Страница 61 из 79
По всей скале попадались следы древней краски, некоторые из них были нанесены в саму эту вмятину, показывая, что это символ действительно могущественной магии; должно быть, когда-то этот знак указывал на границу территории.
«Лапа…» — бобр плыл, стараясь догнать Сломанного Когтя, который сам всей душой стремился к месту их цели.
«Знак Великого Бога, Речного Духа, — ответил Сломанный Коготь. — Это великое волшебство. Если бы он был выдрой или бобром, то тогда норки не смогли бы пройти мимо него. Однако это знак для всех водных обитателей, и потому нам сейчас не поможет».
Ручей, который позади них разделялся в месте, где находилась эта колонна, оказался именно таким, какой и сам Жёлтая Ракушка выбрал бы, если бы искал убежище, чтобы избежать наблюдения за ними.
Потому что вскоре ручей превратился в узкую полоску воды, сплошь заросшую по берегам кустарником и ивами. И кроме того, было очевидно, что это была территория выдр. Они проходили мимо камней с отметинами выдр, не впечатанными в скалы, конечно же, как это сделал речной дух, но оставленными в рисунках из разноцветной глины повыше уровня воды. Отметины были сделаны не его племенем, и Жёлтая Ракушка не мог прочитать их. Но дважды Сломанный Коготь останавливался радом с некоторыми, которые казались посвежее остальных и во второй раз он просигналил:
«Многие возвращаются к племени. Возникла опасность… они уже, возможно, знают об этом».
Снова его дух желал больше, чем могло тело. И несмотря на то, что он, похоже, оказался достаточно силён, чтобы самостоятельно войти в ручей и плыть в нём против течения некоторое время без всякой помощи, вскоре он опять начал отставать и в конце концов зацепился за проходивший под водой корень дерева, и Жёлтая Ракушка снова стал помогать меньшему собрату.
Ручей привёл их к болоту, где росла высокая болотная трава и поблескивало множество водоёмов. Некоторые из них вдалеке покрывала пена по краям, оттуда весьма скверно воняло. Но в самом ручье вода была чистой, и Жёлтая Ракушка почувствовал себя в относительной безопасности — впервые с тех пор, как был захвачен в плен военным отрядом норок. А потом самец-выдра подтолкнул его, и бобр остановился там, где ручей расширялся в водоём, полузапруженный упавшим деревом и бревном, приткнувшимся к нему.
По жесту выдры Жёлтая Ракушка помог Сломанному Когтю взобраться на бревно. Крепко прижавшись раненой лапой к нему, он использовал вторую лапу, чтобы постучать по обломку ветки, всё ещё выступающему из бревна. Тот издал звук, который далеко разнёсся по болоту. Затем Сломанный Коготь помедлил: откуда-то издалека через всю эту залитую водой местность до них донёсся глухой стук-ответ.
«Они знают, что мы идём», — просигналил разведчик-выдра, соскользнув с дерева в воду. И Жёлтая Ракушка увидел знаки на бревне, которые говорили, что этот сигнал, должно быть, часто повторялся на нём.
Так они продолжили свой путь, и бобр не удивился, когда на поверхности реки, усеянной водорослями, вдруг появилась выдра для того только, чтобы взглянуть на них, а затем снова нырнуть, лишь на мгновение покрасовавшись перед глазами Жёлтой Ракушки разрисованной мордой, головным убором из перьев и бус из водорослей. Однако в лапе выдра сжимала копьё, и она несла его так, как воин, привыкший к умелому обращению с этим оружием.
Наконец они выплыли, вероятно, в центр этой болотистой местности, кусочек сухой земли, поднимавшейся как островок, отлично защищённый от обнаружения окружавшего его вокруг водного мира. Земля, большей частью глина с многочисленными камнями, была набросана кучами и располагалась, наверное, на каменистом основании. На ней сгрудились норы-кустарники, вместе с грязью, которая затвердела на солнце. Норы имели гладкие стены и полностью располагались над водой, но что-то в их виде напоминало норы бобров — словно они были скопированы с огромных домов народа Жёлтой Ракушки.
Выдры ждали их прибытия, впереди воины, позади них самки и детёныши, но это было почти ничего по сравнению с числом нор. Если, как верил Сломанный Коготь, племя снова собирается, ещё далеко не все из них добрались до этой твердыни на болоте.
