Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 33 из 37

— Сожалею, сэр, — опять немного занудно вступил Тревор Каннингем, — но дубликаты хороши в фауне и флоре. Вот Господь, зазевавшись, наксерил двух братьев Балтеров, так хорошо ли вышло?

Общество осторожно хмыкнуло навстречу этой осторожной шутке. Смит, улыбаясь, поднял руки в знак того, что сдается. Майк Гринвуд, тоже улыбаясь, но иначе, вручил Тревору Каннингему копию кленового листа из шевелюры его покойной подружки. Несколько человек пару раз хлопнули в ладоши, но аплодисмент не задался. Вместо него полыхнуло за окном ярко-белым, а потом громыхнуло так, что мало не показалось.

После громового раската установилась такая тишина, что стало слышно, как, извиваясь и шурша, ползет время сквозь вечность. Смит и Гринвуд, не шевелясь и не мигая, смотрели в глаза друг другу, и улыбки исчезали с их лиц, как оберточная бумага под нетерпеливой рукой. Люди, случайно оказавшиеся между ними, отшатнулись; по воздушному тоннелю засквозило туда-сюда суетливое электричество. Тревожно запахло озоном. И тут тишину взрезал голос, лучше даже сказать, визг:

Глава 53. Неожиданные возражения

— Нет! Нет! Дерьмо! Прекратите это немедленно!

Бесцеремонно отпихнув пару-тройку фигур второго ряда, на авансцену выскочил тинейджер в кожезаменителе с волосами неопределенно-тошнотворного цвета. Его лицо украшали следы борьбы с прыщами. Юноша — я, так же, как и вы, не ожидал увидеть его в центре событий и не знаю его имени — окинул присутствующих горячим взглядом, повторил дерьмо и притих. Он стоял, нахохлившись и дрожа, напоминая птицу в комнате.

— Я догадываюсь, Питер, ты хочешь что-то нам сказать? — заботливо произнес мистер Гринвуд.

Питер (выходит так) вскинул всклокоченную башку.

— О да, конечно, мистер Гринвуд, по-вашему, я и не могу ничего сказать, разве что как говорящие часы или джакузи.

— Уверен, что это не так. Говори же, мы внимательно тебя слушаем.

— Вы собрались тут разыграть этот чертов финал…

Гринвуд поморщился, словно его укусил комар.

— Молодой мистер, вероятно, имеет в виду Армагеддон, — сладко пояснил Смит. После чего они оба — и Смит, и Гринвуд — выразили на лицах то затруднение, невнятную истому и слабую тоску, которые обыкновенно появляются на фасадах главных героев боевиков, когда те на простой детский вопрос типа дяденька, это вы спасаете мир? нехотя отвечают ну, я бы так не сказал, потому что это очень приблизительная формулировка, да и как его спасешь на такой дерьмовой тачке, а в общем, да.

— Ну да, — согласился с поправкой Питер, темнея от злости, — и вам, конечно, невтерпеж узнать, добро одолеет зло или наоборот, да только нас вы забыли спросить.

— А вы полагаете, молодой человек, такие вопросы решаются референдумом? — невинно поинтересовался Смит.

— Я ничего не полагаю. Я полагаю только, что нечего их теребить без нужды.

— Отчего же?

— А вот отчего, — юный Питер немного успокоился, смахнул со лба склизкую прядь и обнаружил пару вполне неглупых маленьких глаз. Потом слегка приподнял бровь, что придало его физиономии хитрость, и продолжал:

— Вот отчего. Оттого, что я завтра с утра рассчитываю испытать на себе мазь от прыщей на основе конского каштана, а в пятницу намереваюсь получить права на вождение мотоцикла.

— Если это всё… — невозмутимо начал Смит.

— Это не всё. Это далеко не всё, уважаемый мистер. Получив права, я накоплю бабок, а может, мне помогут мои друзья и дядя в Лос-Анжелесе, и я куплю себе мотоцикл. Потому что права без мотоцикла это вроде как душа без тела. А я хочу не иметь право ездить, а ездить, вы понимаете хотя бы это, ездить по песку, и по корням, и через ручей возле фермы Кунца, и по бетонным плитам на заброшенной стройке. А потом я хочу освоить презерватив и тоже не теоретически и не в отрыве от того, что по ту сторону презерватива.

Смит открыл было рот, но Питер возвысил голос.

