Страница 90 из 91
Наконец, последний из числа законов о землевладении 50-х годов относится к частному вопросу: указом о духовных (грань 18, глава 118) запрещалось мужу быть душеприказчиком жены по ее завещанию, ибо муж являлся одним из естественных наследников завещательницы и заинтересованной стороною, тогда как «жена в его воле, что ей велит писати, то она и пишет». Указ в дополнительных статьях редакции 1606 г. является припиской к приговору 21 августа 1556 г. (ср. главы 101–114 грани 3 и главы 116, 117 грани 12). Однако в списках Ундольского № 822 и некоторых других указ отсутствует. В Уваровском списке он приписан в качестве главы 100 к Судебнику 1550 г. Очевидно, этот указ был составлен около 1558 г. Впрочем, у В. Н. Татищева он датирован 2 января 1557 г.[1875] Приговор 14 марта 1561 г. несколько видоизменил это постановление: признавались недействительными только те духовные, в которых «муж у жены в приказе пишется один, а сторонных людей с ним в той духовной не будет»[1876].
Таковы основные черты законодательства 1555–1560 гг. Они говорят как о стремлении правительства на старой компромиссной основе найти какие-то пути к удовлетворению требований дворянства, так и о тщетности Этих попыток: дело ограничилось только мелкими поправками к Судебнику 1550 г. В разобранном выше законодательстве важна в первую очередь его дворянская направленность, а также сама проблематика (земельный и социальный вопросы), которая останется стержневой и в годы опричнины.
Если подвести итоги второму периоду реформ Избранной рады, то придется отметить, что в 1555–1560 гг. правительство в большей мере проводит линию на осуществление требований широких кругов феодалов, чем в предшествующий период. Неудача попыток решить земельный вопрос за счет ликвидации монастырского землевладения поставила на очередь вопрос о наступлении на земельные богатства феодальной аристократии. На развалинах системы кормлений, являвшейся оплотом власти княжат и бояр на местах, созданы были дворянские и посадско-черносошные органы местного управления. Старый территориально-дворцовый центральный аппарат власти с Боярской думой во главе вынужден был уступить свои позиции дьяческой приказной администрации. Уложением о службе и другими военными реформами строго регламентировались служилые обязанности всего без исключения служилого класса. Дворянская петля постепенно затягивалась все туже и туже вокруг родовитой знати.
Эти процессы нашли отчетливое выражение и в официальном летописании середины XVI в. Созданный, вероятно, в канцелярии Алексея Адашева Летописец начала царства (1553 г.) подвергся около 1558 г. сильной правке и пополнению новыми текстами. Основной смысл редакционной работы сводился к усилению антивельможных выступлений, хотя общее стремление сохранить компромиссный характер правительственной политики осталось и в редакции 1558 г.[1877]
В 1560 г. правительство Алексея Адашева пало. Обстоятельства, приведшие к отстранению от власти Избранной рады, сводятся к следующему. Еще после мартовских событий 1553 г. при дворе пошатнулось влияние Сильвестра, близкого к окружению старицкого князя Владимира. В политике второй половины 50-х годов все более проявлялось стремление обеспечить интересы дворянства. В январе 1558 г. началась Ливонская война. Борьба за Прибалтику отвечала потребностям как дворянства, рассчитывавшего на новые земельные приобретения, так и городов, которым открывались новые возможности расширения экономических связей с другими европейскими странами[1878]. Энергичным сторонником войны за Прибалтику был и сам Иван IV. «Он, — говоря словами К. Маркса, — был настойчив в своих попытках против Ливонии; их сознательной целью было дать России выход к Балтийскому морю и открыть пути сообщения с Европой»[1879]. Иначе отнеслась к Ливонской войне Избранная рада. Адашев и Сильвестр всячески противились западному варианту активизации внешней политики. «Како же убо воспомяну о гермонских градех», — писал позднее Иван Грозный Курбскому. — «Супротивословие попа Селивестра и Алексея и всех вас на всяко время, еже бы не ходити бранию»[1880].
Боярская группировка внутри Избранной рады, которую поддержал во внешнеполитическом вопросе А. Адашев, настаивала на продолжении продвижения на восток и на юг. Земельные приобретения на юге должны были укрепить экономические позиции феодальной аристократии, а союз с польско-литовским магнатством мог привести к упрочению и политического влияния боярства в стране[1881].
Резкие разногласия в придворной среде обнаружились уже буквально накануне Ливонской войны, во время переговоров в Москве с ливонскими представителями. Разбор дневника и отчета Томаса Хорнера, проделанный шведским историком Свенссоном, показывает различие позиций А. Адашева, противника войны с Ливонией, и сторонника «военной партии» дьяка Посольского приказа И. М. Висковатого. Даже первый (зимний) поход в Ливонию в январе — феврале 1557 г. не положил конец дипломатическим переговорам и стремлениям группировки А. Адашева добиться мирного исхода конфликта. Падение Нарвы (12 мая 1558 г.) привело к временному торжеству в Москве «военной партии»[1882]. Однако после целого ряда побед, воспользовавшись посреднической миссией датского короля, А. Адашев и его единомышленники настояли на заключении в 1559 г. перемирия[1883].
