Опричнина

Как мы помним, князя Владимира послали в Нижний Новгород, где он должен был номинально возглавлять русские войска, направленные против турок[1442]. По пути он остановился в Костроме, где жители устроили ему торжественную встречу (костромичи особенно были раздражены опричными репрессиями и давно уже проявляли недовольство)[1443]. После отступления турок от Астрахани, т. е. после 26 сентября, царь приказал схватить Владимира Андреевича и доставить в Слободу. Князь Владимир прибыл на Боганский ям (у Слободы)[1444]. Здесь царь обвинил своего двоюродного брата в покушении на его жизнь и заставил выпить яд[1445]. Так 9 октября 1569 г. погиб последний старицкий князь вместе с женой и младшей дочерью[1446]. 20 октября была задушена и его мать[1447]. Дети от первого брака князя Владимира избежали казни. Сын князя Владимира Василий прожил еще несколько лет, а старшая дочь Мария в 1573 г. была выдана замуж за датского герцога Магнуса.

Вероятно, в связи с казнью Владимира Андреевича погиб боярин И.И. Турунтай-Пронский, один из виднейших военачальников и деятелей Боярской думы (боярин с февраля 1547 г.)[1448]. Пронский давно вызывал к себе настороженное отношение Ивана IV: в 1547 г. он пытался бежать за рубеж, а в 1553 г. поддерживал кандидатуру Владимира Старицкого. Князь Иван Турунтай был к тому же близким родственником В.Ф. Рыбина-Пронского, инициатора выступления 1566 г. против опричнины. Возможно, в связи с гибелью Владимира Старицкого (или с Новгородским походом) в 7078 г. (т. е. между 1 сентября 1569 и 31 августа 1570 г.) происходила переписка Ивана IV с митрополитом Кириллом, относительно того, чтобы последний «бояр и всяких чинов людей утверждал»[1449].

Гибель князя Владимира означала завершение длительной агонии последнего сколько-нибудь значительного удельного властителя на Руси.

Стремясь задним числом обосновать государственную необходимость казни Владимира Старицкого, царь отдает распоряжение внести в официальную летопись новый рассказ о мартовских событиях 1553 г., когда началась «вражда велия государю с князем Володимиром Ондреевичом, а в боярех смута и мятеж, а царству почала быти в всем скудость»[1450]. Причиной этой смуты объявляются претензии князя Владимира на московский престол и поддержка его некоторыми крамольными боярами. Неудачный претендент на московский престол теперь в летописи именуется не «братом» царя (как в более ранних летописях), а просто «князем»[1451]. Среди тех, кто горячо поддерживал царя Ивана в 1553 г., летописец выделяет Захарьиных-Юрьевых, И.Ф. Мстиславского, В.И. Воротынского, И.М. Висковатого, Л.А. Салтыкова. В 1569 — начале 1570 г. или они сами, или их родичи принадлежали к ближайшему окружению царя.

Готовя поход на Новгород, Иван IV усиливает в Царственной книге антиновгородскую оценку столкновения с новгородскими пищальниками, происшедшего в 1546 г.

Как в 1537 г. ликвидация Старицкого удела повлекла за собой репрессии против новгородских сторонников князя Андрея Ивановича, так в 1569 г. вслед за гибелью его сына Владимира Иван IV обрушил свой гнев на Великий Новгород[1452]. Новгородцам, судя по статейному списку об изменном деле, предъявлялись обвинения в том, что они хотели «Новгород и Псков отдати литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Руси хотели злым умышленьем извести, а на государство посадити князя Володимера Ондреевича»[1453]. Официальная версия проникла и на страницы летописных произведений. Так, один из летописцев писал, что царь «громил новгородцев и пскович за измену великую, что новгородцы и псковичи хотели здати Новьград и Псков с пригородки своими королю литовскому о московском великом моровом поветрии»[1454]. То же самое на разные лады повторяли и иностранцы[1455]. В народной песне об Иване Грозном поход на Новгород также связывался с изменой. Царь якобы говорил: «Повывел я измену с каменной Москвы, уже я выведу измену из Новагорода»[1456].

В Новгороде сохранилось предание, что новгородский поход был вызван доносом царю Петра Волынца, который «на весь град сердясь и то отмстить хотячи, диаволским советом ложно челобитную от всего Великаго Новаграда (тайно сложив) о предании полскому королю, в которой всех новгородцев желание со всем уездом королю оному поддатся, написал»[1457]. Тот же мотив встречается и в одном из вариантов песни о Грозном и сыне: некий волшебник подбросил Ивану IV письмо, в котором говорилось, что «Новгород отказывается прочь от его… Царь рассердился и стал казнить людей занапрасно»[1458].

