Страница 50 из 71
Пауза затянулась. Епископ что-то внимательно рассматривал за окном или делал вид, что рассматривает, затем резко повернулся к Андрею, упершись руками в подоконник.
- У тебя есть еще кто-нибудь на примете? - внезапно спросил владыка.
- В смысле?
- Ну, девушка знакомая есть, которая тебе нравится?
Андрей помолчал, словно раздумывая. Конечно, ему нравилась Вероника, но рассматривать ее как невесту, а тем более как будущую жену ему и в г олову не приходило.
- Есть одна знакомая из регентской школы, но... - Андрей запнулся.
- Что но, у нее есть жених?
- Н-нет.
- Как ее зовут, кто она такая?
- Вероника, хорошая девушка, обычная.
- Что за семья у нее?
- У нее только тетка, монахиня. Тетка меч тала ее в монастырь определить.
- Значит так, я буду в Лавре через два дня, загляну к тебе. Ты предупреди свою Веронику, что владыка Серафим желает с ней переговорить, чтобы для нее это не было полной неожиданностью. Ну все, иди с Богом, а то мне давно пора, - епископ взглянул на часы.
Андрей подошел под благословение, он хотел еще что- то сказать, в душе были буря и смятение, но владыка дал понять, что аудиенция окончена.
В класс Андрей возвращался сам не свой, ноги не слушались. Все рухнуло, это была катастрофа, он ее потерял, и потерял окончательно. Где-то у святых отцов он читал, что непослушание архиерею даром не проходит; где он это читал, вспомнить не мог, но мысль эта крепко засела в мозгу. Он понимал, что не посмеет ослушаться владыку Серафима, не посмеет, как бы ему ни хотелось это в данный момент. Он уже почти наверняка знал, что именно Вероника станет теперь его женой, и от этой мысли больно сжималось сердце.
«Что же ты наделала, Аленка, неужели не поняла, что я человек подневольный и не могу ждать, не могу подчиняться своему желанию, - думал Андрей, словно разговаривая с ней и надеясь, что она услышит его за тысячи километров и все вернется на круги своя. - Не вернуть, все потеряно, все!»
Следующий урок прошел как во сне, Андрей ничего не слышал. На обед сходил механически, не помнил, что и ел. Так проходил он, как робот, до самой вечерней службы. Их хор пел в этот день. Была Вероника - все такая же маленькая и кругленькая, стояла всю службу на цыпочках, смешно и как-то по-детски вытягивая шейку. Андрей всю службу не сводил с нее глаз, она же ни разу не взглянула в его сторону - наверное, чувствовала его взгляд и боялась. После службы, когда погас верхний свет и девушки собирали с пюпитров ноты, Андрей тихо ее окликнул. Она подошла, смущаясь и краснея, пряча глаза.
- Вероник, тут такое дело, - не зная, как начать разговор, произнес Андрей, - в общем... владыка Серафим Ставропольский хочет тебя видеть, он будет здесь через два дня.
Вероника сделала испуганные глаза, верхняя губа ее дрогнула. Видно было, что она разволновалась.
- Меня? - спросила удивленно. - Хорошо, как благословит, ты мне скажешь?
- Конечно.
На этом их разговор закончился, она даже не спросила, почему епископ хочет ее видеть, это Андрею показалось странным.
«Неужели она догадывается, в чем дело?» - думал он.
На следующий день Андрей встал задолго до подъема, чтобы пойти на братский молебен к Преподобному Сергию. Лишь в молитве он видел сейчас свое утешение.
Он устал от переживаний, ни Алена, ни Вероника не будоражили его воображение в то раннее утро. После молебна стало еще легче. Рассвет не занимался, он бодро шел по хрустящим от снега лаврским дорожкам в семинарию, жадно и полной грудью вдыхал обжигающий морозный воздух. В душе зарождалась новая надежда.
Через два дня, как и было обещано, Гоголь вновь вызвал Андрея в уже знакомый кабинет. Андрей шел более уверенно, понимая, что не в силах ничего изменить, и надеясь только на то, что сама Вероника или ее тетка ответят отказом. А в случае отказа владыка Серафим вынужден будет ждать, поскольку на монашество Андрея он тоже не благословлял.
В кабинете ректора Андрея ждал сюрприз, оказывается, владыка Серафим время даром не терял. В комнате на диване рядом с ним сидела Вероника, чуть дальше расположилась незнакомая монахиня.