— И я хочу слегка подсесть на иглу, а потом долго и мучительно слезать, а еще познакомиться с плохой девчонкой вот с такими буферами, а потом долго и мучительно с ней расплевываться, чтобы жениться на скромной и молчаливой девушке вот с такими добродетелями, а еще я проучусь годок на юриста, постою пару раз на стреме, попробую развозить пиццу, а потом пойму, что это все не мое, и…

— Долго и мучительно, — подсказал Смит.

— Вовсе нет, дорогой и уважаемый мистер, совсем не долго и мучительно, а плавно и постепенно найду свое место в жизни, а потом обзаведусь парой сопливых, машиной, фургоном, язвой, геморроем, парой ненавистных мне президентов, а еще такой насадкой на компьютер, которую сейчас прозревают в смутных снах только дьявол и Билл Гейтс. А потом я хочу помереть — долго и мучительно, но в свой эксклюзивный срок, а не под ваши дерьмовые титры и духовую музыку сфер, а еще я не хочу снимать с собственной жизни сливки и не хочу попадать в рай задешево…

— А в ад? — опять встрял федеральный агент.

— И в ад не хочу. А последнее, чего я пожелаю на койке в окружной больнице, когда мой синус уже начнет вытягиваться в ровную черту, так это примерно того же сценария для своих внуков, в пику траханным электрическим скатам вроде вас.

Питер снова тяжело дышал, но сейчас был почти красив, да, пожалуй, красив. Конец его речи ознаменовался такой же мгновенной белозубой молнией — и громом, словно сейф свалился с трех лестничных пролетов.

Неуловимое лицо Смита, оставаясь неуловимым, пропустило через себя серию гримас, похожих на морщины на тесте.

— Что ж, старина Майк, опять, можно сказать, осечка. Мне спешить некуда; подождем лет семь или восемь.

Что характерно, никто даже и не взглянул после этих слов на Майкла Гринвуда, настолько конфликт показался всем исчерпанным. И поэтому его ответ, даром что негромкий и даже шелестящий, огрел присутствующих покруче грома.

— Нет.

За окном тяжело дышали волны жестокого дождя, а на фоне этого самого окна стоял Майк Гринвуд, страшнее ненастья и мистера Смита вместе взятых. Население Нового Гренобля невольно попятилось от хозяина дома, еще более невольно сплачиваясь вокруг федерального агента.

— Опомнись, Майк, — сказала Катарина.

— Ты видишь, через восемь лет я совсем одряхлею, если не помру.

— Доверься воле Божьей.

Гринвуд задумался. Элиза Хэмпшир истерически каркнула и села на пол.

— О'кей.

И тут с тревожным стуком открылась форточка, в залу ворвался озон — и люди зашевелились, словно деревья на ветру, заговорили, принялись чокаться недопитым пуншем. Билли Балтер пролил изрядную порцию себе на штаны. Клаудиа смеялась двусмысленным шуткам его брата, показывая крупные белые зубы. Издалека слышался гром; гроза уходила на восток.

Глава 54. Разговор в баре

В небольшом баре на втором этаже собралась примечательная компания: Смит, Мэгги и Катарина.

— Для начала, — сказал Смит Катарине, — позвольте, мэм, вас униженно поблагодарить. Если бы не вы… хоть это был и не финал, а какая-нибудь одна тридцать вторая, но так называемому злу несдобровать в борьбе с добром, извините уж за невольный каламбур. Зло, насколько я успел понаблюдать за свой условный век, много из себя строит. Гримасы и позы (Смит состроил свои типовые черты в рожу, страшную и уморительную одновременно). А вот добро — это поистине жуткая сила. Это как в серьезной фирме: кассир Макгрегор приворовывает за спиной босса, а управляющий Джонсон реализует политику начальства. Так Джонсон, доложу я вам, куда опаснее Макгрегора, и секретарша Люси не зря боится Джонсона, а с Макгрегором перекидывается шуткой.

— Сожалею, сэр, — довольно холодно отвечала Катарина, — но вряд ли смогу принять вашу благодарность, чтобы наш разговор не свернул на неверную магистраль. А вашей доброй знакомой Люси я посоветовала бы вести себя так, чтобы не приходилось опасаться начальства.

— Знакомый совет. Да ведь вина Люси только в длинных бедрах и круглых ягодицах. О чем только думал Господь, когда проектировал эти ягодицы?