Страница 42 из 62
В 1451 г. на Русь пришел из Орды Сеид-Ахмеда царевич Мазовша, а с ним князь Едигер. Узнав, что Мазовша («Сиди-Ахметов сын»[759]) идет на Русь «изгоном», Василий II выступил спешно ему навстречу к Коломне, не успев собраться с силами. Когда он был уже у Брашевы, то получил весть, что татары находятся «близ берега» (Оки). Тогда великий князь предпочел за благо вернуться к Москве — опыт с Суздальской баталией запомнился ему на всю жизнь. Но одновременно Василий II отпустил на татар с коломенским наместником князем И.А. Звенигородским всех воинов («что с ним людей было»), для того чтобы воспрепятствовать татарам в быстрой переправе через Оку. Проведя Петров день (29 июня) в Москве и «град осадив», оставя в нем великую княгиню Софью, сына Юрия, «множество бояр и детей боярских», а с ними митрополита Иону, архиепископа Ефрема и «многое множество народа града Москвы», Василий II покинул столицу со старшим сыном, Иваном. Великую княгиню Марию с младшими детьми он отправил в далекий Углич. Проведя ночь в селе Озерецком[760], великий князь оттуда пошел на Вологду[761].
Когда татары пришли к Оке, то не нашли там рати, которую ожидали встретить. Решив, что войска противника готовят им ловушку, но не найдя никого, они перешли Оку и устремились к Москве. 2 июля татары подошли к столице и начали поджигать ее посады. Из-за сильной засухи пожар быстро распространился по всему городу — «от дыма не бе лзе и прозрети», отметил летописец. Осаждающие пошли на приступ и пытались пробиться через городские ворота и те места, «где несть крепости каменыя» (Кремль, сооруженный еще Дмитрием Донским, порядком обветшал). Завязался ожесточенный бой с москвичами, вышедшими из города навстречу противнику, ибо «от великиа тесноты огненыя и дыма» в нем было трудно оставаться. К вечеру татары отступили. Этим воспользовались горожане и «начаша пристрой граднои готовити» (пушки, пищали, самострелы, а также щиты, луки и стрелы). Предстояла, как они полагали, еще упорная борьба с сильным и многочисленным противником.
На следующее утро, как только взошло солнце, жители Москвы, к своему изумлению, никого из осаждающих перед стенами города не обнаружили. Оказывается, ночью татары бежали, «пометаша от меди и железа и прочего многово товару, а огнь угасше». Оставили татары и взятый ими ранее полон. Поспешное бегство татар объяснялось тем, что ночью они заслышали в городе шум и решили, что туда пришел великий князь «со многими силами». Поэтому они предпочли поспешно отойти от Москвы. В городе это известие встречено было с радостью. Об этом сразу же послано было сообщение сыну великого князя Ивану, который поутру уже переезжал Волгу у устья Дубны. Очевидно, он спешил укрыться в Твери (как в подобном же случае пыталась в 1445 г. сделать его бабка Софья). Вскоре в Москву вернулся и Василий II[762].
Ордынцы же на следующий год (1452) совершили еще один большой поход. На этот раз их нападению, по известию поздней Густынской летописи, подверглось Подолье[763].
В 1451 г. попытался было активизировать свои действия и Дмитрий Шемяка. Еще 21 марта он покинул Городище, направившись «за Волок»[764]. Свою жену и сына Дмитрий Юрьевич оставил в Новгороде. На Двине он в течение нескольких месяцев готовился к новым военным действиям против Василия II. В конце года великий князь получил известие, что Шемяка движется к Устюгу. Нужно было незамедлительно действовать. Поэтому, проведя Рождество (25 декабря) в Москве, великий князь в знаменательный для него Васильев день (1 января) выступил из столицы в поход. Крещение (6 января) он провел в Троицком монастыре, а оттуда направился в Ярославль. Из Ярославля против Дмитрия Юрьевича отпущен был с войсками сын великого князя Иван. Он должен был покарать кокшаров — жителей плодородной устюжской волости по реке Кокшенге (приток Устьи, впадающей в Вагу)[765].
Стратегическая цель планировавшейся военной экспедиции состояла в том, чтобы отрезать мятежный Устюг от его возможного союзника Новгорода. Лишая Устюг экономической базы, Василий II стремился его обескровить и ускорить капитуляцию. Кокшенгский край населен был «инородцами», и привкус крестового похода против «поганых» чувствовался в экспедиции княжича Ивана. Двенадцатилетний наследник престола действовал под присмотром великокняжеских воевод. Василий Васильевич, лишенный из-за своей слепоты возможности активно участвовать в военных действиях, решил с малых лет привлекать княжича Ивана к бранным подвигам.
Сам же Василий II двинулся к Костроме, обходя Устюг с юга. Придя на Кострому, он в дополнение к уже посланным войскам направил к княжичу Ивану царевича Якуба с его татарами. Еще ранее на Устюг двинулись князь С.И. Оболенский и великокняжеский двор («иных многих, двор свои»).
