Карнавал теней

- Цирполы кого будут искать? – спросил он, и тут же сам ответил: - Девушку в трико паутинной танцовщицы, с чёрно-белым гримом на лице, одинокую и испуганную. А если они увидят даму в платье, с уложенными волосами, с сумочкой, и эта дама пройдёт мимо них спокойно, как будто бы её совершенно не волнуют посторонние в цирке?

- Ох… - сказала Бабочка, и хотя выражение её лица было трудно разглядеть, Рейне сразу понял, что она испугалась. – Нет, я на это не пойду.

Ещё десять минут ушли на то, чтобы объяснить ей, что другого выхода нет, что нужно попытаться. Рейне размахивал руками, словно мельница, показывая все входы и выходы Цирка-у-реки, объясняя, что ими воспользоваться нельзя, потому что там давно уже стоят люди Сили Лаббера; он вспомнил всё, что только знал о Речном цирке и говорил так убедительно, что передумал бы даже камень. Но Бабочка всё-таки оставалась непреклонной, и неизвестно, сколько бы ещё он с ней спорил, если бы в дверь не постучали.

- Рейне, открой, это Марика!

Помощница Арлина, взволнованная и покрасневшая от быстрого бега, ворвалась в гирмёрку Рейне, словно ураган, и сообщила ужасные новости: в служебных коридорах Речного цирка сейчас было столько цирполов, что вполне можно было решить, будто их согнали сюда со всего города. «Карнавальные псы» обшаривали каждый закуток, возле каждого окна выставляли стражу, и очень, очень скоро должны были подобраться к убежищу Бабочки.

- Нам надо поторопиться, - сказал Шельми без тени шутовства.

Рейне посмотрел на Бабочку. Потом – на Марику.

- Дорогая, - сказал он ласково. – Тебя-то мы и ждали.

Они шли по коридорам, спускались и поднимались по лестницам, с каждым шагом приближаясь к заветной цели – к выходу. Бабочка шла впереди, Рейне и Шельми – чуть позади, на тот случай, если понадобится кого-то отвлечь; они делали вид, что не знают друг друга.

Труднее всего было не сорваться, не побежать.

Она выскользнула из гримёрки Рейне, низко опустив голову и отвернув лицо; если он что-то и успел разглядеть, то лишь изящно изогнутую бровь, щёку, кончик носа. Мало, чтобы узнать человека при следующей встрече. Те, кто шел навстречу, были счастливее – они видели её целиком, но не понимали, кого видят перед собой, и потому не обращали внимания.

Ещё немного, ещё совсем немного…

Рейне остановился, словно громом пораженный.

У главного входа стояли двое – Джоссеф Арлин и Сили Лаббер; за спиной цирпола танцевали под неслышную музыку три безликие тени – три молодые женщины. У одной из них на шее висела петля.

Как будто во сне или в бреду, Рейне смотрел, как Бабочка приближается к человеку, который перевернул весь Речной цирк и перевернул бы весь город, чтобы её найти. Лаббер окинул её внимательным взглядом, взмахнул рукой. Рейне стоял слишком далеко, чтобы услышать его голос, однако было нетрудно прочесть по губам: «Кто такая?» Они это предусмотрели. Если от страха у Бабочки не отшибло память, она должна была сказать, что принесла для Марики Карат счёт от конторы по найму, которая собирала для «Цирка скитальцев» бригаду механиков. «Почему сейчас?» - спросил Лаббер. Это тоже был несложный вопрос – потому что утром Марики не было на месте, а непосредственно перед представлением она оказалась занята…

Цирпол кивнул и отвернулся.

Только теперь Рейне посмотрел на Арлина – уж он то понимал, что незнакомка в платье Марики никакая не посыльная! Лицо патрона показалось паутинному танцору ужасно бледным, а глаза – какими-то чужими, словно стеклянными. Когда Бабочка скрылась за дверью, Арлин перевёл взгляд на Рейне и Шельми и еле заметно кивнул. Это тоже было весьма странно – никогда раньше Джоссеф Арлин не считал возможным кого-то за что-то благодарить.

Через полтора часа, уладив все дела и незаметно ускользнув из Цирка-у-реки, Рейне вернулся в «Лунный дом». Запершись в своей комнате, он лёг, не раздеваясь, на постель, и стал размышлять.

