Страница 52 из 90
А тогда шеф решил подыскать начальника для нового цикла из родного вида ВС, и первым оказался списанный правак с Ан-12. Почему его выбрал шеф, неизвестно, но первый начальник общевойскового цикла через пару лет тихо сошёл с ума. Видимо, ранимая психика лётчика не выдержала «красных» наук.
Следующим начальником цикла стал бывший военный переводчик с хинди. Прибыв в Индию после окончания ВИИЯ, он обнаружил, что на хинди там говорит исключительно местный пролетариат, а господа, чьи речи по замыслу командования он должен был переводить, отлично обходятся английским. Мужик он был неплохой, но к армии имел весьма опосредованное отношение, а к преподавательской работе и вовсе был непригоден.
За ним последовал списанный по здоровью инженер по ядерным боевым частям, потом какой-то клубный работник. Вскоре шеф осознал, что, в сущности, цикл уже дотрахался до мышей, и нужно принимать срочные меры.
И вот тогда появился он. Настоящий авиационный подполковник.
Высокий, широкоплечий, подтянутый, с седыми висками и академическим значком, подполковник Н был немедленно назначен на должность и стал первым настоящим начальником общевойскового цикла и настоящим полковником.
Когда шеф смахнул слезы командно-штабного умиления, он обнаружил, что новый полковник человек, мягко говоря, удивительный.
Н. поступил в Суворовское училище, когда туда брали совсем малолеток. Похоже, именно там система военного воспитания дала первый сбой. Бывает, что заготовка на конвейерной ленте встаёт как-то не так, но бездушные станки продолжают её сверлить, фрезеровать, поворачивать, наносить покрытия, хотя деталь давно испорчена…
После «кадетки» Н. окончил лётное училище и остался в нем инструктором, но в результате неудачного прыжка с парашютом повредил позвоночник и был вынужден уйти с лётной работы на должность преподавателя тактики ВВС. Новый преподаватель вскоре проявил себя во всей красе и от него постарались избавиться хорошо отработанным финтом, направив в академию.
Между прочим, на «отвальной» в гараже по случаю отъезда в академию принципиально не употребляющий спиртного Н. жестоко отравился консервами и попал в госпиталь, тогда как остальные, запивавшие консервы спиртом, ни малейшего недомогания в себе не ощутили.
После академии Н. где-то болтался, дослужился до подполковника и на нашу кафедру прибыл, как тогда говорили, «за папахой». К этому времени все странности Н. расцвели, как чайная роза, распространяющая вокруг себя одуряющие эманации.
Н. отличался чрезвычайной скупостью, занашивая бог знает когда выданную форму до полной непригодности, в столовую не ходил, а приносил с собой какие-то подозрительные по виду и запаху продукты, а в качестве крема для бритья (это я узнал позже) использовал хозяйственное мыло.
Н. втайне мечтал о карьере полководца, для чего скупал и изучал все военные мемуары, которые только мог достать. В годы перестройки, когда стало известно, что изрядная часть этих мемуаров – плод коллективного разума института военной истории МО СССР, а сами «авторы» зачастую свои труды и не читали, Н. пошатнулся. Он сложил мемуары на детские санки и отвёз в приёмный пункт макулатуры. Мемуаров хватило на первые два тома знаменитой трилогии Дюма о гугенотских войнах. На третий том Н. набирал макулатуру на кафедре, с крысиным упорством таская домой студенческие рефераты и черновики лекций.
Н. читал «Основы тактики ВВС» и нёс такую пургу, что студенты составляли списки афоризмов этого военно-воздушного Козьмы Пруткова, записывая их на последних страницах секретных рабочих тетрадей и на домашних страницах в Инете. Потом какой-то добрый человек положил распечатку одной такой страницы на стол ректора.
Ректор, простой советский академик, вызвал начальника кафедры и в течение получаса давал эмоциональную оценку педагогическому мастерству полковника Н.
Шеф вернулся из ректората, искря злобой, и потребовал к себе Н. Не знаю уж, о чем они говорили, но мне показалось, что Н покинул кабинет шефа вследствие добротного пинка. Погасив кинетическую энергию, Н сделал единственное, что ему ещё оставалось – собрал служебное совещание цикла. Рабочий день давно закончился, а в смежной преподавательской не утихали визг и матерные вопли.
После этого Н надолго притих. Старый начальник убыл на дембель, а на смену ему пришёл очень тихий, вежливый и спокойный полковник из управления РЭБ ВВС. Новый шеф пришёл на кафедру дослуживать, и он искренне не понимал, какие вообще могут быть проблемы на военной кафедре. В учебный процесс он почти не вмешивался, а занимался, чем привык – научно-исследовательской работой.