Благодаря этому перемирию ливонские феодалы получили передышку, которой воспользовались, чтобы заключить соглашение с польским королем Сигизмундом II Августом[1884]. Неудачей окончился и предпринятый Даниилом Адашевым (братом Алексея) в феврале 1559 г. поход на Крым[1885].
Внешнеполитический курс Избранной рады, конечно, содействовал охлаждению Ивана Грозного к А. Адашеву[1886]. Вскоре нашелся и повод, которым воспользовались противники Адашева, чтобы нанести ему решительный удар.
Осенью 1559 г. во время поездки с Иваном IV в Можайск тяжело заболела царица Анастасия[1887]. Возвращаясь в Москву, царь поссорился с Сильвестром[1888]. Возможно, уже тогда «шурья» Ивана IV Юрьевы как-то старались скомпрометировать царского духовника. Так или иначе, но, «видивши своих советников ни во что же бывши», Сильвестр «своею волею отоиде в Кирилов монастырь»[1889].
В мае 1560 г. в Ливонию был отправлен Алексей Адашев[1890]. Здесь его назначили третьим воеводой большого полка (после князя И. Ф. Мстиславского и М. Я. Морозова)[1891]. При непосредственном участии Адашева 30 августа была взята крупная крепость Вильян[1892]. Трудно сказать, была ли опалой посылка Адашева в войско, но, вероятно, в ней можно увидеть первое предзнаменование царской немилости.
17 августа 1560 г. умерла царица Анастасия. Тогда-то и разразилась гроза. Прежде всего царь велел оставить во взятом городе Вильяне Алексея и Даниила Адашевых, а не И. И. Плещеева, как намечал И. Ф. Мстиславский[1893]. Это уже было явной опалой[1894]. Здесь Адашев, по словам Курбского, пробыл «немало время». В Москве в это время противники Адашева обвинили его в отравлении царицы[1895]. Тогда опального временщика сослали в Юрьев Ливонский[1896].
1875
Судебник, стр. 157.
1876
АИ, т. Т, № 154/XVII, стр. 268.
1877
А. А. Зимин, И. С. Пересветов и его современники, стр. 39–41.
1878
Интересные сведения об испомещении русских дворян в Прибалтике в 1577–1579 гг. собрал Г. А. Новицкий в работе «Новые данные о русском феодальном землевладении в период Ливонской войны, (1558–1582)» — «Вопросы истории», 1956, № 4, стр. 134–138.
1879
Архив Маркса и Энгельса, т. VIII, стр. 165.
1880
«Послания Ивана Грозного», стр. 49.
1881
Я. С. Лурье, Вопросы внешней и внутренней политики в посланиях Ивана IV, в кн.: «Послания Ивана Грозного», стр. 484–488; В. Д. Королюк, Ливонская война, М., 1954, стр. 29–30; ср. также рецензию С. О. Шмидта на эту книгу («Вопросы истории», 1954, № 10, стр. 151).
1882
S. Svensson, Den merkantila backgrunden till Russlands anfall pa den Livlandska ordensstaten 1558, Lund, 1951, стр. 133–149; ср. рецензию на эту книгу X. X. Крууса («Вопросы истории», 1958, № 1, стр. 181–182).
1883
«Послания Ивана Грозного», стр. 49.
1884
В. Д. Королюк, указ. соч., стр. 41–42.
1885
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 315.
1886
С. В. Бахрушин, Научные труды, т. II, стр. 352.
1887
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 321; «Послания Ивана Грозного», стр. 41.
1888
Обстоятельства ссоры не вполне ясны. Иван Грозный писал: «како убо воспомяну и еже во царьствующий град с нашею царицею Анастасеею с немощною от Можайска немилостивное путное прихожение? Единаго ради мала слова непотребна!» («Послания Ивана Грозного», стр. 41). Какое «непотребное слово» имел в виду Грозный, остается загадкой.
1889
«Послания Ивана Грозного», стр. 41; Курбский пишет, что Сильвестр покинул царя, когда тот уже «ко ласкателям ум свои и уши приложил». (РИБ, т. XXXI, стб. 265). Вероятнее всего царь сам отпустил Сильвестра от себя (ср. наиболее логичное чтение: «благословне отпустившим» (Я. С. Лурье, Новые списки «Царева государева послания во все его Российское царство» — Труды ОДРЛ, т. X, стр. 308).
1890
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 327.
1891
ДРК, стр. 222.
1892
ДРК, стр. 225.
1893
ДРК, стр. 225.
1894
Курбский пишет, что «Олексей отгоняется от очей его (царя. — А. 3.) без суда в нововзятой град от нас Фелин» (РИБ, т. XXXI, стб. 264); «Послания Ивана Грозного», стр. 41.
1895
РИБ, т. XXXI, стб. 264; «Послания Ивана Грозного», стр. 41.
1896
Обстоятельства последней ссылки Адашева неясны. Курбский пишет, что царь его «повелел оттуду свести в Дерпт и держан быти под стражею» (РИБ, т. XXXI, стб. 264). По словам автора Пискаревского Летописца, царь «его послал на службу в Юрьев Ливонский, к воеводе ко князю Дмитрею Хилкову, а велел ему быти в нарядчиках. И князь Дмитрей ему быть в нарядчиках не велел, и он ему бил челом многажды, и он не велел быти». («Материалы по истории СССР», вып. II, стр. 56).