Возможны варианты

В комнате никого не было, хотя у стены стояла расстеленная кровать. За дверями слышались приближающиеся шаги. Меня охватила паника: спрятаться было негде. Сундучки, стоявшие у стен и выполнявшие очевидно и функцию лавок, были малы для меня, даже если бы и оказались пусты, гардероб в углу заперт, а щель между полом и кроватью - слишком узка. Ещё здесь находились небольшой комод, на котором стоял канделябр на три свечи, и трюмо с низенькой скамеечкой перед ним. Я забился в самый тёмный угол и скорчился там, стараясь занять как можно меньше места, со слабой надеждой, что при тусклом свете свечи несовершенство человеческого зрения не позволит вошедшему меня заметить.

Это оказалась девушка, точнее девочка лет четырнадцати, немного полноватая, какими часто бывают девочки в этом возрасте. Она была ещё в платье с шалью, хотя русые волосы были уже заплетены на ночь. К моему несказанному облегчению в её руках действительно была всего лишь свеча. Можно было надеяться, что в полумраке человечка меня не увидит. Она поставила свечу на сундук, а не стала зажигать свечи канделябра, чего я опасался, подошла к окну, немного постояла, вглядываясь в темноту, закрыла ставни и повернулась. К великому сожалению заметила она меня сразу. Несколько секунд девочка пристально вглядывалась, очевидно видя только бесформенную тёмную груду, потом различила человеческие очертания, тихо ахнула и, прикрыв рот рукой, шагнула назад. С ужасом ожидая, что сейчас она подымет визг на весь дом, я сказал дрожащим испуганным голосом:

- Прошу, юная леди, не выдавайте меня, я не причиню вам вреда.

- Кто вы такой, и что делаете в моей комнате? - требовательно спросила она, правда эффект был подпорчен тем, что её голос был таким же испуганным и дрожащим, как мой.

Я благоразумно решил не отвечать на первую часть вопроса, рассчитывая, что буду принят за человеческого подростка (при плохом освещении меня часто принимали за юнца), и скользнул чуть ближе к свече и несколько в сторону, чтобы хозяйка комнаты заметила, что я одет, как дворянин, но глаза не выдали меня хищным отблеском. Устремив на девочку умоляющий взгляд, я начал говорить прерывающимся голосом, тщательно подбирая слова:

- Меня зовут Николас. Несколько пьяных ремесленников сочли, что я был непозволительно груб с их приятелем. Они набросились на меня. Когда я попытался от них убежать, меня начали преследовать и другие люди. Леди, вы не представляете, как ужасна может быть толпа пьяной черни. Меня несколько раз ударили дубинками. Если они найдут меня, то забьют до смерти.

В моём голосе звучал страх, и девочка заколебалась:

- Но вы не можете оставаться в моей спальне.

- Я не задержусь надолго. Сейчас они прекратят обыскивать этот квартал, я сразу уйду и не посмею больше вас потревожить. Прошу вас, добрая леди, не откажите мне в милосердии.

- Не называйте меня так, мой отец всего лишь торговец. Здесь вы в безопасности, и можете оставаться, пока вас ищут. Но мне не подобает быть наедине с вами.

Она взяла свечу и подошла к комоду, желая, очевидно, зажечь свечи в канделябре, чтобы не оставлять меня в темноте.

- Не делайте этого, прошу вас, свет привлечёт излишнее внимание, а я вполне могу обойтись без него.

Девочка кивнула и вышла. Я стал слушать, что творится вокруг. Голоса моих преследователей звучали совсем близко. Мужской голос, вероятно принадлежавший хозяину, высказывал возмущение и требовал немедленно убраться, обещая спустить собак на пьяных наглецов, вломившихся на чужой участок. Это заставило меня улыбнуться: в доме не было ни одной собаки. Выслушав историю про сбежавшего вампира, мужчина заявил:

- Какая ерунда, вы тут толчётесь уже с четверть часа. Ваш вампир, если только он не привиделся вам с пьяных глаз, давно на другом конце города. Убирайтесь-ка живо и не мешайте порядочным людям спать.

Он захлопнул дверь и продолжил уже совсем другим тоном:

- Лиззи, милая, ты давно уж должна быть в постели. Ступай.

