Страница 33 из 62
6 мая 1446 г. Иона доставил детей Василия Васильевича в Переславль, где тогда находился Дмитрий Юрьевич. На третий день после их приезда в нарушение взятых на себя обязательств князь Дмитрий отправил детей к отцу в заточение на Углич[605]. Сопровождал их все тот же Иона[606]. После успешного выполнения Ионой миссии Дмитрий Шемяка «повеле ему итти к Москве и сести на дворе митрополиче»[607]. Согласно великокняжескому своду 70-х годов XV в., Иона потом говорил Шемяке: «…неправду еси учинил, а меня еси ввел в грех и в сором… нынче яз во всей лжи»[608].
Тем временем среди сторонников свергнутого великого князя составился заговор, имевший целью освободить Василия II. В него входили князья Ряполовские, князь И.В. Стрига Оболенский, Иван Ощера с братом Бобром, Юшка Драница, Семен Филимонов (Морозов) с детьми, М.Я. Русалка Морозов, И.Д. Руно «и иные многие дети боярьские двора великого князя». Они договорились собраться всем под Угличем на Петров день[609].
В назначенный срок под Углич явился Семен Филимонов. О предполагавшемся выступлении князей Ряполовских стало известно Дмитрию Шемяке, и те вместо Углича пошли за Волгу к Белоозеру, во владения союзного Василию II князя Михаила Андреевича. За ними вдогонку Шемяка послал «многие полки» во главе с воеводами Василием Вепревым и Федором Михайловичем Шонуром Козельским. Воеводы должны были соединиться у устья Шексны (у «Всех Святых»). Но Федор Михайлович прибыть к месту встречи не поспел, и Ряполовским удалось разбить войска одного Василия Вепрева у устья Мологи, восточное устья Шексны. Узнав, что Ф.М. Шонур Козельский «перевезеся на усть Шексны со всеми полки своими», князья Ряполовские двинулись против него. «Видев их», Федор Михайлович бежал снова за Волгу, а Ряполовские направились в Литву. Верные своей политике невмешательства в междукняжеские распри, новгородцы пропустили их через свою территорию, хотя находились в договорных отношениях с Дмитрием Шемякой.
Ничего не зная о происшедшем, Семен Филимонов «со всеми своими» пошел к Москве. Только И.Д. Руно покинул его, направившись вслед за Ряполовскими в Литву.
В Литве Ряполовские и их сторонники (И.В. Стрига Оболенский и «многие дети боярские») пришли в Мстиславль и стали побуждать князя Василия Ярославича выступить на Русь, чтобы «выняти великого князя» из заточения[610].
Поскольку среди княжат и московского боярства возникло движение, имевшее целью вернуть на великокняжеский престол Василия II, Дмитрий Шемяка решил принять соответствующие контрмеры[611]. Он созвал «епископы и архимандриты со всее земьлии и честныя игумены и прозвитеры», т. е. нечто вроде церковного собора. На нем присутствовали и великокняжеские бояре. Среди участников этого совещания был и Макарий Желтоводский. Согласно промосковской версии, у всех у них Дмитрий Шемяка стал «прощениа просити и каятися». На это Макарий заявил Шемяке, что иерархи готовы его простить, если только он получит прощение у Василия II[612].
Непрочность положения заставила Дмитрия Шемяку принять предложение иерархов и вступить в переговоры с Василием II. Вместе с членами церковного собора он отправился в Углич[613]. Здесь состоялась церемония примирения. Василий II, «во всем вину сам на ся возлагая», «пред своею старейшею братьею» и пред всем «христьянством» повинился в «преступлении в крестном целовании… его же изгубих и еще изгубити хотел есми до конца»[614]. Василий Васильевич заявил даже, что за все свои беззакония он достоин был смертной казни, но только по милосердию Дмитрия Шемяки ему дарована была жизнь. Покаяние Василия II великий князь Дмитрий принял благосклонно. «Укрепив» соглашение со своим двоюродным братом «крестным целованием и проклятыми грамотами», Дмитрий Юрьевич 15 сентября 1446 г. выпустил Василия II из «нятства» и пожаловал ему в удел Вологду[615].
Из летописного рассказа не следует, что покаяние было взаимным. Даже враждебный Шемяке московский летописец ничего не говорит о его «смирении». Раскаивался в содеянном, очевидно, только ослепленный и свергнутый с великокняжеского престола князь. По случаю примирения двоюродных братьев был устроен пир.
