Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 91



Новоприходцы — один из наиболее подвижных элементов феодальной деревни, представляли большой интерес для землевладельцев, хозяйство которых не было обеспечено в достаточной степени рабочими руками. Крупные вотчинники, как, например, новгородский владыка, имели в своем распоряжении особых специалистов «окладчиков», которые привлекали и переманивали крестьян от других феодалов, ссужая им в долг денежные суммы, необходимые для уплаты пожилого[384]. Так, например, 19 ноября 1573 г. из казны Волоколамского монастыря приказчику был дан 1 рубль, т. е. размер пожилого «крестьянину на выход, что ему отказывать из-за Бориса из-за Сукина»[385]. В отдельные годы этот монастырь отпускал до 30 рублей «крестьянам давати на выход». Вербовка крестьян принимала особенно широкие размеры в ноябре перед Юрьевым днем (26 ноября старого стиля), когда по Судебнику разрешен был крестьянский переход.

По социальному положению новоприходцев напоминают севернорусские половники. Развитие половничества в XVI в., особенно на севере Руси, где мобилизация крестьянских земель достигла значительных размеров, также связано с ростом крестьянского обезземеливания. Не имея средств для поддержания собственного хозяйства, лишенный достаточных для прокормления своей семьи земель, иногда крестьянин поряжался к феодалу или к зажиточному крестьянину на условиях работы «исполу», вынужденный отдавать половину урожая своему господину. Такой крестьянин-половник обрабатывал господскую пашню своими средствами производства («на конех на своих и снасть всякая древянная наша половничья»)[386]. Могли половники поряжаться не на землю, а на какие-либо угодья, в частности на рыбные[387]. Заключая договор-порядную на известный срок (обычно от 3 до 5 лет), половник мог в той или иной мере привлекаться, наряду с другими крестьянами, к отбыванию государева тягла[388]. Однако иногда он мог и освобождаться от выплаты государевых податей — его положение и без того было тяжело: он платил господину половину всего урожая, тогда как в 50–70-х годах XVI в. обыкновенный крестьянин на севере Руси доставлял землевладельцу и государству в общей сложности около 30 % его валового дохода, а иногда и еще меньше[389]. Нуждаясь в рабочих руках, северные монастыри и помещики стремились привлечь половников на свои земли разными способами, в том числе выдачей «подмоги» хлебом и деньгами на обзаведение, ссуд, которые должны были им возвращаться. После того как кончался указанный в условиях поряда срок пребывания у хозяина, половники могли уйти, погасив свою задолженность. Обычно же они возобновляли условия поряда, оставаясь в положении временно зависимого крестьянина или превращаясь в старожильцев.

Таковы важнейшие разряды зависимого населения, составлявшего основную массу непосредственных производителей материальных благ в феодальной деревне середины XVI в. В целом условия их жизни были чрезвычайно тяжелыми и имели тенденцию к постепенному ухудшению в дальнейшем. Это ухудшение выражалось прежде всего в постепенном сокращении черных крестьянских земель в результате захвата их феодалами и в уменьшении величины наделов зависимых крестьян за счет развивающейся барской запашки.

Уже в середине XVI в. наряду с уменьшением крестьянских наделов происходит увеличение повинностей крестьян, выражавшееся, в частности, в развитии барщины и в переводе натуральных поборов на деньги. Как свидетельствует Книга ключей Волоколамского монастыря, к середине XVI в. происходил пересмотр порядков административного обложения крестьян, в результате чего возросли пошлины, взимавшиеся монастырскими приказчиками, ключниками[390]. Кроме поборов в пользу феодала, с крестьян взимались различного вида подати, шедшие в пользу самого феодального государства.