- Здравствуй, Андрей, это мать Николая, тетушка нашей Вероники, - произнес архиерей.
Монахиня молча кивнула, быстро оглядев Андрея с ног до головы. Она была полной противоположностью Ники: худая, высокая, с жесткими, почти мужскими чертами лица и властным взглядом. Вероника бросила на Андрея какой- то испуганный взгляд, она явно очень стеснялась присутствия архиерея и своей тетки.
- Мы тут уже о многом поговорили, - произнес владыка, встав возле окна.
Женщины же продолжали сидели, что, по всей видимости, их несколько смущало, ведь сам преосвященный стоял.
- Андрюша, садись на диванчик, мне так лучше будет всех вас видно.
Андрей присел на самый краешек дивана, рядом с Вероникой, которая мгновенно сделалась пунцовой от смущения и столь близкого присутствия своего возлюбленного.
- Итак, я уже объяснил матери Николае и Веронике твою ситуацию с рукоположением, - начал архиепископ степенным голосом, - и то, что я тебя сразу по окончании учебы забираю в Ставрополь на должность инспектора открывшейся семинарии. Я побеседовал с Вероникой и нашел, что она очень хорошая, смиренная девушка, к тому же без пяти минут регент, что немаловажно для жены священника. Более того, выяснилось, что ты, Андрей, ей давно очень нравишься. Так что я жду от вас, Андрей и Вероника, ответа.
- Как благословите, владыка, - прошептали почти одновременно Андрей и Ника, густо при этом покраснев.
- Вот и отлично, я благословляю вас на брак. После Красной горки вас устроит?
Оба кивнули.
- Где будете венчаться, решайте сами, сейчас начинается Великий пост, а это самое подходящее время молитвенно подготовиться к такому ответственному шагу, да и узнать друг друга получше, испытать свои сердца. Браки должны совершаться по благословению Божиему, а не по велению похоти. Мы тут еще с матерью Николаей побеседуем, а вам советую пойти погулять.
- А как же уроки?
- Я уже предупредил, что сегодня вы не появитесь.
Они вышли на улицу. Мороз несколько ослаб, в воздухе ощущалось первое, еле уловимое дыхание весны.
Вероника шла, низко опустив голову, она была такая же, как и в первое свидание - тогда, месяц назад. Все тот же пуховый платок, пальто и варежки на резинке. Шли молча, не заметили, как очутились далеко за стенами Лавры, в каком-то малознакомом кривом переулке, застроенном старыми деревянными домишками.
- Куда мы идем? - первая спросила Вероника, чтобы как-то разрядить напряжение.
- Не знаю, наверное, куда глаза глядят, - тихо ответил Андрей.
- Может, тогда пойдем назад, - неуверенно предложила Вероника.
В воздухе кружились редкие снежинки, было тихо, солнце пробивалось сквозь пелену розовато-оранжевых облаков.
- Скоро Великий пост, - безучастно произнес Андрей.
- Через неделю, время летит, - ответила Вероника.
Они медленно побрели назад, так больше и не сказав ничего друг другу. В их жизни все было предрешено. Они поженятся после Красной горки, где-то в мае, затем Андрея рукоположат. Она будет ему верной и любящей женой до конца своих дней, даже если он никогда не сможет полюбить ее.
Пост пролетел быстро. Все хлопоты о предстоящем венчании взяли на себя дядя отец Кирилл и его жена матушка Ксения. Тетка Николая уехала в свой монастырь: монашествующим не пристало заниматься такими делами, даже если речь идет о самых близких людях. Андрей не хотел ни во что вникать. Матушка Ксения выбирала платье невесте, покупала костюм жениху, даже обручальные кольца будущие супруги выбирали не сами.
С приближением мая беспокойство все чаще охватывало Андрея. Должна была вернуться Алена. Все это время от нее не было ни одной весточки. Впрочем, как она могла связаться с семинарией, оправдывал ее Андрей.
Он мучился. С одной стороны, любовь к Алене не желала проходить, с другой - Вероника, которую он тоже любил, но как-то по-другому, скорее, как сестру. Отказать Веронике он не мог не только потому, что за ней стояло архиерейское благословение, но и, более всего, потому, что такого искреннего и преданного человека он не мог ранить. Он думал о том, как расстроить свадьбу, но всякий раз эта мысль обжигала его, как огнем. Он не может поступить так с Никой, она его любит, и что будет с ней, если он ее бросит. Это будет предательством с его стороны. Какая буря бушевала в его душе, знал один Господь.