Страница 56 из 62
А вот Василий II стал после суздальского позора 1445 г. верным вассалом Улу-Мухаммеда, навел татар на Русь и платил ордынскому царю и наемникам-татарам колоссальные «выходы» и поборы. Василий II не только сделал татарские отряды составной частью русского войска, но и допустил создание мощного Казанского царства на государственных рубежах (около 1445 г.). Несколькими годами позже он передал Городец (на Волге) Касыму и создал вассальное Касимовское царство, не только беспокоившее ордынцев, но и стоившее дорого для подданных самого великого князя.
Верные своей политике («разделяй и властвуй»), татары поддержали Василия II тогда, когда поняли, какую опасность для них представляет Дмитрий Шемяка. Они всегда готовы были поддержать слабейшего против сильнейшего. Впрочем, такой же политики придерживались Тверь и Новгород, думавшие только о своекорыстных интересах. Панегирист великого князя тверского Фома писал: Борис, «власть приимше тферскаго чиноначальства, гордыя с власти сверже, а смиренныя на престоле с собою посади»[1005]. Вот и посадил на московский престол мудрейший князь Борис слепого и гонимого Василия Темного. Прошло 40 лет, и смышленый сынок Василия Васильевича изгнал из Твери ее правителя — сына князя Бориса, брата своей собственной супруги.
Кончилось время тверского ренессанса. «Москва, отнявшая у Твери политическую самостоятельность, — писал А.А. Шахматов, — уничтожила и те слабые ростки духовной жизни, которые при благоприятных условиях отразили бы здоровый рост и естественное развитие оригинальной письменности, складывавшейся на берегах реки Тьмаки»[1006].
Тверь и Новгород в период смуты второй четверти XV в., блюдя собственные интересы, твердо придерживались позиции Понтия Пилата. В борьбе за Москву различных политических сил «новогородци не въступишася ни по едином». При этом новгородский летописец с горечью заметил, что русские князья «землю Русскую остаток истратиша, межи собою бранячися»[1007]. Отмечая, что новопоставленный митрополит Герасим не поехал «на Москву» осенью 1443 г., псковский летописец объяснял это тем, что «князи руския воюются и секутся о княжении великом на Руской земли»[1008]. Но никто не властен над своей судьбой. Не прошло и полутора лет, как того же Герасима за измену сожгли на костре в Смоленске.
Позиция Новгорода, Твери и даже Пскова давала им возможность до поры до времени избегать тягот, которые несли другие русские земли. Расплата за это наступит позднее. А тем временем московская удавка медленно, но неотвратимо сжимала шеи этих страусов. Когда говорят пушки, музы умолкают. В годы смуты московские музы скорбно молчали. Предвозрожденческий взлет конца XIV — начала XV в., запечатленный в творениях Андрея Рублева и Феофана Грека, Пахомия Логофета и Епифания Премудрого, сменился холодным безмолвием. За Андреем Рублевым последует Дионисий только в конце XV в., когда снова воспрянет и московская культура. Да и каменное строительство в Москве почти прекратилось. Только столетие спустя после постройки белокаменных кремлевских стен Дмитрием Донским Иван III начал возводить новый Кремль. «Столетняя бедность города, — писал И.Е. Забелин, — явственнее всего выразилась в незначительности и малом количестве каменных построек»[1009].
А пока при дворе тверского князя курили фимиам этому покровителю искусств, «наследнику царя Константина». И из Твери отправился в свое трудное хождение за три моря, в диковинную страну Индию любознательный купец Афанасий Никитин. Именно он, а не кто-либо из осевших при московском дворе купцов-сурожан додумался до гуманнейшей из мыслей, что «правую веру Бог ведаеть, а праваа вера Бога единого знати, имя его призывати». С тоской и надеждой Никитин писал на причудливом языке восточных базаров, зашифровывая тем самым написанное: «А Русскую землю Бог да сохранит!.. На этом свете нет страны, подобной ей. Но почему князья земли Русской не живут друг с другом как братья! Пусть устроится Русская земля, а то мало в ней справедливости»[1010].
Даже «соколы» и «кречеты» и те были тогда не московскими, а белозерскими, ибо «Задонщина» неведомыми путями («неуготованными дорогами») из Рязани залетела в далекое Белоозеро, а не в царственную Москву. Это уже потом, при сыне Василия Темного Иване III, в Москву свезены были умельцы-ремесленники, вольнодумцы-«еретики» и архитектоны[1011] со всей земли Русской (как полоняники-ремесленники заполонили Сарай). Именно они-то и создавали шедевры русской культуры в конце XV в. Победитель торжествовал: супостаты были уничтожены, а их достояние — естественный трофей победителя.
