь, это нисколько не изменит моего к вам греховного отношения».
«Влюблен – не то слово… а другое не могу отыскать – не срабатывает память… в языке, может быть, и нет другого слова».
«Со мной тоже происходит что-то такое, близкое к неверию в самделишность происходящего… я буквально обалдела первый, поверьте, раз в жизни, хочу верить, не в последний… думаю, что чувство полнейшего счастья возвращает психику к состоянию абсолютно животного покоя, как это временами случается с Опсом… взгляните на него… дрыхнет пузом вверх – это образ предельного блаженства и безоглядного доверия ко всему миру, ко всем живым тварям… удивительное, согласитесь, дело: мы располагаем злющей дюжиной точных слов для определения наших бед, скорбей, несчастий, невезух, прочих ран души и тела, а обрисовать время радости, счастья, бесконечного покоя, то есть всего самого в жизни драгоценного, не умеем, не можем – нет у нас, видите ли, для этого слов… на самом-то деле все это, Володенька, не нуждается в усложнении – оно так просто, что, к сожалению, совершенно не поддается пониманию… так неужели, ангел вы мой, в мозгу нашем, как, впрочем, и в собачьем, установлены пределы понимания самого сложного и самого простого, что для меня, как для женщины, одно и то же?.. и не из-за этого ли подлинные поэты и поэтессы гораздо потрясней описывают лирические свои беды, трагизм жизни, любви, эпохи, провались она пропадом, чем наслаждение, словленное с обожаемым существом, с таким, например… о господи, что я болтаю, что я болтаю?.. вы согласны или не согласны?.. не молчите».
Вместо того чтобы пылко и безраздумно согласиться, я, как казенно-бюрократически выражаются большие знатоки любовного делопроизводства, «запечатал ее уста долгим поцелуем»… но я ж ведь, если честно, и не жаждал разговаривать… и вообще, темы такого рода «альковных» наших разговоров невольно перепутывались с состоянием постоянной возбужденности, ясное дело, меня не покидавшим и продолжавшим жить в существе моем собственной жизнью… я что-то бормотал, башка была легка, как высушенный баушкой китайский фонарик.
«Вы, – говорю, – правы, увязывая невозможность полностью выразить словесными средствами счастье и радость любви… я тоже часто думал о странности того, что все, скажем так, злое поддается выражению, причем с самыми тонкими поэтическими оттенками, а наивысшее из гармонических состояний настолько невыразимо, что люди тыщи лет обходятся одними монетками «счастья» и «любви», не теряющими ни крупицы своего золотого достоинства… совсем заговорился… прошу вас – умоляю вас – давайте обвенчаемся, моя жизнь действительно у вас в руках, мне страшно подумать о разлуке».
«Не смешите, ангел мой, мне уже поздно думать о своем будущем, а о вашем необходимо… безумно жаль, что в прошлом не встретила такого, как вы, кем бы вы там ни были – землекопом, водителем автобуса, учителем, бухгалтером и так далее… и давайте уж удовольствоваться настоящим без громких слов и далеко идущих планов… и повторять незабываемое: не жалею, не зову, не плачу, все пройдет, как с белых яблонь дым… мне страшно думать не о будущем, а о том, что вот этой минуточки могло не быть… Господи, слава Тебе, она есть… вы тоже скажите это, но только про себя».
Странно, в башке моей возникла вдруг совершеннейшая пустота… лежу, хлопаю ушами, нем, как рыба, полууснувшая в тишайшей темной заводи… немного погодя я объяснил Г.П., что такое со мною бывает, временно летят перегревшиеся пробки, а когда подостынут, сами врубаются.
«Вот и славно, обнимите меня, Володенька, и поцелуйте до потери сознания… не знаю, как вам, а мне оно так иногда надоедает, что хочется стать рыбой, птицей, собакой или даосом, владеющим тайнами временной отключки от действительности… вы о чем-нибудь думали?»
«Полное было безмыслие, а над ним, как птица, парило новое для меня, милое, правда, немного грубоватое слово «блаженщина»… боюсь его вспугнуть – это вы».