Речь хозяина дома произвела должное впечатление на толпу. Люди начали разбредаться. Я приоткрыл ставень и выглянул. Уходить было ещё рано.

Девочка вошла в комнату с испуганным, но решительным видом, и с порога спросила:

- Это правда? Вы вампир? Вы сейчас убили человека?

- Леди Элизабет, вы обещали мне безопасность, - мягко напомнил я.

По комнате распространялся чесночный аромат, очевидно, моя спасительница решила принять меры предосторожности. Я невольно поморщился от резкого запаха.

- Отвечайте же! - потребовала она.

- Мне жаль, если это вас огорчает, но да.

Она сжала губы и выставила вперёд руку с распятием, которое до этого прятала в складках шали. От её резкого движения язычок пламени свечи затрепетал. Распятие было большим, металлическим, и, вероятно, тяжёлым. Я шарахнулся в сторону с выражением ужаса на лице: мне не трудно, а девочке будет спокойнее. Не сводя с меня глаз, она осторожно поставила свечу и сурово сказала:

- Я не желаю, чтобы последствием моего неосторожного поступка стала смерть невинных людей, а вы убиваете каждую ночь. Само ваше существование греховно и смертоносно.

- Мои невольные кормильцы далеко не всегда погибают, - возразил я. - Частенько они не только остаются живы, но и в счастливом неведении о близком знакомстве со мной.

- Вот как! - удивилась она. - В таком случае, можете ли вы поклясться, что никогда более не посягнёте на людскую жизнь?

Такого я не ожидал, но, поразмыслив, решил, что требование моей спасительницы вполне выполнимо, хотя какие-то исключения оговорить надо:

- Такую клятву я дать не могу. Мне приходится защищаться от людей, страстно желающих прервать моё земное существование. Но я клянусь вам, леди Элизабет, что никогда более я не лишу жизни невинного человека ради развлечения или пропитания.

Девочка немного помолчала, обдумывая мои слова. Её поднятая с распятием рука ощутимо дрожала от усталости. Наконец, она промолвила:

- Хорошо, пусть так. А сейчас, прошу вас удалиться. Ваши преследователи уже разошлись.

Я скользнул к ней быстрее, чем она могла заметить, мягко вынул тяжёлый крест из её руки и отшвырнул его на кровать, чтобы не привлекать внимания домочадцев шумом. Её ладонь в моей руке бессильно расслабилась и покрылась ледяным потом, лицо побледнело. Склонив голову, я коснулся губами тонких пальцев и, отгоняя внезапно возникшее острое желание вонзить клыки в это дивно пахнущее запястье, нежно сказал:

- Лиззи, ограничения, которые вы наложили на меня очень суровы, но тем не менее я не могу выразить, насколько глубока моя благодарность. Скажите, что я могу сделать для вас?

Она осторожно отняла свою руку и ответила быстрым яростным шёпотом:

- Я надеюсь, что вы никогда больше не попадётесь мне на глаза!

Я пристально посмотрел на неё и, печально вздохнув, насмешливо произнёс:

- Как пожелает леди. Прощайте, дорогая Элизабет, и попросите отца, чтобы он подарил вам серебряную цепочку. Поверьте, она защитит вас лучше, чем крест или чеснок.

Распахнув ставни, я покинул дом тем же путём, как и вошёл в него, и вернулся на постоялый двор, не привлекая к себе излишнего внимания. Перед глазами стояло очаровательное юное личико. Почему-то было горько.

Когда я рассказал Максу о событиях этой ночи, он расхохотался и долго не мог остановиться. Когда же способность к членораздельной речи вернулась к нему, он сказал:

- Чего только пьяный мужчина не пообещает симпатичной мордашке! Бедняга! Конечно, не надо было давать никаких обещаний. Если не мог сосредоточиться и взять её под контроль, надо было по-простому свернуть шею. Ладно, придумаем что-нибудь. В конце концов, для тебя могу убивать я.

- Спасибо, но полагаю, что пока в состоянии и отвечать за свои слова, и прокормиться самостоятельно, - уязвлено ответил я, вспомнил сильный острый вкус агонии моей сегодняшней жертвы, и с сожалением подумал, что больше никогда не почувствую ничего подобного.

- Ну, как хочешь, друг мой, - отозвался Макс и снова рассмеялся.