На службе Мечу

— Чтоб мне провалиться, — сказал Познер. — Залпы в полную силу, сэр?

— В конце, — пояснил Эббот. — Мы хотим использовать их на всю катушку, прежде чем с ними расстаться. Поэтому первые несколько проходов мы будем использовать лазеры целеуказания. Результаты стрельбы будут оцениваться по попаданиям лазеров. Но затем, — продолжил он с широкой улыбкой, — мы запустим имитаторы по траектории уклонения и дадим каждой установке по одному выстрелу в полную силу под местным управлением. Что-то вроде зачета-незачета, можно сказать.

Он оторвался от схемы плана упражнения, и они с Познером широко улыбнулись друг другу.

* * *

Каземат гразерной установки был переполнен. Обычное состояние для боевых постов, даже когда нет необходимости упаковать в тесный отсек ещё одно лишнее тело.

По крайней мере, конструкторы предусмотрели такую возможность, что означало, что у Абигайль было место, где сесть. Не слишком просторное, втиснутое между пультами командира установки и оператора сопровождения целей. На самом деле, она туда едва влезла, и заподозрила, что сиденье было спроектировано специально под габариты девушки-гардемарина, так как сомнительно, что кто-нибудь более крупный мог бы ужаться в столь тесном месте.

Хорошие новости состояли в том, что главстаршина Вассари, командир расчёта Гразера 38, был хорошим человеком. От него не исходило характерной ауры преувеличенного терпения, которую многие старослужащие старшины естественным образом изображали в присутствии всяких салаг. Абигайль, однако, могла сказать, что это “особое” отношение было всё же лучше, чем намеренные придирки, которыми забавлялся кое-кто из офицеров и старшин. Она была готова принять эти придирки как должное — в конце концов, подумала она с незаметной, скрытой улыбкой, она ведь родом с Грейсона — но это вовсе не было приятным опытом.

Главстаршина Вассари не относился ни к тем, ни к другим. Он попросту был всесторонне компетентным человеком, который подразумевал, что каждый может сделать свою работу, пока не продемонстрирует обратное. Что естественным образом вызывало желание доказать, что она действительно может.

Некоторые из однокашников Абигайль ненавидели учебные стрельбы, по крайней мере из энергетических орудий. Умом она понимала, что кое-кто может испытывать эмоциональный дискомфорт оказавшись запертым в крошечном бронированном отсеке, в то время как воздух из него, — а так же из соседних с ним помещений, — удалялся. На эмоциональном уровне, однако, она всегда считала такое отношение глупостью. В конце концов, космический корабль был ни чем иным, как пустотелым объёмом с воздухом внутри, окружённым со всех сторон бесконечной пустотой. Если скафандр и близкое соседство вакуума доставляют вам неудобство, то лучше бы вам выбрать другую профессию. С другой стороны, Абигайль предполагала, что причиной могла быть самая обычная клаустрофобия. Здесь действительно было не слишком просторно, и для расчёта, обслуживающего установку, было обычно часами оставаться пристёгнутыми к сиденьям и зависеть от “пуповин” системы жизнеобеспечения скафандров. И всё ради того, чтобы рядом с орудием были живые люди, на случай, если в результате боевых повреждений внезапно будет утрачена связь с центральными компьютерами тактической секции.

Конечно, сегодняшние учения предполагали, что все энергетические установки правого борта будут переведены на локальное управление. Абигайль не могла себе представить, что за невероятные повреждения могут оставить без центрального управления все до единого бортовые орудия, не разрушив при этом сам корабль, но это было не важно. Целью было натренировать каждую конкретную команду на тот маловероятный случай, что однажды именно их установке выпадет оказаться отрезанной от центрального управления.

К несчастью, Гразер 38 был последним энергетическим орудием правого борта. Абигайль, главстаршина Вассари и их люди должны были сидеть здесь всё это кажущееся бесконечным время, и не делать ничего, кроме как наблюдать, как другие расчёты мажут по цели.

— Тридцать шестой, приготовиться, — сказал по связи коммандер Блюменталь.

