Страница 79 из 90
— Экстренный выпуск! Ультиматум Крюгера! Война объявлена!
И начинаются пересуды на «семейной бирже» Форсайтов.
— Но каково, эта ужасная неблагодарность буров, после всего того, что для них сделано, посадить д-ра Джемсона в тюрьму — миссис Мак-Эндер говорила, он такой симпатичный. А сэра Альфреда Милнера послали для переговоров с ними — ну, это такой умница. И что им только нужно, понять нельзя!
— Мы сейчас только что говорили, что за ужас с этими бурами. И какой наглый старикашка этот Крюгер!
Одна только Джун, прямодушная нонконформистка, возражает:
— Наглый? А я считаю, что он совершенно прав. С какой стати мы вмешиваемся в их дела? Если он выставит всех этих уитлендеров, так им и надо! Они только наживаются там.
Но Джун сразу же получает отпор:
— Как? Вы, значит, бурофилка?
Джеймс, самый старый из Форсайтов, такой осторожный в делах, тут радуется со зловещей решительностью, что английское правительство не уклонилось от войны.
— Я боялся, что они отступятся, увильнут, как тогда Гладстон. На этот раз мы разделаемся с ними.
Сомс, сидя в ресторане, слышит, что какие-то люди, по виду литераторы или артисты, сочувствуют бурам и ругают английское правительство. И он, при всей своей сдержанности, бросает:
— Подозрительная у вас там публика.
У Форсайтов боевое настроение.
— Вперед, Форсайты! Бей, коли, стреляй!
В Оксфорде два молодых отпрыска этого респектабельного семейства устроили драку из-за того, что один другого обозвал бурофилом — ему показалось, что тот, другой, недостаточно бурно приветствовал тост «К черту буров!».
Затем оба, подзадориваемые друг другом и всеобщим пылом, записались добровольцами. В своих мечтах они мчались по просторам Трансвааля, палили без промаха, а буры рассыпались во все стороны, как кролики. Но вышло совсем по-другому. Один из них не дожил даже до первого боя, умер от дизентерии.
А что скажет о бурах дворецкий Форсайтов?
— Ну что же, сэр, у них, конечно, нет никаких шансов, но я слышал, что они отличные стрелки. У меня сын… Я думаю, что его теперь пошлют туда.
Дворецкий тревожится не напрасно. Тысячи и тысячи молодых англичан найдут смерть вдали от дома. Останкам юноши из рода Форсайтов, может быть, и оказали почести, да и то вряд ли, не до того было. Ну а тысячи других?
Война обернулась для англичан не так, как многие из них думали. Грянула «черная неделя», когда британские войска потерпели поражения на всех фронтах. Да и вообще первые месяцы — сплошные поражения. Военные действия шли не на территории бурских республик, а в английских владениях. Бурские войска вторглись в Капскую колонию, в Наталь, даже в Бечуаналенд.
Бурские бойцы
Выяснилось, что у буров, этих «неграмотных мужланов», даже винтовки лучше, чем у англичан. Крюгер тайком закупил в Германии маузеровские винтовки, как и множество другого первоклассного оружия. Английские винтовки системы «Ли-Метфорда» явно уступали им по боевым качествам. И, чем особенно возмущались в Англии, Крюгер сделал свои закупки на британские деньги — на средства, собранные с ойтландеров в виде налогов.
Буры сразу окружили три города в разных частях Южной Африки — Кимберли, Ледисмит и Мафекинг. Осада длилась много месяцев.
Британия до конца испила чашу унижения. Какое-то «грязное мужичье» из месяца в месяц держит в блокаде англичан, и войска королевы Виктории не могут прорвать кольцо! В осаде были и женщины, и дети… Давно уже англичанам не приходилось слышать, чтобы их соотечественники оказывались в таком положении.
Зато когда удалось снять осаду!..
Узнав об освобождении одного из осажденных городов, биржевики не только пили и горланили, но, забравшись друг другу на плечи и распевая «Вот солдаты королевы», этакими всадниками объезжали всю Лондонскую биржу. Празднество было такое, что на следующий день один из дельцов проснулся в незнакомом доме, другой — в будке на окраине города, будучи уверен, что это его собственная спальня. Третий добрался до дому, но обнаружил в карманах неизвестно как оказавшиеся там дамские чулки, детскую погремушку, клок волос, должно быть из чьей-то бороды, и даже суповую разливательную ложку… Обо всем этом в назидание потомству повествует вышедшая в Лондоне «История биржи».
Рассказал о тех днях и Голсуорси… Сомс вышел на улицу и «попал в толпу, которая произвела на него впечатление чего-то совершенно невероятного, — орущую, свистящую, пляшущую, кривляющуюся, охваченную каким-то неудержимым весельем толпу, с фальшивыми носами, с дудками, с грошовыми свистульками, с какими-то длинными перьями и всяческими атрибутами полного идиотизма».
По существу настроение этих людей мало чем отличалось от настроения самого Сомса. Но может быть, именно это и раздражает его, оскорбляет его респектабельность.
«Мафекинг! Ну да, конечно, Мафекннг отбит у буров! Но, боже! Разве это может служить оправданием? Что это за люди, откуда они, как они попали в Вест-энд? Его задевали по лицу, свистели в уши… Какой-то малый сшиб с него цилиндр, так что он еле водрузил его на место. Хлопушки разрывались у него под самым носом, под ногами. Он был потрясен, возмущен до глубины души, он чувствовал себя оскорбленным. Этот людской поток несся со всех сторон, словно открылись какие-то шлюзы и хлынули подземные воды, о существовании которых он, может быть, когда-нибудь и слышал, но никогда этому не верил».
И как это ни парадоксально, может быть, именно тут-то, во время этой вакханалии, Форсайт и понял, насколько чужда, отвратительна и страшна ему народная стихия — всякая, любая. Даже та, что служит его же интересам.
«Так это вот и есть народ, эта бесчисленная масса, живое отрицание аристократии и форсайтизма. И это, о боже, Демократия! Она воняла, вопила, она внушала отвращение! В Ист-энде или хотя бы даже в Сохо — но здесь, на Риджент-Стрит, на Пикадилли! Что смотрит полиция? Дожив до 1900 года, Сомс со всеми своими форсайтскими тысячами ни разу не видел этого котла с поднятой крышкой и теперь, заглянув в него, едва мог поверить своим обожженным паром глазам. Все это просто невообразимо! У этих людей нет никаких задерживающих центров, и они, кажется, смеются над ним; эта орава, грубая, неистовая, хохочущая — и каким хохотом! Для них нет ничего священного! Он не удивился бы, если бы они начали бить стекла».
…Но война не кончилась с освобождением трех осажденных городов. Не кончилась она и 5 июня 1900 года, когда пала столица Трансвааля Претория. Постепенно переходя в партизанскую и все больше изматывая английскую армию, она длилась еще почти два года, до мая 1902-го.
…Великая и гордая Англия мечтала только об одном — пусть наконец эти люди, чьи фермы давно уже сожжены, чьи жены и дети давно отправлены в концлагеря, пусть они согласятся на мир! И вынуждена была прельщать их самыми почетными условиями.