Страница 83 из 86
Но о чем же кричали подростки?
Женя проснулась от щелчка в замке. Было утро, она чуть не проспала. Это явился Алеша, побледневший, вполне нормальный, тихий. Жене было уже не до него. Выбежав на улицу, она позвонила на работу и помчалась в больницу.
Ее сразу допустили к тете. Софья Николаевна узнала племянницу, но сказать уже ничего не могла. У нее отнялась речь, и она вся мелко дрожала. Она ухватилась за руку Жени, поглядела в ее глаза с какой-то жестокой жалостью и предостережением.
К вечеру она скончалась.
Лишь на следующий день Женя собралась позвонить Кириллу.
Он услышал взволнованный и печальный голос Жени откуда-то сверху. Он не успел еще подумать, что должно было случиться нечто чрезвычайное, чтобы Женя вспомнила о нем. Он радовался ее голосу.
- Алло! Вы слушаете меня?
- Да, Женя, - отвечал Кирилл, произнося ее имя как-то осторожно и с нежностью, удивившей ее, и она успела подумать, что Кирилл, наверное, уже знает о смерти Софьи Николаевны. У Жени задрожали губы и навернулись слезы на глаза. Ольга Захаровна, Павел Николаевич и Алексей с сыном сидели на кухне за вечерним чаем и прислушивались к голосу Жени: что-то звучало странное, такое, что было для них непривычно, - и жалоба, и мольба. Правда, легко это связывалось с событием, задевшим ее как-то особенно.
- Софья Николаевна... умерла... вчера. Что делать? Пока ничего. А потом, я надеюсь, вы поможете мне разобраться в бумагах Софьи Николаевны, да?
Кирилл спросил о судьбе книги Софьи Николаевны, рукопись была сдана ею в издательство года три назад.
- Какая книга? - не поняла Женя. - Книга самой Софьи Николаевны? Я не знаю. Хорошо, мы с вами увидимся.
Ольга Захаровна удивилась:
- Зачем ты постороннего человека привлекаешь к этому делу? Что, мы сами не сумели бы разобраться? Алеша хотел сам заняться..
- Алеша - технарь, такой же, как все мы тут. Уж лучше Кирилл, чем кто-нибудь чужой.
Алексей криво усмехнулся, вскочил на ноги и засобирался домой.
- Между прочим, - сказал он, - по нынешним временам, ее библиотека - это целое состояние!
- Ну да, - вспылила вдруг Женя, - ты бы пустил ее на распродажу...
Ольга Захаровна и Павел Николаевич переглянулись между собою и принялись успокаивать детей: не стоит спорить, спешить, да это как-то и нехорошо... Положим, книги нынче в цене, некоторые издания - на вес золота, все равно, о каком состоянии тут можно говорить, смешно.
Забеспокоился о книгах Софьи Николаевны не один Мелин, но и Кирилл. Однако, не обнаружив в глубине своей души особой привязанности к умершей, он устыдился своих упований заполучить ту или иную книгу за любую цену. Он успокоился, отвратившись от этого живого, почти детского, нетерпеливого желания, неуместного в данном случае. Он корил себя уже за то, что почти с радостью предвкушал возможность порыться в книгах и бумагах Софьи Николаевны, как в тех случаях, когда получал доступ в архивах к материалам, сокровенным для него по тем или иным причинам.
Осень была в самом разгаре. В день похорон светило солнце. На старом кладбище тесно от высоких и низких оград, от больших надгробных плит и памятников из черного и белого мрамора. Женя искала глазами Кирилла и увидела его лишь в последний момент, когда все стали расходиться. Сколько лет не виделись, а он даже не поздоровался как следует. И Женя не подошла к нему. Что-то удерживало их на расстоянии. Все направились к выходу, к машинам и автобусу, а он стоял один у свежей могилы, уставившись на пронизанные солнцем желтые листья берез. Затем спустился к озеру и пешком побрел в город.
Родители Жени решили поставить на могиле Софьи Николаевны памятник из белого мрамора. Что памятники стоят дорого, не имело значения, так как остались сбережения Софьи Николаевны.
