Страница 84 из 86
- Это почти то же самое, что означают ваши вопросы. Вы помнили обо мне. Моя жизнь вам небезразлична. Так же отношусь и я к вам. Мне это почему-то дороже, чем если бы я был вашим мужем.
- А нельзя это назвать платонической любовью?
- Я думаю, нет. Ведь так я отношусь не только к вам, так я воспринимаю природу, искусство, жизнь. Помните, у Блока: «Твое лицо мне так знакомо, как будто ты жила со мной. В гостях, на улице и дома я вижу тонкий профиль твой...»?
- Это поэзия.
- Да, поэзия... Как сказал один художник, светлая гостья в часы раздумий... Почему же ваш образ не может быть поэзией, созданием нашей жизни, со всеми ее плюсами и минусами?
- Значит, вы помнили обо мне?
- Да.
- Поэтому перестали бывать у Софьи Николаевны?
- Не совсем. Просто я не умею обхаживать женщин, тем более старушек, для которых даже чисто внешняя воспитанность не пустой звук.
- Ах так! Мне спать захотелось.
Женя задремала в старом кресле. Всю ночь Кирилл тихонько двигался, садился и бесшумно листал бумаги... Просыпаясь, она улыбалась ему и снова засыпала. Совершенно проснулась уже при солнечном свете. Кирилл не сомкнул глаз.
- Много еще осталось?
Он показал рукой на два шкафа. Порядочно.
- А время у вас есть?
Он кивнул и с некоторым смущением спросил, что он может взять себе на память.
- Что хочешь, - улыбнулась Женя.
- Нет, Женя, я серьезно.
- Понимаю. Вы очень серьезный человек.
- Такова воля Софьи Николаевны?
- Такова моя воля!
- Понятно, - сказал он, и было видно, как он огорчился.
- Что? Что случилось, Кирилл? Я сказала что-нибудь не так?
- Ну, я понял, моего имени в завещании нет. Это естественно. И оставим это.
Он обиделся на Софью Николаевну.
- Кирилл! Ты прекрасно знаешь, что большая часть этих книг, в особенности журналы, мне не нужны. Я отдам их тебе. То же самое сделала бы и Софья Николаевна, если бы ты не исчез из ее жизни. А исчез ты из-за меня. Если хочешь, это приданое твоей принцессы! Из сказки.
Женя обрадовалась: как хорошо она придумала! Но не тут-то было. Кирилл усмехнулся:
- Что вам не нужно?
Женя наскоро приготовила чай и помчалась на работу, обещав, впрочем, вскоре вернуться.
К полудню самый предварительный разбор бумаг Кирилл закончил. Среди массы рукописей, среди массы выписок на трех языках были тетради с дневниковыми записями, были письма, а среди последних - и письма дяди Кирилла, которого он никогда не знал, - все это требовало долгого и кропотливого изучения. Хорошо бы все это оставить у себя на время, рассуждал Кирилл. Но, даже сдав в Архив литературы и искусства, по завещанию, он мог в них на досуге рыться. Да и вся библиотека Софьи Николаевны, заключая в себе лишь малую толику книжных сокровищ, доступных ему в крупнейших книгохранилищах мира, представляла лишь соблазн личного свойства: иметь под рукой у себя на книжной полке - это, конечно, мечта...
Когда Женя приехала, Кирилл расхаживал по заставленной связками книг и папок комнате, рассеянный и грустный.
- Кончено? - спросила Женя.
Кирилл кивнул.
- Что вы отложили себе?
- В будущем году должна выйти книга Софьи Николаевны «Заметки о лирике». Название скромное, а это будет уникальное исследование о структуре лирического стихотворения.
- Вы хотите сказать, что отложили себе не изданную еще книгу?
- Да.
- Вы смеетесь надо мной?
- Ничуть.
- Теперь я знаю, - сказала Женя с ласковой решительностью в голосе и во всех своих движениях, - как поступить. Сейчас придет машина. Мы все это погрузим и увезем к вам, Кирилл! Ни слова больше!
Как она это сказала! Он рассмеялся и не смог ни оспорить ее слова, ни забыть уже никогда.
Бедный Алеша! Но Женя уже ничего не могла поделать. Из каждой прогулки по книжным магазинам он возвращался расстроенный и хмурый. Во всякую минуту разлада он вспоминал о библиотеке Софьи Николаевны и, как по поводу отсутствия телефона в их новой квартире, сердился до того, что терял сон и покой.