Эту версию В.Б. Кобрин сопоставляет с глухой записью описи Царского архива. Здесь упомянута некая «челобитная безъимянная, подали ее в Челобитную избу на Петрово имя Волынского, что будто Петр слышал у Федора у Новосильского про государя непригожие речи». Эту челобитную «взял» к царю дьяк В. Щелкалов в ноябре 1569 г., т. е. как раз накануне новгородского похода[1459]. Венецианец Джерио сообщал, что Иван IV разорил Новгород из-за того, что перехватил гонца с изменнической грамотой[1460]. Это сведение Р.Г. Скрынников сопоставляет с отпиской новгородских дьяков о «польской памяти»[1461], которая якобы представляла собой тайную грамоту, адресованную новгородцам1666. Рассказ Джерио передает официальную версию. (ср. в посольских делах: «О котором есте лихом деле з государьскими изменники лазучьством ссылались»[1462]), а лапидарный характер записи в Описи Государственного архива не позволяет считать предположение Р.Г. Скрынникова достаточно обоснованным, хотя вероятность его и не исключена Петр Иванович Волынский в 1558 г. присутствовал на свадьбе у Владимира Старицкого, т. е., возможно, входил в состав его двора[1463].

Новгород уже давно находился как бы под подозрением у царя Ивана. Еще в 1568 г. в Вологде начали строить Софийский собор. Люди вологодско-пермского епископа получили название софиян. Строительство продолжалось два года и не было завершено[1464]. Опричная Вологда должна была явиться как бы противовесом земскому Новгороду с его софийским архиепископским домом[1465]. Возможно, именно в это время к вологодской епископии передаются опричные Двина, Вага и Каргополь, до того находившиеся в ведении новгородского архиепископа[1466]. Около того же 1568 г. по распоряжению царя в Синодальный список к летописному тексту о выступлении в 1542 г. Шуйских против И.Ф. Бельского приписано, что их поддерживали «ноугородцы… городом»[1467]. Розыск о причинах падения соседнего с Новгородом Изборска в январе 1569 г. также наводил на мысль о возможности предательства[1468]. Весной 1569 г. царь «свел» в Москву полтораста семей новгородцев и пятьсот семей псковичей[1469].

1442

Позднее имена заподозренных в сочувствии князю Владимиру нижегородцев были занесены в царские синодики (Тетрадь, а в ней имена писаны опальных при царе и великом князе Иоанне Васильевиче, всеа России // ЧОИДР. 1859. Кн. III, отд. V. С. 94, 95).

1443

Таубе и Крузе. С. 45

1444

AS. Т. VIII. N CCLXXV.

1445

Таубе и Крузе. С. 46–47. Об убийстве Владимира Старицкого см. также: РИБ. Т. XXXI. Стб. 285–286; Прибалтийский сборник. Т. III. 1880. С. 185; Временник Ивана Тимофеева. М.; Л., 1951. С. 23; Гейденштейн Р. Записки о Московской войне (1578–1582). Сб., 1889. С. 26; Путешествие в Россию датского посланника Иакова Ульфельда в 1575 г. // ЧОИДР. 1883. Кн. I, отд. III. С. 13; Oderborn P. Joa

1446

Гиршберг В.Б. Указ. соч. С. 59; Зап. Отд. рус. и слав, археологии Археолог. об-ва. Т. I, отд. 3. С. 58. По кормовой книге Спасского Ярославского монастыря, Владимир Старицкий умер 12 октября (Исторические акты Ярославского Спасского монастыря. Дополнение. Книга кормовая. СПб., 1889. Т. I. С. 3). По новгородской летописи, князь Владимир погиб 6 января 1569 г., причем «мнози по нем людие восплакашася» (Тихомиров М.Н. Краткие заметки о летописных произведениях в рукописных собраниях Москвы. М., 1962. С. 159), по Штадену, после возвращения Ивана IV из Новгорода (Штаден. С. 91). В других летописях об этом сообщается под 7078 г. (Тихомиров М.Н. Малоизвестные летописные памятники. С. 224, 225). О том, что князь Владимир был казнен «с княгинею и со дщерию», сообщают синодики (ЧОИДР 1859. Кн. III. С. 95).

1447

Гиршберг В.Б. Указ. соч. С. 60; «А мать князе Володимерова, княгиня Евдокея, жила в Горах на Белоозере в девиче монастыре у Воскресения. И он послал по нее, а велел ея привести к Москве, да на дороге велел ея уморити в судне в ызбе (В.Б. Кобрин читает: в Судной избе. — A3.) в дыму» (Пискаревский летописец. С. 78 [ПСРЛ. Т. 34. С. 191]). По кормовым книгам Кирилло-Белозерского монастыря, — 11 октября.

1448

Таубе и Крузе. С. 41; РИБ. Т. XXXI. Стб. 285; Веселовский С.Б. Синодик… С. 431. Жена И.И. Турунтая Пронского умерла 20 октября 1570 г. (Гиршберг В.Б. Указ. соч. С. 37).

1449

ДДГ. С. 483.

1450

ПСРЛ. Т. XIII, 2-я пол. С. 526. О датировке вставок см. главу I.

1451

На это впервые обратил внимание А.Е. Пресняков (Пресняков А.Е. Царственная книга, ее состав и происхождение. СПб., 1893. С. 20).