— Тридцать шестой, есть готовность, — последовал ответ хорошо поставленным голосом. Абигайль поморщилась. Коммандер Блюменталь и лейтенант-коммандер Эббот решили добавить остроты этому послеобеденному упражнению и объявили, что каждый из четырёх гардемаринов на борту “Стального кулака” будет заменять командира установки, к которой он или она были приписаны. Эта новость не была воспринята расчётами соответствующих установок с великой радостью. Учебные стрельбы сопровождались ожесточённой конкуренцией между расчётами, как за возможность простого бахвальства, так и за особые привилегии, которыми традиционно награждалась лучшая команда. Заполучить какого-то салагу в командное кресло никак не могло считаться лучшим способом увеличить чьи-либо шансы одержать победу. Однако судя по тону, каким докладывал Арпад Григовакис, никто не смог бы подумать, что у него есть хотя бы малейшие сомнения в успехе. Или, если уж на то пошло, что он просидел в ожидании почти столь же долго, как и Абигайль.

— Начинаем проход, — объявил коммандер Блюменталь, и взгляд Абигайль замер на дисплее оперативной обстановки, размещённом между её местом и пультом главстаршины Вассари.

Несмотря на то, что все посты были заняты по боевому расписанию, сами по себе гразеры не были включены полностью.. пока что. Вместо этого, расчёты “стреляли” из лазерных целеуказателей, к которым обычно были привязаны их орудия. В отличие от гразеров, целеуказателям просто не хватало мощности, чтобы повредить сложные беспилотные зонды, используемые в качестве мишеней, что позволяло запускать их повторно много раз. Однако, беспилотники регистрировали и докладывали количество энергии, дошедшее до цели от каждого из лазеров — в том случае, если вообще происходило попадание — чтобы установить эффективность действий каждого из расчётов.

В отличие от главного дисплея БИЦ или основного дисплея управления огнём в центральном посту, маленькие дисплеи орудийного расчёта не отображали информацию, поступающую с главных радаров. Вместо этого, картинка формировалась местным орудийным лидаром, у которого был значительно более узкий сектор обзора. Ни программное обеспечение, ни качество графики не шли ни в какое сравнение с тем, что было в распоряжении БИЦ или коммандера Блюменталя. Но в этом-то и был смысл упражнения, напомнила себе Абигайль, пристально наблюдая, как вращающийся штопором беспилотник быстро перемещается по правому борту “Стального кулака”.

Хаотичная траектория была сама по себе плоха, но вращение беспилотника вокруг своей оси делало положение ещё хуже. Абигайль изучала данные, появлявшиеся на полях схемы на дисплее, в то время как беспилотник несся мимо них на дистанции пятьдесят тысяч километров, и на её лице появилось невольное сочувствие Григовакису. Его расчёт исхитрился удивительно аккуратно сопровождать дёргающийся, болтающийся беспилотник, но вращение мишени превратило её импеллерный клин в мерцающий щит. Более того, она отметила, что беспилотник вращался не с постоянной скоростью. На дистанции в каких-то пятьдесят тысяч километров времени, чтобы проанализировать его хаотичное вращение, не было и уровень поражения цели Гразером 36 был исчезающе низок. Менее трёх процентов, на самом деле.

— Не очень впечатляет, а, мэм? — вполголоса сказал главстаршина Вассари по их выделенному каналу связи.

— Это из-за вращения. Поворот по оси преграждает путь лазеру. Цель открывается между импульсами, — тихо ответила она.

— Да, мэм, — согласился Вассари, и Абигайль нахмурилась.

Как и любое другое энергетическое вооружение, гразеры “Стального кулака” стреляли серией импульсов, и лазерные целеуказатели для этого упражнения были настроены так, чтобы имитировать обычный темп стрельбы гразера. Частота импульсов была достаточной, чтобы цель размером с корабль не успевала развернуть свой клин достаточно быстро, чтобы избежать серьёзных повреждений. За время, требующееся для переката типичного импеллерного клина, достигающего сотни километров в поперечнике, каждый гразер выдавал достаточное количество импульсов, чтобы гарантировать минимум одно или два попадания — в том случае, если прицел был верен.