Всю зиму прожили холодно, и Женя даже обрадовалась, когда ей предложили ехать в Москву на курсы усовершенствования при МГУ.
С этой новостью Женя прибежала домой.
- Это же не сравнить, Алеша! Как ходят на курсы здесь! Скука! А там - Москва будет!
Но он не обрадовался за нее, а проворчал:
- Как хочешь.
- Я-то хочу! Но как ты?
- Я говорю тебе: как хочешь!
- Нет, вот я чего боюсь: как ты тут будешь жить без меня? Не загуляешь? Мне кажется, ты в последнее время что-то... все напеваешь.
- Загуляю, уж это точно!
Женя ушла на кухню. За чаем она снова заговорила:
- Нет, ты мне скажи, что тебе не нравится?
- Прекрасно знаешь! - отвечал Алексей. - Я никогда не примирюсь с тем, что ты книги Софьи Николаевны отдала Кириллу.
- Такова была ее воля, - устало сказала Женя.
- Это неправда! - закричал Алексей.
- И говорить об этом не хочу! - рассердилась в свою очередь Женя и ушла к себе.
Мелин всегда уступал, когда Женя, обычно терпеливая с ним, рассердившись, замолкала.
- Ну хорошо, Женя, - пришел вскоре он к ней. - Давай тихо-мирно обсудим этот вопрос, чтобы к нему больше не возвращаться.
Женя улыбнулась.
- Ты мне скажи, как это получилось?
- Алеша, я уж не помню.
- Как? Он что, просил, умолял, требовал?
- Нет.
- Или ты была сама не своя?
- Может быть. Ведь мы там жили, жила Софья Николаевна, и всему конец.
- Что вы делали всю ночь?
- Оставь это! Ему эти книги как хлеб насущный, как воздух! Любим вещи, даже книги превратили в род вещей, дорогих и модных, как вазы и ковры. Надоело!
- Ты отдалась ему в ту ночь? - примирительно, точно готовый покориться судьбе, спросил Алеша.
Женя вздохнула.
- Я сделала больше, если хочешь знать. Я влюбилась в него, как девчонка.
- Что?!
- Ах, Алеша, - проговорила Женя с легким вздохом и взяла его руки в свои, - эти книги принадлежат ему по праву. Это его мир, его жизнь. А потом, ты же знаешь, тетя оставила мне кучу денег. Пусть у нас будут деньги, а у него книги. Мы можем купить машину. Хочешь иметь машину?
- Постой! - Точно опомнился Алеша. - Ты, Женя, что-то не то говоришь... Откуда у тебя этот цинизм? Почему ты этого Кирилла понимаешь по-человечески, а меня - черт знает как?
Женя сама удивилась, подумала и ответила:
- Его трудно понимать иначе.
- Послушай, Женя, ты разлюбила меня?
- А ты, Алеша, любишь меня?
Они оба замолчали, точно прислушиваясь к отдаленному шуму города и волн Финского залива.
Что касается Кирилла, он всю зиму рылся в книгах Софьи Николаевны, бесконечно радуясь и раскладывая их по полкам, число которых пришлось увеличить, кажется, в десять раз, и теперь его комната напоминала настоящее книгохранилище. Одно смущало его - как же быть с Женей? Ведь недаром она отдала ему все. Он выбегал на улицу и предпринимал восхитительные по весне прогулки.
Однажды, заглянув в «Академкнигу» на Литейном, он испытал странное, неизъяснимое чувство. На прилавке среди множества книг лежала небольшого объема изящно изданная книга, которую он как будто уже где-то раньше видел. «Заметки о лирике». С первой страницы глянула на него живая, необычно моложавая Софья Николаевна. Кирилл даже слегка вздрогнул. Он купил книгу Софьи Николаевны и поспешил домой. «Заметки о лирике» оказались совершенно новы по содержанию, классически просты и ясны по языку. Это было не только уникальное исследование структуры лирического стихотворения, а нечто большее. Как в стиле Пушкина, его лирики, прозы и писем он неизменно ощущал двух его времени, культуру его эпохи и личность самого Пушкина, так в «Заметках о лирике», казалось бы сугубо теоретическом исследовании, он слышал и видел Софью Николаевну как живую и даже молодую. В мыслях и в языке научного труда, как в поэтическом произведении, может быть совершенно нечаянно для автора, запечатлелась ее душа, ее внутренний образ - как воплощение культуры нашего времени.