Находившийся под Устюгом князь Дмитрий Юрьевич, узнав, что Василий II вошел уже в Галич, а великокняжеские воеводы приближаются к Устюгу, понял, что ему грозит реальная опасность окружения. Тогда он сжег посады Устюга, оставил в городе своего наместника Ивана Киселева[766] и поспешил на Двину. Здесь князь Дмитрий «застави двинян… полити (палить? — А.З.) пониже города Орлеца». Орлец находился неподалеку от устья Двины, южнее Холмогор. В погоню за Шемякой отправились великокняжеские воеводы «с силою, Югом мимо Устюг», не задержавшись ни на один день под городом[767].
Тем временем Иван Васильевич и татарский царевич Якуб на Кокшенге расправлялись с кокшарами — «градкы их поимаша, а землю всю поплениша и в полон поведоша». По Устюжской летописи, путь их пролегал с Андреевых селищ и Галишны на реку Городишну, приток Сухоны, далее на Сухону, Селенгу и, наконец, на Кокшенгу (ее верховья близки к Сухоне). Здесь Иван Васильевич «город Кокшенскои взял, а кокшаров секл множество»[768]. Великокняжеская рать дошла до устья Ваги и Осинова Поля и вернулась «со многим пленом и великою корыстью»[769].
1452 год был наполнен важными событиями. Василий II попытался после успешного похода на Дмитрия Шемяку урегулировать вопрос с Константинополем. Там после смерти императора-униата Иоанна VIII (31 октября 1448 г.) на престоле находился его брат Константин XI, склонный к православию. Патриархом после смерти Митрофана (1 августа 1443 г.) в то время был униат Григорий Мамма (с 7 июля 1446 г.). Однако в августе 1451 г. он бежал в Рим. Воспользовавшись отсутствием патриарха в Константинополе, Василий II в июле 1452 г. пишет послание Константину XI Палеологу, в котором сообщает об избрании митрополита Ионы и пытается объяснить, почему это избрание произошло без патриаршего благословения[770].
Дмитрий Шемяка после падения Устюга несколько месяцев находился где-то на Двине[771]. Тем временем новгородцы весной («в Великое говение») 1452 г. совершили во главе с князем А.В. Чарторыйским поход на можайского князя Ивана Андреевича, перешедшего еще в 1449 г. на сторону великого князя. Никогда не отличавшийся особой отвагой, князь Иван, как только ему стало известно о начале похода, бежал. Новгородцы же «много волостей великого князя восваша и пожгоша и полону много приведоша»[772]. Великокняжеские волости здесь упомянуты не случайно. За переход на свою сторону Василий II пожаловал князя Ивана в 1449 г. Бежецким Верхом[773]. Теперь же, считая «Бежичи» своей волостью, подлежащей совместному управлению с великим князем (а великим князем для новгородцев тогда был не только Василий II, но и Дмитрии Шемяка), новгородцы совершили карательную экспедицию против князя Ивана Андреевича, находившегося в «Бежичах», по их мнению, незаконно.
759
ПСРЛ. Т. 27. С. 274.
760
Село Озерецкое находилось в Инобожи (Дмитров). См.: АСЭИ. Т. I. № 108. С. 86–87; № 191. С. 136.
761
По Ермолинской летописи, Василий II «поиде к рубежу ко Тверьскому», что правильнее (ПСРЛ. Т. 23. С. 155).
762
ПСРЛ. Т. 26. С. 210–212; Т. 23. С. 154–155; Т. 27 (Никаноровская летопись). С. 116–117; (Сокращенный свод конца XV в.). С. 348.
763
ПСРЛ. Т. 2. С. 356.
764
ПСРЛ. Т. 16. Стб. 193.
765
ПСРЛ. Т. 26. С. 212. Кокшенгцы считали себя потомками новгородцев. Вопрос этот остается спорным (см.: Едемский М. Кокшеньгская старина // Записки отделения русской и славянской археологии Русского археологического общества. Т. VII. Вып. 2. СПб., 1907. С. 85–96; Он же. О старых торговых путях на Севере // Там же. Т. IX. СПб., 1913. С. 39–62; Он же. Из кокшеньгских преданий // Живая старина. Вып. 1 и 2. СПб., 1905. С. 102–106). А.Н. Насонов считает представление М. Едемского о колонизации Кокшенги из Новгорода неверным и связывает русские поселения на Кокшенге с колонизацией из Устюга (см.: Насонов А.И. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С. 189).
766
Иван Киселев, возможно, происходил из семьи солигаличского солевара Якова Киселя (АСЭИ. Т. I. № 118. С. 94). У него также были владения между Нижним Новгородом и Муромом (ПСРЛ. Т. 26. С. 199).
767
ПСРЛ. Т. 37. С. 89; Т. 26. С. 212.
768
ПСРЛ. Т. 37. С. 89; Т. 27 (Никаноровская летопись). С. 118.
769
ПСРЛ. Т. 26. С. 212.
770
РИБ. Т. 6. № 71. Стб. 575–586.
771
ПСРЛ. Т. 37. С. 89.
772
ПСРЛ. Т. 16. Стб. 193.
773
ПСРЛ. Т. 23. С. 154.