Страница 64 из 94
«Перебирались людишки» и среди настоятелей крупнейших монастырей. В феврале 1521 г. игуменом Троице-Сергиева монастыря назначен был старец Белозерской пустыни Порфирий. Но в сентябре 1524 г. он ходатайствовал за опального Шемячича и поэтому был удален со своего поста[1147]. Деятельным участником Освященного собора был в 1522 и 1525 гг. архимандрит Симонова монастыря Герасим Замыцкий (с 1520 г.). Он умер «на покое» в Иосифовом монастыре, что говорит о его близости к иосифлянам[1148]. Одним из ближайших сподвияшиков Даниила стал чудовский архимандрит Иона Собина, участник соборных акций 1522 и февраля 1525 г. Он принимал деятельное участие в разбирательстве о Вассиане Патрикееве (1531 г.). В 1522 г. Иона посылался проверять донесение о «чудесах» Макария Калязинского[1149].
При таком составе Освященного собора судьба Максима Грека была заранее предрешена. В разбирательстве участвовали также сам Василий III, его братья, «старцы изо многих монастырей, и многим же бояром, князем, и вельможам, и воеводам»[1150].
Максим Грек был обвинен в том, что писал «яко седение Христово одесную Отца мимошедшее и минувшее». Считался он повинным и в том, что отрицал право русских иерархов на поставление митрополита, который, по его представлениям, должен был ставиться в Царьграде. В конкретных условиях это означало выступление против поставления в 1522 г. иосифлянина Даниила[1151].
Не исключено, что именно на соборе 1525 г. В. М. Тучков привел речи Максима, враждебные самому Василию III: «Просился, государь, Максим у тобя наперед сего прочь, и ты его не отпустил… И Максим говорил: яз чаял, что благочестивый государь, а он таков, как прежних государей, которые гонители на християнство». Впрочем, Максим факт произнесения этих речей отрицал[1152].
Обнаруженное в Сибирском сборнике послание митрополита Даниила в Волоколамский монастырь от 24 мая 1525 г. говорит о том, что Максим был осужден за ложное учение о сидении Христа «одесную Отца», за выступление против поставления русских митрополитов на Москве и за то, что он «иная многая развращенная и пагубная глаголяше»[1153]. Это вполне соответствует тем обвинениям, которые, как можно утверждать на основании судебного дела, действительно выдвигались против Максима на соборе 1525 г.
Таковы те достоверные данные, которые имеются в нашем распоряжении об обвинениях, предъявленных Максиму Греку на церковном соборе 1525 г.[1154] Н. А. Казакова считает, что «основной причиной осуждения Максима Грека явилось «обличение им вотчинных прав и недостойного поведения духовенства». Но ни на первом (светском), ни на втором (церковном) соборе 1525 г. это обвинение не выдвигалось. Нет ни слова об осуждении нестяжательских взглядов Максима и в грамоте Даниила от 24 мая 1525 г.[1155] Ведь в начальный период своего творчества Максим Грек не выступал еще с обличением стяжательской деятельности русских монастырей («Беседа ума с душой», посвященная этому сюжету, написана уже после 1531 г.)[1156]. Н. А. Казакова считает, что обвинение Максима Грека в критике вотчинных прав церкви впервые предъявлялось ему на соборе 1525 г. и в 1531 г. было лишь возобновлено[1157]. Однако в речи митрополита Даниила оно сформулировано в настоящем времени («укоряеши и хулиши»), т. е. соотнесено с собором 1531 г., когда судился за нестяжательство и Вассиан Патрикеев, который не подвергался осуждению в 1525 г., несмотря на то что развивал еще за несколько лет до этого нестяжательские идеи.
Герберштейн рассказывает об осуждении Максима очень глухо. Когда Максим Грек «привел в порядок все книги, правила и отдельные уставы, относящиеся до веры», заметив при этом «много весьма тяжких заблуждений», он «объявил лично государю, что тот является совершенным схиматиком, так как не следует ни Римскому, ни Греческому закону». После этого он «исчез, и, по мнению многих, его утопили»[1158]. Как видим, Герберштейн ничего определенного о деле Максима Грека не знал. Это и понятно: от имперского посла тщательно скрывали, что Максима обвиняли в том, что он выступал за войну России с Турцией, в которую стремилась втянуть Василия III и Империя.
Осуждение Максима Грека церковным собором позволило Даниилу укрепить свои позиции в среде высших церковных иерархов. Весной 1526 г. архиепископом Ростовским стал архимандрит Спасского Суздальского монастыря Кирилл[1159]. Наконец, после длительного промежутка времени занята была и новгородская архиепископия верным иосифлянином, архимандритом Можайского монастыря Макарием (4 марта)[1160]. С Макарием Василий III, возможно, познакомился еще осенью 1516 г., когда приезжал в Можайск.
Теперь можно подвести некоторые итоги. В 1525 г. на соборах у Василия III и митрополита Даниила судились не поступки, а идеи. Максим Грек и Берсень Беклемишев были осуждены за отношение к политике московского государя, к основным вопросам внешней и внутренней политики. Если Максим Грек стоял за решительную борьбу России с Турцией, то Берсень настаивал на мире и с восточными, и с западными соседями России. И то и другое противоречило внешнеполитическим планам Василия III. Отождествить позицию Берсеня с Максимовой дало то обстоятельство, что Берсень «лаял» султана.