Всё она оставила Жене. Рукописи и всякого рода материалы, кроме семейных, следовало передать в Архив литературы и искусства. Однако непосредственно Кириллу Софья Николаевна ничего не завещала. Это показалось Жене странно. Почему тетя допустила столь явную несправедливость к нему? У Жени шевельнулось давно забытое детское чувство жалости к Кириллу за то, что он ненастоящий племянник. Вся научная литература из ее библиотеки - это как раз для Кирилла, а для нее - зачем? И Алеше совершенно ни к чему.
После похорон Женя не скоро выбралась на Суворовский разбирать вещи и книги тети. Она все тянула, отговариваясь перед родными особой занятостью. Но в сущности она прислушивалась к внутреннему голосу, который говорил ей, что тетя жива, она сидит у себя в своих вечных трудах, а не дает о себе знать, потому что заработалась, как оправдывалась она обыкновенно. Разобрать ее вещи, все вывезти и сдать ее комнату - значит навеки лишиться и этой иллюзии, от которой нет никому вреда, а Жене, забывшись, думать, что тетя жива, было так хорошо, как почему-то не думалось никогда раньше.
Но тут выяснилось, что надо срочно освободить комнату. Женя созвонилась с Кириллом.
Он стоял на улице, когда подъехала Женя. Она мало изменилась, нашел он, все ее повадки были еще совершенно девичьи, то есть ничего дамского, как сказали бы во времена Чехова. Даже спешка и нервность, кажется, благотворно действовали на ее красоту, более совершенную, чем когда-либо. Кирилл узнал прежнюю Женю, но лучше и красивее, чем в его воспоминаниях. Сердце его замерло и застучало: тук-тук-тук. «Ого!» - сказал он себе. Он почти не понимал, о чем толковала ему Женя, пока они входили в квартиру, открывали дверь в комнату Софьи Николаевны.
Хозяйки нет. И совсем не так, как бывает, когда человек выйдет и отсутствует какое-то время. Ее не было, зато каждая вещь, будь то книга на столе или шторы на окнах, будь то картина, - все вещи вместе спешили напомнить: «Мы - Софья Николаевна!»
Эту жизнь, онемевшую, затаившую дыхание, они должны разъять и разрушить. Зачем? Когда они сами едва ли способны создать лучший мир?
Кирилл присмирел и только разглядывал книги, не решаясь их трогать. Женя всплакнула. И тут подъехали ее родители и Андрей. Они увезли на машине вещи, именно вещи, а книги трогать Женя им запретила. Алексей Мелин не приезжал.
Женя сходила в магазин, чтобы приготовить ужин. Работа затягивалась, а Кирилл не хотел пойти куда-нибудь перекусить. Он весь ушел в бумаги и книги. Казалось, он мгновенно прочитывал всякий исписанный лист, и работа спорилась бы, если бы он не брал в руки редкие книги, листал, не в силах отказать себе в этом. Он так радовался, что Женя сама брала в руки какое-нибудь редкое издание и рассматривала, с улыбкой слушая его восклицания и комментарии.
Настал вечер. Кирилл продолжал работать.
Женя опустилась в кресло и во все глаза глядела на Кирилла. Ведь так же среди своих бумаг и книг ночи напролет просиживала Софья Николаевна. Кирилл показался ей взрослее, крупнее, и чувствовал он себя как дома.
Женя вскочила на ноги, подошла близко к окну, - шторы с карнизов были сорваны: взошла луна, и множество освещенных окон немо перемигивалось меж собою и луной, полной и яркой.
- Сколько раз так заглядывала к нам луна, пока я жила здесь, а не помню, - сказала Женя интимно зазвучавшим голосом.
Стало вдруг тихо.
- Да, природа нас окружает больше, чем мы думаем, - сказал Кирилл, подняв голову. - Урбанизация и тому подобные вещи - все это с преодолением, разумеется, крайностей, та же природа. Для меня и город наш, и даже Эрмитаж - та же природа.
- Кирилл, вы не женились?
- Вы мне уже задавали такой вопрос, - усмехнулся Кирилл.
- А... ваша влюбленность в меня... давно прошла?
- Этого вам не надо знать, - отвечал он шутливо и вместе с тем строго.
- Но почему?
- Здесь все обстоит не совсем так, как вы представляете. Вы были в моей жизни и останетесь.
- Как это?