Страница 24 из 69
Собственно говоря, точно установить начало войны России с Великим княжеством Литовским невозможно. Формально она никогда не объявлялась, а пограничные стычки не утихали на протяжении 80-х годов.
Исследователей ставила в тупик политика Казимира IV, пассивно ждавшего развязки, когда столкновение двух крупнейших восточноевропейских держав стало неизбежным. Одни историки пытались объяснить ее особым пристрастием короля к интересам Польши и забвением нужд Литвы,[291] другие — его недальновидностью.[292] Очевидно, дело было в бессилии королевской власти. Литовское княжество представляло собой бурлящий котел. Политикой польского короля и католической церкви в Литве были недовольны не только массы русских, украинских и белорусских крестьян и горожан, но и подавляющее большинство православных княжат, самовластно распоряжавшихся огромными владениями. В обстановке внутренних неурядиц и постоянных вторжений в глубь страны войск Баязида и Менгли-Гирея Казимир IV вынужден был больше полагаться на сложную дипломатическую игру и политику «умиротворения», рассчитывая, вероятно, если не предотвратить, то во всяком случае отсрочить час решительного столкновения с «Московией».
Попытки Казимира IV создать антирусскую коалицию существенных результатов не дали. Менгли-Гирей прочно придерживался союза с Иваном III, а «Ахматовы дети» были союзником весьма ненадежным. А тут в 1484 г. султан взял крепости Килию (в устье Дуная) и Белгород (в устье Днестра), приобретя тем самым опорные пункты для дальнейшего продвижения на территорию владений Казимира. Баязид считал Килию воротами к молдавским и венгерским землям, а Белгород — к польским, русским (входившим в состав Литовского княжества) и татарским, во всяком случае до района Северного Причерноморья.[293] В 1486–1491 гг. польско-литовские войска постоянно сражались с турецкими и татарскими. Так, Хроника Быховца рассказывает, что в 1486 г. Стефан III сообщил Казимиру о вторжении войск Баязида в молдавские земли и просил помощи. Казимир с польской и литовской шляхтой направился к Коломые, где встретился со Стефаном. Узнав о движении польско-литовских войск, турки повернули обратно.[294] В 1487 и 1491 гг. королю удалось разбить татарские войска, вторгшиеся в Правобережье. Постоянные столкновения «Ахматовых детей» с Менгли-Гиреем в конце 80-х — начале 90-х годов хотя и не принесли существенного облегчения Казимиру, но все же сдерживали активность крымского хана. Да и сама Большая Орда раздиралась усобицами наследников Ахмата, которые при случае не прочь были пограбить и земли союзников.
На господаря дружественной России Молдавии Казимир мог рассчитывать до поры до времени только в борьбе с турками. Но после заключения Польшей 23 марта 1489 г. двухлетнего перемирия с Турцией Стефан увидел, что полагаться на действенную помощь короля в борьбе с османской опасностью он не может.
Внешняя политика России в 80-х годах была гораздо целеустремленнее и успешнее. Русское правительство понимало, что в борьбе за воссоединение русских, украинских и белорусских земель вооруженного столкновения с Литовским княжеством ему избежать не удастся. Не склонный ни к каким военным авантюрам, Иван III вел тщательную и долговременную подготовку к предстоящим испытаниям на прочность молодого государства. К началу 90-х годов относятся крупные успехи в ликвидации политического пестрополья в стране. Два потенциальных союзника Казимира — Тверь и Новгород были приведены к покорности. Ивану III удалось ликвидировать основные удельные княжества и свести к минимуму роль уделов великокняжеских родичей в политической жизни страны. В 1485 г. он стал государем «всея Руси», провозгласив тем самым задачу объединения всех русских земель под своей эгидой. Проведены были крупные военные мероприятия: испомещение служилых людей в Новгороде, создание артиллерии, строительство крепостей.
Благоприятно складывалась для России и внешнеполитическая ситуация. Ливонский орден не рисковал затевать каких-либо вооруженных акций против Ивана III. В союзнических отношениях с Москвой состояли Крым, Венгрия и Молдавия. После перехода на Русь князей Ф. И. Вельского и И. Глинского (1481–1482 гг.) многие православные княжата Юго-Западной Руси только и ждали случая, чтобы последовать их примеру.