Основным вопросом разногласий по внутриполитическим вопросам было отрицательное отношение Максима ко второму браку Василия III. Но о нем на соборе 1525 г. предпочитали умолчать, ибо с канонической точки зрения был прав «Святогорец», а не русский Освященный собор, разрешивший этот брак. К тому же ко времени суда над Максимом развод великого князя еще не состоялся, а Вассиан Патрикеев (главный противник развода) еще не подвергался осуждению. Взгляды Максима и Берсеня по вопросу о разводе Василия III могут быть восстановлены только по косвенным свидетельствам — близости обоих лиц к Сабуровым и рассказу «Выписи о втором браке».
С разводом Василия III, возможно, связано и падение казначея Юрия Малого Траханиота. В 44-м ящике царского архива хранилась «сказка» Юрия Грека «про немочь» Соломонии Сабуровой[1161].
Расправа с Берсенем и Максимом Греком облегчила Василию III развод с Соломонией. В литературе бытует мнение, что не позднее 1520 г. Нил Грек, епископ Тверской (умер 3 апреля 1521 г.), ходил в Царьград с целью получить благословение патриархов на развод Василия III. Поездка Нила Грека в Царьград действительно имела место[1162]. Вопрос только состоит в том, когда она была и какую цель преследовала. В «Выписи о втором браке» рассказывается, что после ссылки Максима Грека в Тверь и Вассиана Патрикеева в Иосифов монастырь (это было в 1531 г.) Василий III пишет послание четырем патриархам о разводе. В ответ иерусалимский патриарх Марк предупреждал: «За прелюбодеяние бо воздаются царем порушению царствию их»[1163]. Текст явно навеянный уже крутыми временами Ивана Грозного. «Выпись о браке» не согласуется с данными о жизни Нила Грека. Поэтому мы не склонны его поездку связывать с разводом великого князя. Никаких грамот патриархов Василию III до нас не дошло[1164].
1147
ПСРЛ, т. XXIV, стр. 222; РИБ, т. XXXI, стб. 327.
1148
СГГД, ч. I, № 149, 154; П. Строев. Списки, стб. 150.
1149
СГГД, ч. I, № 149, 154. Упоминается еще в 1518 и 1519 гг., с 1544 г. — суздальский епископ (П. Строев. Списки, стб. 162). Возможно «Выпись о втором браке Василия III» называла именно его архимандритом Симоновским в XVI столетии (С. Белокуров. О библиотеке… стр. LX); В. Жмакин. Митрополит Даниил, стр. 214–215).
1150
Чтения ОИДР, 1847, № 7, стр. 1.
1151
Чтения ОИДР, 1847, № 7, стр. 5; Н. А. Казакова. Вопрос… стр. 108–111.
1152
Сибирский список, л. 340 об., 341; Н. А. Казакова. Очерки, стр. 222.
1153
Сибирский список, л. 344–344 об.
1154
Они содержатся в фрагменте судебного следствия 1525 г. и в обвинительной речи Даниила на соборе 1531 г. Подробнее об Этом см.: С. Н. Чернов. К ученым несогласиям о суде над Максимом Греком. — «Сборник статей по русской истории, посвященных С. Ф. Платонову». Пб., 1922, стр. 48–71; Н. А. Казакова. О «судном списке» Максима Грека. — «Археографический ежегодник за 1966 год». М., 1968, стр. 25–36; ее же. Вопрос… стр. 109–126; т. XXIX, 1968, стр. 108–134.
1155
Н. А. Казакова. Очерки, стр. 242; ее же. Вопрос… — «Византийский временник», т. XXIX. 1968, стр. 133–134, Н. А. Казакова считает, что это осуждение могло скрываться под словами «иная многая… пагубная глаголяше». Однако на соборе 1531 г. о подобных обвинениях говорили прямо, не включая их в неопределенные формулировки. Выражение «иная многая» прикрывает только явно недоказанные обвинения.
1156
Подробнее см. гл. 14.
1157
Н. А. Казакова. Вопрос… стр. 131; ее же. Очерки, стр. 238.
1158
Герберштейн, стр. 65.
1159
ПСРЛ, т. VIII, стр. 271; т. XXII, стр. 520 (11 марта). Был спасским архимандритом еще в 1511 г. (П. Строев. Списки, стб. 644).
1160
ПСРЛ, т. IV, стр. 542 (5 марта), 613; т. VI, стр. 264–265, 282. В Лужицком монастыре был еще в 1506 г. (77. Строев. Списки, стб. 179).
1161
«Списки — сказка Юрья Малого, и Стефаниды резанки, и Ивана Юрьева, сына Сабурова, и Машки кореленки, и иных про немочь великие княгини Соломониды» (Описи, ящик 44, стр. 23).
1162
Е. Голубинский. История русской церкви, т. II, 1-я половина, сгр. 733. В царском архиве хранились «Списки владыки тверскаго Нила, что послан был к патриарху в Царьгород» (Описи, ящик 36, стр. 22).
1163
С. А. Белокуров. О библиотеке… прил., стр. LX.
1164
Отзвук дела Максима Грека А. В. Флоровский видел в поездке на Русь виленского книгопечатника Франциска Скорины (около 1525–1530 гг.). Привезенные им в Москву первопечатные книги были сожжены по приказу великого князя, так как изданы были людьми, «преданными римской церкви» (А. В. Флоровский. Франциск Скорина и Москва. — ТОДРЛ, т. XXIV, стр. 135–158).