«Молчите, молчите, лучше уж я вас расцелую… не нужно думать, что-то формулировать и зря пытаться выразить невыразимое… я просто произношу вслух или про себя: Господи, как бы то ни было, за все Тебе безоглядное спасибо – абсолютно за все… это и есть выражение счастья существования… впрочем, мало ли на белом свете видов счастья?»
Нас крутило и носило в водоворотах времени… на неких берегах дни перепутывались с ночами, ночи с днями, голодуха любовная с голодухой натуральной… ну кроме всего прочего, мы и Опса не оставляли без внимания.
Сам он явно понимал, что не след совать в происходящее свой вечно трепещущий нос, немного похожий на медвежий… совершенно аристократичная тактичность крайне нетребовательного и ненавязчивого поведения Опса так поражала, что порою начинала смущать… и тогда просто невозможно было не почувствовать неловкости, не подумать о явном наличии в существе башковитой собаки умения делать вид, что ничего необычного вокруг не происходит… вероятно, из-за незнакомства с чувством смущения жизнь людей казалась Опсу точно такой же обыкновенной, как у него самого и у любой живой твари…
«Знаете, Володенька, на самом-то деле я прекрасно понимала, что испытывает возмужавший мальчишка, почти мужчина, млея, краснея, но пялясь и пялясь на понравившуюся ему женщину… но, повторяю, я была круглой идиоткой… ведь над мужчиной и женщиной всегда властвует человеческое, к сожалению, временами довольно мудацкое, свойство – пребывать в рамках сужденных нам судьбою жизненных ролей, так?.. при этом в каждой и в каждом из нас смешаны два пола… не отвечайте, иначе я потеряю нить мысли, с нашей сестрой это случается… так вот, мне надо было не мямлить, а взять инициативу в свои руки, пользуясь, черт возьми, хотя бы некоторым превосходством, скажем так, моего знакомства с амурной силой… нечего было раздумывать и словно бы не замечать вашей втресканности… мне же ничего не стоило подтолкнуть вас к самому краю пропасти – и пропади все оно пропадом… не в геенну же огненную падать – мы вместе бросились бы в открытое море приключений, как сейчас, вот и все… вместо этого я стыдила себя, корова: ты же не нимфоманка, тем более не педофилка, мало ли кто на тебя пялится?.. каждому давать – не успеешь скидавать… юноша уже и без тебя имеет подружек».
«Никогда, поверьте уж, не думал о них так, как о вас, умолчу уж о чувствах».
«Подождите немного, дайте хотя бы досказать… надо было мне сразу, с год назад, пожалеть вас вместе с собою и сбежать сюда же, послав к чертям все свои принципы и дурацкие соображения… в конце концов, есть что-то замечательно заботливое в благородном желании чистосердечно и небесстрастно сделать чисто бабий подарок юноше, измученному втресканностью в тебя, в маменьки ему годящуюся… надеюсь, я не отбила вас на время у невесты?.. вот и славно… помню, я читала, как ритуальное посвящение юнца в мужика довольно эротично происходило в жизни полудиких племен… впрочем, вы оказались не желторотым птенцом, а вполне удалым молодцом… презираю себя за то, что, раззявив варежку, туповато соответствовала природной женской роли, что ждала, дура, ждала и ждала, когда же это наконец решитесь вы меня покорить и обрадовать… вероятно, и не дождалась бы… иногда ваш брат, рыцарь, в пику умной природной агрессии, как сказал бы Конрад Лоренц, склонен к довольно затяжному глуповатому платонизму… за это жизнь может надолго, если не навсегда, вывести человека за пределы действия могучего инстинкта, чтобы завести черт знает куда… сегодня никакой не замечаю и не желаю замечать разницы в возрасте… я вовсе не взбесилась, а просто, как теперь говорят, въехала наконец-то, что в иных ситуациях жизни ум совершенно ни к чему – наоборот, он способен все исказить, все испортить… более того, Володенька, в данный момент я не замечаю в себе никакого ума – есть только блаженство в каждой из клеточек тела, в каждой… Господи, прости глупую бабу за мелочность былых упреков».