Опричнина

Крепостническую практику в конце 60-х годов XVI в. показывает грамота Ивана IV о разделе белозерской вотчины И.П. Федорова 20 апреля 1568 г. Как отмечает В.Б. Кобрин, опубликовавший этот акт, усилением феодальной эксплуатации объясняются строгие наказы об описи крестьянского имущества и пашни: переписаны должны быть и «дворы и во дворах люди по имяном». Переписывать также «на крестьянах заемные деньги и хлеб по кабалам и бескобално, подлинно, порознь»[2148]. Ясно, что такие меры еще прочнее прикрепляли крестьян к земле.

Весной 1570 г. в Вотскую пятину прислали «заповедную и высыльную грамоту», согласно которой «велели опришных высылать из земшины»[2149]. «Заповедная грамота» до нас не дошла. Мы ее знаем по упоминанию о ней и о ее назначении можем только догадываться. Еще С.И. Тхоржевский считал, что в ней говорилось о временной отмене права крестьянского выхода, т. е. о первом опыте введения «заповедных лет»[2150]. К его мнению присоединился И.И. Полосин[2151]. Б.Д. Греков совершенно справедливо заметил, что «это распоряжение власти не касалось реформы крестьянских выходов». Сам же Греков считал, что «царь потребовал из земщины опричников», а их старые поместья «заповедал охранять»[2152]. Но и с этим толкованием трудно согласиться. «Заповедная и высыльная грамота» (Б.Д. Греков прав, полагая, что речь идет об одной грамоте) касалась только высылки опричных людей из земщины. Говорилось ли в ней что-либо об их старых поместьях или нет, сказать совершенно невозможно.

Фактическое расширение прав феодала на подвластное ему население вотчин и поместий в годы опричнины еще не нашло законодательного оформления. Продолжали действовать закон судебников о Юрьеве дне и другие нормы права, восходящие к концу XV в. Но уже в повседневной юридической практике крестьяне начинают все более и более рассматриваться как «люди» господина, принадлежащие ему в силу прав феодала на землю» Этот процесс рождения нового правового взгляда на крестьян блестяще показал С.М. Каштанов на материале монастырских жалованных грамот[2153]. Уже с середины XVI в. в этих документах получает распространение формула «Кто у них (т. е. у феодалов — А.З.) учнет жити… люди и хрестьяне» (вместо «люди»), показывающая, что крестьяне все более начинают рассматриваться «крепкими» своим господам[2154]. Это явление в первой половине 60-х годов XVI в. уже широко отмечается на территориях к югу и западу от Москвы[2155]. Опричнина несла крестьянам новое усиление крепостной зависимости от феодалов.

По С.М. Каштанову, в опричнину почти совершенно не вошли наиболее крепостнические районы центра — восточное Замосковье, тогда как менее закрепощенные районы запада и юго-запада стали опричными. Все это позволяло за счет усиления в этих районах крепостнического гнета улучшить положение опричного войска, основной опоры Ивана IV[2156]. Сердцевина наблюдений С.М. Каштанова верна: ее можно объяснить тем, что в опричнину попали главным образом земли, где светское землевладение вообще не было распространено и формы эксплуатации крестьян были архаичнее, чем на поместных землях основной территории Русского государства.

Для опричных территорий (Можайск, Вышгород, Ржева) в грамотах Симонова и других монастырей употребляли вместо ранее распространенной формулы «люди и крестьяне» старую — «люди», что как будто говорит о возврате к устарелым представлениям о характере зависимости крестьян. С.М. Каштанов пытается объяснять это противоречие тем, что правительство стремилось ограничить закрепостительские поползновения монастырей в пользу помещиков[2157]. Но как мы увидим ниже, правительство, наоборот всячески льготило своих «государевых богомольцев»[2158].

Среди земель, попавших в опричнину уже со времени ее утверждения, северные территории с такими торгово-ремесленными центрами, как Тотьма, Каргополь, Вологда, занимали большое место. Уже накануне опричнины правительство, выдавая в 1563 г. таможенные грамоты Орешку и Веси Егонской[2159], стремилось регламентировать поборы, взимавшиеся с торговых людей. Это, конечно, отвечало интересам торгово-ремесленного населения.

В годы опричнины положение изменилось. Правительство отходит от старой политики борьбы с тарханами, которая настойчиво проводилась Избранной радой. Как показал С.М. Каштанов, 1564–1569 гг. отмечены выдачей щедрых податных льгот беломестцам из среды духовных феодалов[2160]. Уже в августе 1565 г. Иван IV отписывает от московского посада Симонову монастырю село Коровничье, обеляя его от податей[2161]. Льготы на дворы и слободы получили наряду с Симоновым монастырем Кирилло-Белозерокий и Старицкий Успенский монастыри на дворы в Ярославле, Турчасове и Старице. Зато привилегии городского патрициата решительно сокращались. Так, к 1571 г. Иван IV «отставил» жалованную грамоту, содержавшую льготы купцам-сурожанам[2162]. Все это показывает, что в годы опричнины сделан был значительный шаг назад в области посадской политики.