Рост эксплуатации крестьян делал их положение невыносимым. Максим Грек писал, что крестьяне «во скудосте и нищете всегда пребывают, ниже ржаного хлеба чиста ядуще, многажды же и без соли от последния нищеты»[391]. В таких условиях они все чаще и чаще попадали в кабалу. Неслучайно особенное развитие служилая кабала получила во второй половине XVI в. Яркие материалы для характеристики крестьянской задолженности дает так называемая Долговая книга Волоколамского монастыря 1532 г. Сравнивая ее текст с сохранившимися «сотными грамотами», рисующими общую численность крестьянских дворов в отдельных селах и деревнях Волоколамского уезда, можно прийти к выводу, что подавляющее большинство монастырских крестьян были должниками монастыря. Так, в 1532 г. задолжало монастырю 63 домохозяина[392] села Зубова, Раховского стана, с деревнями[393]. Даже позднее, в 1543/44 г., т. е. когда количество дворов должно было возрасти, в указанных монастырских владениях насчитывалось только 77 дворов (не считая монастырского), из них 6 непашенных. Следовательно, основная масса крестьян была опутана сетью долгов. Записи о крестьянских долгах в тексте Долговой книги назывались «головное серебро». Термин «головное серебро» в литературе толкуется по-разному. Сочетание понятия «головного» с кабалою В. Г. Гейман связал с приобретением «головы» кабального человека[394]. Однако уже В. М. Панеях обратил внимание, что этот термин в актах Спасо-Прилуцкого монастыря означал «приобретение головы не всякого порядившегося крестьянина, а лишь такого, поряд которого сопровождался каким-либо видом займа»[395]. Вместе с тем В. М. Панеях высказывает предположение, что Долговая книга 1532 г. «различает какие-то два вида займа: один сопряженный с получением головного серебра, другой — с ним не сопряженный»[396]. С этим согласиться нельзя: записи, имеющие заголовок «головное серебро», ничем по характеру не отличаются от иных сведений о должниках. Кроме того, этим заголовком помечены записи на крестьян села Луковникова — в других частях книги никаких должников из этого села мы не встречаем. Следовательно, перед нами обычная запись о монастырских должниках: «головное серебро» как обычный долг крестьянина было настолько хорошо известно в вотчине, что этот термин, вероятно, не считали нужным каждый раз оговаривать, ограничиваясь указанием суммы денег, взятой крестьянином и его семьей[397].

Величина долга («головного серебра») колебалась обычно от четверти до рубля и ее выплата гарантировалась сложной системой поруки. Крестьяне брали у монастыря скотину, обязуясь выплатить в известный срок ее цену («взял жеребя, а цена ему две гривны, а срок деньгам Петров день»)[398]. Если должник умирал, его дети и жена, а иногда брат, внуки и т. д. должны были продолжать выплату долга[399]. Деньги давались крестьянам на покупку скотины, после стихийных бедствий (пожар и т. д.)[400]. Судя по пометам Долговой книги, мало кто из крестьян успевал погасить свою задолженность. Если кто-либо, пытаясь воспользоваться правом перехода, думал уйти из монастырской деревни, он должен был погасить долг или найти себе заместителя, который обязан был его выплатить («на Прохоре — четь, а снял тую четь с Клима с Фомина сына, а Клима спустил ж жеребья»)[401]. Кирилло-Белозерский монастырь получал в 60-х годах XVI в. своеобразные проценты в виде хлебного и денежного оброка с семенных ссуд, розданных крестьянам[402]. До двух третей крестьян брали ссуды семенами[403].

384

Б. Д. Греков, Юрьев день и заповедные годы («Известия Академии наук СССР», серия VI, № 1–2, т. XX, Л., 1926, стр. 67–84).

385

Н. Тимофеев, указ. соч., стр. 72.

386

РИБ, т. XII, СПб., 1890, стб. 140.

387

Порядная после 1547 г. (АЮ, № 176).

388

М. Дьяконов, Очерки из истории сельского населения Московского государства, стр. 158–160.

389

Н. А. Рожков, Сельское хозяйство Московской Руси в XVI в., стр. 264; ср. С. Г. Струмилин, указ. соч., стр. 51.

390

С. М. Каштанов. К проблеме происхождения феодального иммунитета, стр. 109, 118–119.

391

Максим Грек, Сочинения, ч. 2, стр. 131.

392

Не считая, конечно, их жен и детей.



393

Ср. сотную грамоту 1543/44 г. (АФЗиХ, ч. 2, № 179) с Долговой книгой 1532 г. (Книга ключей, стр. 146–148).

394

В. Г. Гейман, указ. соч., стр. 280.

395

В. М. Панеях, К вопросу… стр. 229.

396

В. М. Панеях, К вопросу… стр. 330.

397

Л. В. Черепнин высказывает аналогичное мнение о широком смысле термина «головное серебро» в XVI в., хотя для XV в. под ним могли разуметься «цена холопа, посаженного на пашню», ссуда и сумма, необходимая для выкупа страдника (Л. В. Черепнин, Актовый материал как источник по истории русского крестьянства XV в. — «Проблемы источниковедения», вып. IV, М., 1955, стр. 333).

398

Книга ключей, стр. 133.

399

Книга ключей, стр. 122, 123.

400

Книга ключей, стр. 153.

401

Книга ключей, стр. 146.

402

М. М. Богословский, Отзыв о сочинении Н. К. Никольского «Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство до второй четверти XVII века», СПб., 1912, стр. 48.

403

Н. Никольский, указ. соч., стр. 51–52.