1452

У князя Владимира в Новгороде было свое подворье (Путешествие в Россию датского посланника Иакова Ульфельда в 1575 г. //ЧОИДР. 1883. Кн. II, отд. III. С. 12), а в его княжестве, судя по синодику, служили новгородские помещики.

1453

ДДГ. С. 480. Русские послы в Польше должны были на вопрос о причинах казни новгородцев заявлять: «О котором есте лихом деле з государьскими изменники лазучьством ссылались, и Бог тое измену государю нашему объявил» (Сб. РИО. Т. 71. С. 777). Возражая против нашего объяснения причин новгородского похода, Р. Г. Скрынников ищет причины недовольства новгородцев в оскудении новгородских служилых и посадских людей, крестьянства, в том, что новгородские дворяне не были допущены в опричнину (Скрынников Р.Г. Террор. С. 28–33). Однако «кризис» затронул и другие районы Русского государства, т. е. «оскудение» не объясняет причин похода царя именно на Новгород. А отсутствие новгородцев среди опричников очевидно было связано с опасениями «новгородской крамолы», существовавшей у царя.

1454

ГПБ. F IV. № 228. Л. 69, об.; Тихомиров М.Н. Малоизвестные летописные памятники XVI в. С. 89. В повести о приходе царя в Новгород поход объясняется наветом «о предании града иноплеменником» (НЛ. С. 394. Ср. с. 398).

1455

Таубе и Крузе писали, что царь 20 января 1569 г. (месяц назван ошибочно, надо, очевидно, 20 декабря) вызвал к себе в Александрову слободу всех опричников и сообщил им, «будто бы город Новгород и все епископы, монастыри и население решили предаться его королевскому величеству королю польскому» (Таубе и Крузе. С. 47). Ульфельд сообщал, что Иван IV думал, будто новгородцы «с убитым его братом согласились и о погублении его умышляли» (Путешествие в Россию датского посланника Иакова Ульфельда в 1575 г. // ЧОИДР. 1883. Кн. II, отд. III. С. 24). По Горсею, Иван IV разгневался на Псков и Нарву из-за того, что «эти два города с Новгородом составили заговор [с целью] убить его и действовали заодно с неприятелем [и с помощью врагов хотели нанести поражение его армии]» (Записки о Московии XVI в. сэра Джерома Горсея. С. 24 [Горсей, 1990. С. 54]). Джерио пишет о том, что поход на Новгород был вызван тем, что царь открыл изменническую переписку новгородцев (HRM. Т. I. Petropoli, 1841. N CLIX. S. 214). Члены польского посольства в Москве (1570 г.) также говорили, что новгородский погром мотивировался в русских кругах заговором новгородцев с Владимиром Старицким (Шмурло Е.Ф. Россия и Италия. Сборник исторических материалов и исследований, касающихся сношений России с Италией. Т. II, вып. 2. СПб., 1913. С. 245); о том, что царь новгородцев «подозревал в расположении к брату», писал Гейденштейн (Гейденштейн Р. Указ. соч. С. 26).

1456

Исторические песни XIII–XVI веков. М.; Л., 1960. № 206.

1457

НЛ. С. 468.

1458

Исторические песни XIII–XVI веков. № 228.

1459

ОЦААПП. С. 37 [ГАР. С. 82]. Петр Иванович Волынский в марте-апреле 1570 г. был приставом при литовских послах (Сб. РИО. Т. 71. С. 626–638). Волынские еще в 1569 г. владели поместьями в Новгороде (Самоквасов Д.Я. Указ. соч. Т. II, ч. 2. М., 1909. С. 49); см. также: Кобрин В.Б. [Рецензия на кн.: Описи Царского архива XVI века…] //ВИ. 1962. № 4. С. 146; Он же. Легенда и быль о новгородце Петре Волынском // Там же. 1969. № 3. С. 217–219). 166 HRM. СПб., 1841.Т. I. N CLIX. S. 214.

1460

ОЦААП. С. 44 [ГАР. С. 99].

1461

Скрынников Р.Г. Террор. С. 38–39.

1462

Сб. РИО. Т. 71. С. 777.

1463

Сахаров И.П. Сказания русского народа. СПб., 1849. Т. II, ч. VI. С. 62.

1464

Вологодский летописец. С. 23–24; Суворов Н. Описание вологодского кафедрального собора. М., 1863. С. 4.

1465

Ср.: Тихомиров М.Н. Россия в XVI столетии. М., 1962. С. 245.

1466

ААЭ. Т. III. № 123. С. 170. Этот переход, возможно, связан с «Басаргиным правежем» на Двине в 1568 г. (Садиков П.А. Очерки по истории опричнины. М.; Л., 1950. С. 199).

1467

ПСРЛ. Т. XIII, 1-я пол. С. 141.

1468

См.: Скрынников Р. Г. Террор. С. 33–34.

1469

НЛ. С. 129. По Таубе и Крузе, из Пскова выведено 470 семей, а из Новгорода — 370 (Скрынников Р.Г. Террор. С. 35).