Вместе с тем Иван IV охотно давал льготы крупным промышленникам, в их числе купцам Строгановым. Уже в 1566 г. по челобитью Строгановых опричными сделались их городки Канкар и Кергедан в Перми[2163]. Льготы получили Строгановы и в 1568 г. на земли по реке Чусовой[2164]. Широких торговых привилегий в 1567–1569 гг. добилась английская Московская компания. Позднее, после того как начался некоторый спад опричной политики, объем льгот англичанам начинает сужаться[2165].

Города в опричную пору не менее страдали, чем деревни. До нас дошли описания Ладоги 1572–1573 гг. Многие посадские люди умерли с голоду и обнищали[2166]. Некоторые горожане безвестно покинули насиженные места[2167]. Губило жителей Ладоги и моровое поветрие. В 1569/70 г. Ладога, как и другие новгородские города, подверглась опричному разгрому, которым здесь руководил Петр Иванович Барятинский[2168]. Свирепствовал в городе в 1570/71 г. также праветчик Леонтий Кузьмин сын Понточин и позднее Данила Иванович Истленьев (первый правил «по кабалам», а второй — «государьскую обиходную рыбу и за рыбу деньги»). Многих посадских людей на правлении забили до смерти. А некоторые «жильцы на правежи стоячи, с правежю, с холоду и з голоду и примерли»[2169]. Множество посадских попросту сбежало от правежа[2170]. Некоторые из жителей города (Будиша, Третьяк плотник) выходили «в опритчину», рассчитывая так спастись от бесконечных поборов[2171].

Многочисленные свидетельства сохранились о разорении Новгорода во время похода Ивана IV[2172].

2148

Кобрин В.Б. Из истории земельной политики… С. 157–158.

2149

Самоквасов Д.Я. Указ. соч. Т. II, ч. 2. С. 50.

2150

Тхоржевский С.И. Поместье и крестьянская крепость // Архив истории труда в России. Т. I. Л., 1924. С. 85–86.

2151

Полосин И.И. Социально-политическая история России XVI — начала XVII в. М., 1963. С. 54. Эту точку зрения развивает и Вернадский (Vernadsky G. Serfdom in Russia // Relazioni, V. III. Firenze, 1955. P. 262).

2152

Греков Б.Д. Крестьяне на Руси… Кн. II. С. 304. В.И. Корецкий считает, что «заповедь касалась временного запрещения крестьянских выходов и выводов» (Корецкий В.И. Очерки по история закрепощения крестьян в России в конце XVI — начале XVII в. М., 1957. Рукопись кандидатской диссертации, хранящейся в ГБЛ. С. 62).

2153

Каштанов С.М. К изучению опричнины Ивана Грозного. С. 100 и след.

2154

ПРП. Вып. IV. С. 143.

2155

Каштанов С.М. К изучению опричнины… С. 102.

2156

Каштанов С.М. К изучению опричнины… С. 102.

2157

Каштанов С.М. К изучению опричнины… С. 103.

2158

Существование формулы «люди и крестьяне» для опричной Старицы С.М. Каштанов объясняет сложившейся там экономической обстановкой, но в чем она заключалась, остается неясным. Выводы С.М. Каштанова вызвали возражения Р.Г. Скрынникова (Скрынников Р.Г. Террор. C. 222–223). Однако его оппонент вместо спора по существу ограничился лишь общими критическими замечаниями о том, что С.М. Каштанов анализирует только территориальный состав опричнины, что ее районирование носит относительный характер и что, наконец, С.М. Каштанов рассматривает только жалованные грамоты.

2159

ДАИ. Т. 1. № 116; ААЭ. Т. I. № 263. Ср. № 269.

2160

Каштанов С.М. К изучению опричнины… С. 112–113.

2161

ГИМ. Симоновское собр. Кн. 58. Москва. № 66. Л. 250–253 об. [АФЗХ (АМСМ). № 147. С. 178–180].

2162

ААЭ. Т. I. № 282.

2163

ДАИ. Т. I. № 118. С. 172. О взаимоотношениях Строгановых с правительством Ивана Грозного см.: Введенский A.A. Дом Строгановых в XVI–XVII вв. М., 1962.

2164

ДАИ. Т. I. № 119. С. 172–175.

2165

Очерки истории СССР. Период феодализма. Конец XV — начало XVII в. М., 1955. С. 276.

2166

Самоквасов Д.Я. Указ. соч. Т. II, ч. 2. С. 304, 305.

2167

Тиша Калачник, Юшка Сапожник, Самсонко Плотник.

2168

Самоквасов Д.Я. Указ. соч. Т. II, ч. 2. С. 306.

2169

Самоквасов Д.Я. Указ. соч. Т. II, ч. 2. С. 305.

2170

Самоквасов Д.Я. Указ. соч. Т. II, ч. 2. С. 328.

2171

Самоквасов Д.Я. Указ. соч. Т. II, ч. 2. С. 305, 328. В Ладоге и Орешке еще до 1568 г. не заметно было следов экономического упадка: пустые дворы в них почти отсутствовали (Чечулин Н.Д. Города Московского государства в XVI веке. СПб., 1889. С. 41).

2172

Подробнее об этом см. в главе V.