Страница 70 из 71
Настя наконец была счастлива с мужем и с детьми.
Накануне легкий мороз сковал землю, и падавший снег не таял, образуя неровный, рваный ковер. Настя быстро шагала по скользким дорожкам и испытывала неясную тревогу, будто забыла что-то очень важное. Потом она поняла, что просто с ней нет детей, поэтому и возникает такое беспокойство. Она так привыкла быть всегда и везде с детьми, что не мыслила себя без них ни минуты. А тут в Москве впервые за столько лет она была без них.
Свекровь на зиму вернулась в освободившуюся квартиру, теперь она царствовала там безраздельно, была довольна и даже похорошела. Настю приняла радушно и, конечно, первым делом расспросила о сыне: как ее мальчик переносит чужой климат, непривычный для нас режим питания, как его отношения с туземцами, не испытывает ли ностальгию? Обещала приехать в гости.
Кое-как придя в себя после самолета, Настя должна была срочно навестить отца, с которым случился инфаркт и который выразил желание немедленно креститься, прямо в больнице. Именно это Насте нужно было организовать, и как можно скорее. Собственно, из-за этого она и прилетела в Москву.
Она должна была наконец встретиться с Аленой, которую не видела несколько лет. Лишь недавно Настя узнала ее трагическую историю со счастливым концом. Две недели назад Алена привезла в Москву своего сына, которого прятала от преследований Султана в семье отца Андрея.
Ноябрьские леса в великолепии осеннего угасания застыли серым кружевом, безмолвно ожидая снег. Увядшие и обретшие старческую желтизну травы покрылись, словно нарядом, хрустким искрившимся инеем. Солнце, задернутое белесой дымкой, готово было вот-вот скрыться за темными снеговыми тучами, медленно опускавшимися к земле.
Алена ранним утром выехала из Москвы. Она ехала одна на своей старой, но верной «девятке». На заднем сиденье в детском кресле, сладко посапывая, крепко спал маленький Петя. Сына она недавно забрала от отца Андрея и Вероники. Уже не было надобности оставлять его там. Султан был уничтожен, и теперь им ничто не грозило.
Она ехала туда, куда давно хотела попасть, и ехала к тому, кого уже не застала в живых на земле.
По серой заиндевелой ленте шоссе забавно змеилась, причудливо извиваясь и низко стелясь по самому асфальту, белая снежная поземка, уходя под машину и весело выныривая сзади, будто играя.
Алена спешила, мыслями и сердцем она давно была уже там, со старцем, на могилку которого хотела попасть засветло, чтобы сразу после вечерней службы тронуться в обратный путь. Она наконец обрела покой и хранила его как зеницу ока, с умилением и надеждой на Господню любовь и всепрощение к грешникам кающимся.
Мимо проносились убранные и заброшенные поля, деревни и села, старые фермы, дорожные развилки, указатели, трактиры, заправки и магазинчики, водонапорные башни и новенькие вышки сотовой связи. Мимо проносился мир, который в прошлом был для нее тяжким соблазном. Она училась жить заново, ей надо было растить сына и начинать жизнь почти с белого листа.
А пока она неслась, преодолевая дорожные изгибы, обгоняя протяжные фуры, медлительные легковушки, творя Иисусову молитву и предаваясь созерцанию окружающей ее жизни, сливаясь в единое целое с пространством и растворяясь в нем, как капля воды, устремляясь духом к горним мирам и к запредельности.
Наконец после нескольких часов путешествия вдалеке показались знакомые очертания монастыря, голубые главы монастырского собора, заново отстроенная, прямая, как свеча, колокольня, новый храм в лесах. Петя проснулся и удивленно стал смотреть в окно.
За эти годы монастырь расстроился и полностью преобразился. Алена не была там с того самого времени, когда ездила с подругой Настей еще юной девчонкой-студенткой.
Алена припарковала машину на пятачке возле главного входа, взяв малыша на руки, с волнением прошла через монастырские ворота, до неузнаваемости перестроенные, и направилась к главному собору, рядом с алтарной частью которого и покоился прах почившего этой осенью старца.