Карнавальная ночь – время безудержного веселья, танцев и смелых объятий, хмельных развлечений, о которых на следующее утро мало кому удаётся вспомнить. Тени, люди, хаотиды – сегодня все в масках, все одинаковы. Ещё два дня назад Рейне точно знал, чем будет заниматься, когда Тарру окутает темнота, но теперь его терзали сомнения.

Он сунул руку в карман и вытащил гестийскую кисточку.

Бабочка сняла её, когда причёсывалась, и оставила на столике, у зеркала. «Я не видела её лица, - виновато сказала Марика, когда Рейне принёс ей платье, позаимствованное у Трива, в костюмерной. – Было темно, я сняла очки…» Он лишь улыбнулся и кивнул, скрывая разочарование. «Ты вернёшь ей это? Впрочем, я говорю глупости – она ведь не вернётся, после того, что сегодня произошло».

Не вернётся…

Маленькое украшение жгло ему пальцы. Существовал опасный, но действенный способ, позволяющий отыскать хозяина потерянной вещи, известный только маринэ и ныряльщикам. Сейчас, не откладывая ни на миг, он должен был решиться – и всё для себя решить.

- Конечно, - сказал Рейне вслух. – Я ей верну эту штуку, Марика, не сомневайся.

В ярком свете звёзд Цирк-у-реки выглядел покинутым и одиноким. Рейне быстро и тихо, чтобы не привлечь внимание ночного сторожа, прошмыгнул к одной из служебных дверей, открыл её ключом, ещё в прошлом году позаимствованным из кармана Джоссефа Арлина, и погрузился в сумрак, окутавший цирковые коридоры. Через несколько минут, стоя посреди пустой арены, он закрыл глаза, поднёс ко рту ладони, сложенные ковшиком, как будто бы в них была вода, сделал большой глоток…

…И оказался на берегу.

Его босые ноги утопали в белом песке, который после сырости и холода Тарры приятно удивлял теплом. В ясном небе парили чайки; солнце щедро заливало округу золотистым светом. Волны, тихонько шурша, накатывали одна за другой. Море смотрело тысячей глаз, смотрело и слушало.

Рейне любил своё море. Он знал по рассказам товарищей по несчастью , что не всем выпадает возможность любоваться красивым пейзажем. Многие, утоляя жажду, попадали в жуткие места, где не хотелось задерживаться надолго. А Рейне, будь это возможным, остался бы тут навсегда.

Жажда пришла к нему в десять лет. Сухим ветром пустыни повеяло в лицо, в горле пересохло, губы потрескались и распухли. Он пил и не мог напиться – вода уходила из него, как из треснувшего кувшина, и с каждым часом страдания становились всё невыносимее. Последняя д верь уже приоткрылась, когда ещё один глоток воды вдруг перенёс его сюда.

Здесь время текло по-другому. Сиди на берегу хоть день напролёт – обратно вернёшься в то же самое мгновение, когда утолил жажду. Окружающие и не заметят, что ты успел побывать где-то ещё. Однако сейчас Рейне торопился – ему нужно было найти одну из тех вещей, которые маринэ могли уносить с собой в реальный мир.

Он вошел в воду по колено и остановился.

Далеко-далеко от берега, посреди ослепительной лазури волн, появился треугольный плавник. Поначалу маленький и почти незаметный, он стремительно приближался, увеличиваясь в размерах, и , в конце концов , оказался гигантским – в два с половиной раза выше самого Рейне. Приблизившись, насколько это позволяла глубина, тварь ненадолго вынырнула – над поверхностью воды мелькнула тупая морда с маленькими глазами и полуоткрытой пастью, усеянной острейшими зубами, - а потом заложила крутой вираж и направилась в открытое море.

Рейне удовлетворённо вздохнул – он получил то, что хотел.

Пора возвращаться .

Темнота арены теперь была прозрачна и подвластна Рейне Сарро – паутинному танцору, маринэ, ныряльщику. Бросив короткий взгляд наверх, он увидел паутину, непривычно пустую, и всё, что обычно пряталось под пеленой. Ещё он увидел тонкий светящийся шлейф, похожий на рассыпанную в воздухе серебристую пыльцу. Шлейф тянулся к кисточке, спрятанной в его кармане, а что было там, где он заканчивался, предстояло выяснить, поэтому Рейне, не теряя ни секунды, ринулся прочь с Арены, прочь из Цирка-у-реки, словно одержимый. Хищная тварьв его теле больше всего любила кровавые следы, потому что вечно была голодна, однако умелый ныряльщик знал, как заставить её идти по другому следу.