Но и на этот раз примирение оказалось кратковременным. Вологда (как Коломна в 1433 г.) стала центром притяжения сил, поддерживавших Василия II[616]. Сюда, в частности, приезжал от тверского великого князя Бориса кашинский наместник князь Федор Юрьевич Шуйский. Он передал Василию Васильевичу приглашение Бориса Александровича выехать в Тверь[617]. Вскоре Василий II отправился в Кириллов монастырь. Путь его лежал, конечно, в Тверь (по Шексне на Волгу). В Кириллове Василий II, очевидно, рассчитывал выяснить позицию белозерского князя Михаила Андреевича в предстоящем столкновении с Шемякой. К сожалению, прямых известий о князе Михаиле и его отношении к событиям 1446 г. у нас нет. Но вот игумен Кириллова монастыря Трифон недвусмысленно поддержал планы Василия II. Благословив его на борьбу с Шемякой, Трифон взял на себя грех нарушения Василием Васильевичем крестного целования. «Еже еси целовал неволею», — объяснял этот свой шаг кирилловский игумен[618]. Позднее (в 1448 г.) в благодарность за поддержку в минуту жизни трудную Василий II назначил Трифона архимандритом придворного Новоспасского монастыря. Трифон стал одним из довереннейших лиц Василия Васильевича (он, в частности, подписал духовную великого князя).
Из Кирилло-Белозерского монастыря Василий II направился в Тверь. Существует несколько версий о прибытии Василия Васильевича к тверскому великому князю Борису. Согласно одной из них, Василий II, двинувшись к тверскому рубежу, обратился к Борису Александровичу со следующими словами: «Аще еси ко мне изменил и крестное целование забыл, и с Шемякою еси думал, и с своим шурином на меня и рать еси посылал на Москву, то все ныне забуду, а ныне буди со мною един человек, и прииму тя в любовь и во одиначество; аще ли сего не восхощешы, то имам воевати отчину твою и грады твоя имати». Князь Борис «учини по воли князя великого, повеле ему к себе во Тферь итти»[619].
Версия эта неправдоподобна: находясь в тяжелейшем положении, Василий II не мог угрожать войной великому князю тверскому. Договоренность о приезде Василия II в Тверь была достигнута еще в Вологде[620]. Ведь там князь Ф.Ю. Шуйский передал Василию II приглашение князя Бориса выехать в его (князя Бориса) «отчину». В Твери было широковещательно объявлено: «…хощем быти заедин Борис Василеи, а Василеи и Борис»[621]. Возможно, в рассказе инока Фомы есть и преувеличения, но это заявление соответствовало букве и духу докончания Москвы с Тверью 1437–1439 гг.[622]
Уже на пути в Тверь к Василию II «люди многи прибыли»[623]. Бегство в Тверь московских служилых людей из великокняжеского двора продолжалось и позднее. Здесь стала собираться «вся сила московская с все страны»[624]. В Твери состоялось обручение малолетнего сына Василия II Ивана с дочерью князя Бориса Марьей[625]. На торжествах по этому случаю присутствовал цвет тверской и московской знати. По словам инока Фомы, даже московских «князей и бояр» было «множество». Тверской великий князь на этот раз окончательно сделал ставку на гонимого московского князя, предпочитая иметь дело со своим слабым, как он считал, ставленником, чем с энергичным и самостоятельным Дмитрием Шемякой. В Твери князья договорились о совместной борьбе с галицким князем[626].
605
14 августа в Угличе у Василия II родился сын Андрей (ПСРЛ. Т. 23. С. 153), или 13 августа (Т. 26. С. 204), или 8 августа (см.: Клосс Б.М. Вологодско-Пермские летописцы XV в. С. 273).
606
ПСРЛ. Т. 26. С. 203. По Ермолинской летописи. Иона взял детей Василия II «ис пелены во соборной церкве на свои руки, на всем добре, что не учинити им никакова зла» (ПСРЛ. Т. 23. С. 152). По Софийской I летописи, он «взя их на свою душу» (ПСРЛ. Т. 5. С. 268). Распространены были слухи, что Дмитрий Шемяка хотел было утопить детей Василия II «в реце в Волзе, в мехи сшивши, но не даст ему владыка Иона» (ПСРЛ. Т. 20. Первая половина. С. 260). Вероятно, это одна из версий; сторонники Ионы пытались таким образом как-то обелить его неприглядное поведение.