Могила старца была увенчана простым деревянным крестом с крышей домиком, под крестом в красном фонарике теплилась неугасимая лампада, могильный холмик весь сплошь завален букетами цветов, припорошенными, словно пыльцой, белым пушистым снегом. Первый снег тонким прозрачным ковром застилал землю, в воздухе неспешно кружились колючие снежинки. Старая яблоня с побитыми морозом побуревшими яблоками склонялась над крестом. На кресте вырезаны надпись «иеросхимонах Илиодор», крестик и дата преставления.
У могилки никого не было. Алена подошла; с минуту постояв, опустилась подле на колени, прижав к груди ребенка, наклонила голову в самую гущу побитых морозом и засыпанных снегом цветов и дала волю слезам, вся сотрясаясь в нахлынувших рыданиях благодарности и покаяния.
Он провидел ее будущее, он, быть может, вымолил ее из ада, не дав осуществить великое зло и отнять жизнь у десятков, а может быть и сотен, ни в чем не повинных людей. Какая милость, что она здесь и может оросить слезами его могилу.
Наконец Алена поднялась и еще долго стояла молча. Петя вновь заснул, блаженно закрыв глаза. Алене показалось, что могила вдруг стала издавать тонкое благоухание, то самое, которое исходило от старца при жизни и которое много лет тому назад Алене довелось почувствовать в первую их встречу. Она ощущала его незримое присутствие в этом месте и покой, посетивший ее измученную душу.
- Никак, знала его, милая? - внезапно послышался старческий голос.
Алена вздрогнула от неожиданности и обернулась. Перед ней стояла баба, по виду деревенская, в козьем пуховом платке и коричневом, видавшем виды драповом пальто. В руке она держала незажженную рублевую свечку. Ее морщинистое лицо приветливо улыбалось, а бесцветные старческие глаза были добры. Бабулька перекрестилась и, покачав головой, продолжила свой незатейливый монолог.
- Голубчик наш батюшка, помяни мя грешную у престола Божьего, - потом вновь обратилась к Алене, немного растягивая слова, как на распев. - Осень-то какая была, так дожди и лили, и лили без просвету, а как старца, батюшку нашего, заступничка, хоронили, так солнце засияло, как летом, и птички запели, так заливались, так заливались. А когда гроб в могилку опускали, так голубь белый в воздухе появился и три раза через голову в воздухе перевернулся, вот какие чудеса. Батюшка святой жизни был. А ты, я гляжу, с ребеночком приехала, видать, вымолил старец. Правильно сделала, что с ребенком приехала, за все надо благодарить Бога.
Алена улыбнулась, молча поклонилась незнакомке.
Вскоре к могилке подошла еще одна женщина, одетая во все черное, как инокиня, в руках она держала букет алых, будто огненных роз. Женщина наклонилась и молча положила цветы. На фоне белого снега розы вспыхнули огнем, такие яркие они были. Женщина перекрестилась и что-то быстро зашептала бледными губами. Алена едва разобрала имя - Кирилл. Ее слух что-то резануло, а женщина, прикрыв глаза, еще громче зашептала, так что можно было понять слова ее молитвы, она молилась о упокоении убиенного Кирилла.
Сердце Алены неистово забилось, кровь пульсировала в висках, в глазах потемнело. Алена с силой прижала к себе ребенка, словно боясь выронить его. Она вспомнила лагерь и того самого журналиста, которого казнили по приказу Султана. Она не знала эту женщину, не знала, за какого убиенного Кирилла та молилась, кем она ему приходилась - женой, невестой или просто подругой, но она была уверена, что это тот самый Кирилл. Именно здесь, у могилы старца, они встретились, и встреча эта не могла быть случайной. Алена пристально посмотрела в лицо женщины. Наталья плакала, слезы текли по ее бледным щекам. Алена решила сказать ей самое главное.
- Он умер как мученик, он не отрекся от Христа и за это удостоился Царства Божьего, я это знаю.
Наталья открыла заплаканные, помутневшие от слез глаза и с удивлением посмотрела на незнакомку, пытаясь понять, что ею было сказано. Потом взор ее прояснился, глаза вспыхнули радостным светом.