Во время частых обменов посольствами между Иваном III и Казимиром IV в 80-е годы вопрос о «порубежных делах» становился основным. Спорных дел действительно было много. В середине XV в. под двойным управлением находились Ржев, Торопец и Великие Луки. «Ржевская дань» издавна шла «королю его милости и к Новгороду и Москве». Положение изменилось после присоединения Новгорода. Московские наместники отказались пропускать на Луки тиунов Казимира. В новгородско-литовском договоре 1440–1441 гг. строго регламентировалась дань, шедшая с торопецких волостей Казимиру. Но с начала 80-х годов враждебный Казимиру кн. Ф. И. Бельский, который сидел в Морене, не только норовил не пускать туда слуг Казимира для сбора дани, но и совершал «наезды» на другие торопецкие волости. Словом, с 1478 г. никаких даней Казимир не получал. Владения вяземских князей подвергались в 1487–1488 гг. систематическим нападениям со стороны кн. Андрея Васильевича (Углицкого), владевшего Можайском, и Ивана Ивановича Молодого, распоряжавшегося Тверью.[295]Не лучше для Казимира складывалась ситуация и в «верховских княжествах». Князья Воротынские, Трубецкие, Мосальские издавна служили «на обе стороны», хотя по договору 1449 г. с Василием II Казимир и не имел права увеличивать поборы с их владений. Переходы Одоевских и Воротынских на русскую службу начались рано, и в 1487 г. князья Иван Васильевич «с братьею» и Петр Семенович Одоевские вместе с Иваном Михайловичем Перемышльским (Воротынским) нападали на Мезецк. Осенью 1487 г. Иван Михайлович владел Воротынском со своими дядями Дмитрием и Семеном «по третям», а также Перемышлем (Семен еще захватил Мосальск и Серпейск, а Дмитрий — Серенск и Бышковичи).[296]
Словом, не было, пожалуй, ни одного спокойного участка на весьма неопределенной границе между Великим княжеством Литовским и Русским государством. Иван III предъявлял серьезные претензии Казимиру IV. В ответ на жалобы, изложенные в начале октября 1487 г. литовским посольством Тимофея Мосальского, русские представители заявили контрпретензии на действия мезецких князей, а Михаилу Кляпику-Еропкину, отправившемуся в Литву в январе 1488 г., было поручено сказать, что действия князя Андрея Углицкого вызваны «татьбами, разбоями и наездами» вязьмичей. Был составлен и реестр убытков, которые понесли русские купцы в Литовской земле от грабежей. Новые посольства Т. Мосальского (март 1488 г.) и И. Плюскова (декабрь 1488 г.), а также М. Кляпика в Литву (март 1489 г.) ни к чему не привели: стороны говорили на разных языках. В июле 1489 г. Мосальскому было твердо заявлено, что Великие Луки и Ржев — «вотчина наша, земля Новогородская», поэтому король не должен в них вступаться, а жалобы на действия детей Семена Одоевского и других верховских князей, служивших Ивану III, вызваны самоуправством их родичей, служивших Казимиру.[297]
Впрочем, пристально следивший за ходом событий на юго-западе страны Иван III сам руководил военными действиями в этом районе. Так, весной 1489 г. он отправил кн. В. И. Патрикеева с 11 воеводами на Воротынск. Они увели в полон 7 тыс. человек, но затем литовские воеводы пришли «изгоном» и побили кн. Василия. В походе против русских войск участвовали Дмитрий и Семен Федоровичи Воротынские.[298]
Ситуация резко изменилась к зиме. В декабре 1489 г. начался массовый переход верховских князей на русскую сторону.[299] Первым покинул Казимира IV Дмитрий Воротынский, который еще весной как его воевода сражался с русскими войсками. Тогда же перешел на русскую службу Иван, а позднее и его братья Андрей и Василий Васильевичи Белевские.[300] Переход князей был совершен с их «вотчинами». Протесты Казимира, представленные в 1490–1491 гг. посольствами С. Петрашкевича и В. Хребтовича, не дали никаких результатов. Впрочем, Иван III не пошел тогда на разрыв отношений с Казимиром. После смерти Матвея Корвина венгерскую корону получил Владислав Ягеллон, что усилило позиции Казимира.[301]
291
Базилевич, с. 245.
292
Грушевський М. С. Iсторiя Украiни-Pyci, т. IV. Киïв, 1907, с. 324–325, 328.
293
Базилевич, с. 239.
294
ПСРЛ, т. 32, с. 163, ср. 93–94; СМЛ, с. 52–53.
295
РИБ, т. 27, стлб. 465–467; ГВНП, № 70, с. 115–116; Зимин А. А. О хронологии договорных грамот Великого Новгорода с князьями XIII–XV вв. — ПИ. Сб. V. М., 1956, с. 320–321; Сб. РИО, т. 35, с. 1–3, 16–20, 35.
296
Сб. РИО, т. 35, с. 3, 48, 51, 136; ДДГ, № 53, с. 162.
297
Сб. РИО, т. 35, с. 3, 6-12, 14–17, 19–31, 34–39.
298
ПСРЛ, т. 6, с. 239; Сб. РИО, т. 35, с. 35, 39.
299
Зимин А. А. Служилые князья в Русском государстве конца XV — первой трети XVI в. — ДКСР, с. 34–35, 37.
300
ПСРЛ, т. 6, с. 37; т. 8, с. 219; Сб. РИО, т. 35, с. 39–40; РК, с. 22. Летописи говорят и о переходе тогда И. М. Перемышльского, но он находился на русской службе с 1487 г. По летописям, все три брата Белевские перешли на сторону Ивана III одновременно, в 1489 г., но послы Казимира еще в июне 1490 и в ноябре 1491 г. говорили о переходе на русскую службу одного кн. И. В. Белевского, а в мае, ссылаясь на кн. Андрея, заявляли, что кн. Иван силой привел к крестному целованию брата Василия и при бегстве в Москву захватил вотчину Андрея. В январе 1493 г. и русские представители говорят о службе Ивану III и Василия, и Андрея (Сб. РИО, т. 35, с. 48, 53, 60, 67). Служба всех князей Белевских была закреплена договором 1494 г. (ДДГ, № 83, с. 330).
301
Сб. РИО, т. 35, с. 46–50; Базилевич, с. 295.