607
ПСРЛ. Т. 26. С. 203.
608
ПСРЛ. Т. 26. С. 204.
609
Это известие позволяет датировать и возникновение самого движения в поддержку Василия II примерно маем-июнем 1446 г., т. е. временем после «поимания» детей Василия II.
610
ПСРЛ. Т. 26. С. 203–204.
611
Ермолинская летопись сообщает, что Шемяка принял меры, «видя себе отвсюду обидима и от всех наругаема и поносима, зане неправедно вьземь великое княжение и великого осподаря израдив на крестномь целовании» (ПСРЛ. Т. 23. С. 153). По Л.В. Черепнину, «к середине 1446 г. слуги великокняжеского «двора» оказались отстраненными от активной политической жизни боярами и детьми боярскими, прибывшими в Москву вместе с Дмитрием Шемякой. Экономическое и политическое положение московских бояр и детей боярских значительно ухудшилось, и они решили активно действовать, защищая свои права» (Черепнин. Образование. С. 797–798). Активизацию деятельности московских бояр и детей боярских он относил к июню 1446 г., после того как были «поиманы» Шемякой дети Василия II.
612
ПСРЛ. Т. 23. С. 153 («аще тя простить князь велики, то и мы тебя простим»). По московским летописям, Дмитрий Шемяка сам «много думав» об отпуске великого князя. Ни о какой готовности простить Шемяку со стороны церковного собора (даже в случае «прощения» его Василием II) эти летописи не говорят (ПСРЛ. Т. 26. С. 204).
613
«Дмитреи Шемяка, събрав епископы всей земли, и честные игумены, и прозвитеры и приехав на Угличе» (ПСРЛ. Т. 27 (Сокращенный свод конца XV в.). С. 273); «привед вси епископы на Углечь» (ПСРЛ. Т. 23. С. 153).
614
ПСРЛ. Т. 26. С. 204–205.
615
ПСРЛ. Т. 27 (Сокращенный свод конца XV в.). С. 273; Т. 23. С. 153. Ни о каких «проклятых грамотах» и о крестном целовании Василия II московские летописи не говорят.
616
В Вологду «поидоща к нему (Василию II — А.З.) множество людей со всех стран, князи и боляре, и дети болярьские, и молодые люди, кто ему служивал, и паки кто не служывал» (ПСРЛ. Т. 23. С. 153). По Типографской летописи, «бояре его наехавше и вси людие» (ПСРЛ. Т. 24. С. 184). По московским летописям, «бояре великого князя, и дети боярские, и людие мнози» побежали от Дмитрия Шемяки и князя Ивана, узнав об отъезде Василия II в Кириллов монастырь (ПСРЛ. Т. 26. С. 205).
617
См.: Инока Фомы слово похвальное… С. 42.
618
ПСРЛ. Т. 23. С. 153; Т. 4. Ч. 1. С. 454–455 («тот грех на мне и на моей братьи главах, что еси целовал князю Дмитрею и крепость давал»). Ни о каком нарушении крестоцелования Василием II, а следовательно, и о действиях Трифона московские летописи не говорят.
619
ПСРЛ. Т. 23. С. 153–154.
620
По Устюжской летописи, тверской великий князь Борис говорил: «Оже у меня жениш сына своего князя Ивана… и аз тебе буду пособник» (ПСРЛ. Т. 37. С. 88).
621
Инока Фомы слово похвальное… С. 42.
622
ДДГ. № 37. С. 105–107.
623
ПСРЛ. Т. 26. С. 205. По другой версии, «вся сила Московьскаа поиде к великому князю» (ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. 455).
624
ПСРЛ. Т. 5 (Софийская I летопись по списку Царского). С. 269.
625
ПСРЛ. Т. 26. С. 205.
626
См.: Инока Фомы слово похвальное… С. 51. Фома писал, что Борис Александрович якобы был «умолим» Василием II (Там же. С. 45–46). Панегирист князя Бориса старался представить соглашение князей как акт великодушия тверского князя. В действительности стороны, очевидно, пришли к обоюдному взаимовыгодному соглашению.