Боевые шесты возвышались перед пятью норами, знаки боевой доблести свисали с них — не нити с зубами, как в деревне норок, но развевались перья или разноцветные нити из водорослей. Воины помогли Жёлтой Ракушке вскарабкаться на берег: эти последние несколько футов Сломанный Коготь, отказавшись от его помощи, преодолел самостоятельно. Двое первых из ожидавших поспешили к собрату, чтобы поддержать и провести через почти безлюдную деревню к норе посередине, которая была побольше остальных, со сложенными из глины боками, разукрашенной цветными рисунками и с разноцветными отметинами на мягкой поверхности, потом разрисованными черной или красной краской. Как на скале в устье ручья, некоторые из отметин поблекли и почти исчезли под воздействием непогоды, однако многие ещё ярко сверкали, словно их сделали совсем недавно. И Жёлтая Ракушка знал, что это записи о племени и клане, и, наверное, нора принадлежит не вождю племени, но тому, кто соответствует рангу мага-заклинателя.
Мимо Жёлтой Ракушки прошёл какой-то воин, чтобы отвести в сторону занавеску, которая была сплетена из сухих водорослей. И бобр остановился на несколько секунд, позволяя Сломанному Когтю и двум поддерживавшим его выдрам войти первыми. В центре норы был разожжён небольшой костёр, от него поднималась тонкая голубоватая и приятно пахнущая струйка дымка. С одной стороны присел на корточках очень старый выдра-жрец, его морда была почти белой. Когда голова его качнулась в их сторону, Жёлтая Ракушка увидел, что у него только один глаз, а другой обезображен длинным шрамом, правда, давно зажившим. Перед ним находился небольшой церемониальный барабан, сделанный из панцыря черепахи, с кожей из сёмги, высушенной и крепко натянутой поперёк панцыря. Время от времени этот старый самец тихо ударял по барабану, выбивая какой-то шуршащий звук, словно что-то в земле нашептывало ему.
Лицом к нему через костёр сидел самец-выдра помоложе, однако и он был куда старше годами Сломанного Когтя и даже воинов, которые привели своего раненого товарища в эту нору. Его глаза окружали нарисованные чёрные кружки, а на груди висел диск из кости, с резьбой и также разрисованный — знак верховного вождя. С передней лапы спускался на пол квадрат из водорослей, сплетённых вместе, с перьями, воткнутыми в это переплетение, образовывавшими яркое церемониальное одеяние.
Вождь взорвался быстрой речью на языке выдр, которую Жёлтая Ракушка не смог понять, а потом протянул лапу под край своего усеянного перьями одеяния и достал длинную трубку. С помощью двух когтей он умело выдернул горящую веточку из костра и вставил её в чашеобразную часть. От неё исходил душистый запах, и он поднял трубку в направлении крыши норы, неба, снова указал ею на землю, потом на восток, север, запад и юг, и, наконец, предложил стебелёк Жёлтой Ракушке.
Осторожно взяв его передними лапами, бобр сделал глубокий вдох, а потом медленно выдохнул, поворачивая голову в том же порядке, как и вождь выдр, предложивший трубку.
Передав трубку налево, в уже дожидавшиеся лапы старого жреца, который прекратил свои удары по барабану, чтобы взять её, вождь быстро произнёс она языке знаков:
«Нора Длинного Зуба — для нашего брата. Пища и питьё Длинного Зуба принадлежат и нашему брату. Пусть он отдохнёт, поест и напьётся: след, оставшийся позади него, был длинный и трудный».
Ковёр из водорослей, который служил дверью в нору, скользнул в сторону, когда самка, почти такая же старая годами, как и бьющий в барабан жрец, принесла чашу, которую она поставила перед Жёлтой Ракушкой, и вместе с ней — тыкву, которую теперь использовали как чашку, Из неё распространялся запах какого-то тушёного растения. Бобр наклонил голову к чаше и обнаружил свежую ольховую кору, приятную на вкус, вместе с луковицами водяных растений.
Пока он ел и пил, вежливо не замечаемый всеми остальными, Длинный Зуб разговаривал со Сломанным Когтем. А потом молодого самца увели его друзья, а вождь остался сидеть перед костром, пристально рассматривая его, и трубка теперь покоилась в его лапах, совсем потухшая. Старый жрец вернулся к тихому постукиванию когтем по натянутой на панцырь черепахи рыбьей шкуре.