Время произвола и насилия, «время замятное»[1012], или «булгачное»[1013], губило и те ростки нового права, которые создавались в покоях умудренных жизненным опытом митрополитов Киприана и Фотия и в избах великокняжеских администраторов. То, что после Двинской уставной наместничьей грамоты 1397 г. в Москве создали Белозерскую только в 1488 г., объясняется не превратностями судьбы, скрывшей от нас опыты подобного рода на протяжении XV в., а суровым временем, не склонным поступаться своими страстями во имя каких-либо сдерживающих начал. Лишь в Пскове и Новгороде, где не слышно было треска копий и звона сабельных ударов, появляются опыты кодификации русского права, шедшие на смену Правде Русской.
Успех в ходе борьбы за великое княжение между Василием II и Юрием Дмитриевичем и его сыновьями на первом этапе (1425–1446 гг.) склонялся то в одну, то в другую сторону и скорее был благосклонен к галицким князьям. Но над ними довлело что-то роковое, предопределенное. Вот в 1434 г. в распахнутые ворота Москвы триумфально въезжает князь Юрий. Казалось, наступил конец кратковременной «замятие». Так нет же! Прошло всего несколько месяцев, и Юрий Дмитриевич неожиданно умирает. Власть переходит к его старшему сыну, Василию Косому. Но не проходит и месяца, как он бежит из Москвы, и именно родные братья наносят ему первый удар. В 1436 г. он терпит окончательное поражение, и устанавливается длительное замирение между его братом Дмитрием Шемякой и вернувшимся в Москву Василием II. Оно нарушается лишь на короткий срок, в 1441–1442 гг. Затем в 1445 г. в ордынский полон попадает Василий II, и великим князем наконец становится Дмитрий Шемяка. Ордынский царь склоняется к тому, чтобы выдать именно ему ярлык на великое княжение. Однако его посол Бегич так медленно возвращался в Орду, что там подумали, что он убит Шемякой, и отпустили как своего ставленника Василия II.
Последний раз фортуна улыбнулась князю Дмитрию Юрьевичу в начале 1446 г. Народ с возмущением осуждает великого князя, наведшего на Русь татар. Дмитрию Шемяке удается вместе с Борисом Александровичем Тверским и Иваном Андреевичем Можайским составить триумвират князей, захватить Москву и ослепить Василия Васильевича. Но кульминация успехов князя Дмитрия Шемяки оказывается его пирровой победой. Тот же народ в ужасе отворачивается от совершенного злодеяния, а «глас народа — глас божий». Начинается второй этап «замятии», приведший князя Дмитрия к гибели.
На первом этапе борьба шла прежде всего за обладание Волгой и приволжскими районами. Ключом к Волге был Нижний Новгород, куда в 1425 и 1430 гг. бежал князь Юрий. Суздальско-нижегородские князья в 30-40-х годах раскололись: старшая их ветвь поддерживала Василия II (князь Александр Иванович Брюхатый был женат на его сестре), а младшая стала на сторону Дмитрия Шемяки. Но закрепиться в Нижнем галицким князьям не удалось. Одной из причин неудачи было усилившееся в этом районе к середине 40-х годов ордынское влияние. Улу-Мухаммед косо смотрел на князя Юрия как наследника Дмитрия Донского.
1005
Инока Фомы слово похвальное… С. 16.
1006
Шахматов А.А. Отзыв об издании П.П. Лихачева «Инока Фомы слово похвальное». СПб., 1909. С. 2.
1007
ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. 444.
1008
ПЛ. Вып. 1. С. 41–42; Вып. 2. С. 44, 128.
1009
Забелин И.Е. История города Москвы. Ч. 1. М., 1905. С. 107.
1010
Хожение за три моря Афанасия Никитина 1466–1472 гг. Л., 1986, С. 53, 171. Примеч. 178.
1011
так — HF.
1012
ДДГ. № 47. С. 144.
1013
В грамоте на Вологду и Устюг (около 1448–1462 гг.) прогнозировалось время, когда «будет тишина или не тишина или коди булгачно в земли» (АСЭИ. Т. II. № 102. С. 63).