Но пришёл день, когда начальнику пришлось спуститься с высот чистой науки. Кафедру предстояло готовить к комплексной проверке. Вообще, военные кафедры было положено проверять раз в три года, на практике проверяли ещё реже, но уж зато со всей пролетарской ненавистью. Председателем комиссии обычно бывал Командующий ВВС МВО. Любой военный знает, что не так страшна проверка, как подготовка к ней. Подготовка к проверке напоминает аврал в борделе, когда трахают даже швейцара.
Важнейший этап подготовки к проверке – обновление стендов с наглядной агитацией, это такая одёжка кафедры, по которой её встречает комиссия. В «Военной книге» были закуплены плакаты военно-патриотической направленности, в мастерской – сколочены и загрунтованы стенды, оставалось только разместить плакаты на стендах и придумать к ним идеологически правильные подписи.
Полковнику Н достались плакаты, на которых были изображены отечественные полководцы – от Петра Великого до маршала Жукова. Простейшее и наиболее естественное решение состояло в том, чтобы сделать краткие выписки из Военной энциклопедии, но Н простых путей не выбирал никогда. Он решил для каждого военачальника подыскать цитаты с их, так сказать, прямой речью. И если с Жуковым и Рокоссовским особых проблем не было, поскольку их мемуары Н в макулатуру всё-таки не сдал, то с более отдалёнными историческими персонажами возникли определённые сложности, которые Н с честью преодолел.
На очередном совещании у шефа начальники циклов докладывали о ходе подготовки к проверке. Всё шло тихо и гладко, пока дело не дошло до Н. Чтобы присутствующие оценили масштаб проделанной работы, Н решил зачитать отобранные цитаты. С Жуковым и Рокоссовским всё прошло гладко, интеллигентный шеф молча слушал, правда, слегка морщась. Дошла очередь до Кутузова. Прикрыв один глаз рукой, чтобы походить на Михайлу Илларионовича, Н заблажил: «Баталию дадим здесь! Доложить государю!» Начальник поднял страдающий взгляд на Н, но опять ничего не сказал. Под занавес Н оставил Петра Великого, ибо сумел сделать невозможное, найти высказывание императора о роли ВВС. «Придёт время, – возгласил по тетрадке Н, – и люди будут летать по небу, аки птицы!»
Упала ватная тишина, в которой неожиданным приговором прозвучали слова шефа: «А это – вообще писец!»
Липкий полковник Н
Летом в Нежине стоит противная, влажная жара. Говорят, что именно такой микроклимат необходим для выращивания знаменитых неженских огурчиков. Местные рассказывали, что семена этих огурчиков где только не сеяли, но неизменно вырастали обыкновенные «рязанские апельсины».
Благодатный огуречный климат действовал на двух командированных из Москвы, полковника и майора, как-то неправильно. Пупырышки на них появлялись только в результате помывки холодной водой (горячая по случаю лета была отключена во всём городе), а страшненький зелёный цвет полковник Н приобрёл в результате острого опыта по разбавлению лимонада концентратом кваса. Не прошло и часа после принятия внутрь экспериментатором этого, с позволения сказать, коктейля, как его прошиб ураганный понос. Н мучился всю ночь, протоптал в линолеуме тропинку к сортиру, и на утро его лицо было фирменного зелёного нежинско-огуречного цвета.
В мире существует глубокая внутренняя гармония, и паря над фаянсовым другом, Н временно отрешился от эротических грёз, пересказом которых изрядно меня доставал. Н. был старым холостяком, и гормон у него играл в полную силу. Как и большинство людей этого сорта, Н был трусоват, и страшно боялся заразиться «чем-нибудь этаким». Забыть о половой проблеме хотя бы на время Н мешало то обстоятельство, что гостиница была заполнена абитуриентками, приехавшими поступать в местный пединститут. Завалив вступительные экзамены в Киеве, второй подход к снаряду науки они решили сделать в Нежине. В гостинице днём было очень жарко, и чтобы организовать хоть какое-нибудь движение воздуха, двери и окна в номерах держали открытыми настежь. Барышни, совершенно не чинясь, лежали на кроватях в одних прозрачных трусиках, задорно отклячив кругленькие попки, и шуршали учебниками, не забывая стрелять глазами на двух «лётчиков» с немалыми для Нежина погонами. Н после прохода по коридору долго приходил в себя.