Страница 36 из 90
Положим, я свой цикл на поругание так и так бы не бросил, но шеф предусмотрительно решил привязать к тыльным частям своего организма лист фанеры.
Он вызвал меня и сказал:
– Подготовишь свой цикл к проверке без замечаний – до дембеля на службу можешь не ходить.
Я прикинул: три месяца оплачиваемого отпуска на дороге не валяются, и ответил:
– Есть!
Забегая вперёд, скажу, что мы оба своё слово сдержали: никаких грубых косяков в моем хозяйстве обнаружено не было, цикл получил оценку «хорошо», а я в образовавшиеся три месяца со вкусом отдохнул и стал потихоньку искать работу.
C началом Перестройки комплексные проверки военных кафедр приобрели очень интересные особенности. Старшие штабы продолжали требовать с подчинённых «как при Советской власти», при этом начисто забыв про свои обязанности по снабжению, финансированию и укомплектованию кафедр, поэтому проверки приобрели какой-то фантасмагорический, нереальный оттенок. Помню, одна комиссия, которую случайно занесло к нам, не приходя в сознание, записала в акте проверки в качестве недостатка отсутствие на кафедре самолётов постановщиков помех. Робкие объяснения начальника, что даже если кафедре и будет выделен такой самолёт, то сесть он сможет только на крышу корпуса «А», были презрительно отвергнуты. Характерно, что все последующие комиссии, знакомясь с актами предыдущих, о самолёте почему-то больше не вспоминали. Другой проверяющий потребовал, чтобы все преподаватели имели табельные пистолеты и ходили дежурными по кафедре с оружием. Эта смелая инициатива совпала с практически полным изъятием из частей Мосгарнизона личного оружия офицеров, поэтому когда мы на основании очередного акта проверки прислали заявку на 50 пистолетов, над нами даже не стали смеяться, а просто покрутили пальцем у виска. Вопрос с пистолетами решился сам собой.
Вскоре стало важно не что проверяют, а кто проверяет и как. Поскольку в Москве было несколько десятков военных кафедр, то какая-то обязательно находилась в состоянии проверки. Наш «чистый зам», забросив занятия, мотался по этим кафедрам, узнавая, «что спрашивают» и за что могут натянуть на конус. Темные и противоречивые результаты проверок кафедр самого различного профиля тщательно изучались и принимались меры, направленные на недопущение. Учебный процесс уже воспринимался как досадная помеха в подготовке к проверке.
И вот, наконец, время Ч, час Х, день Д, словом, комиссия – на кафедре. Председатель комиссии – командующий ВВС МВО. Ясное дело, в 8.30 утра в понедельник командующий на кафедру не приехал, не царское это дело. Его задача – сходить к ректору для представления комиссии, попить коньячку и потрепаться, потом ещё раз сходить к ректору подписать акт проверки, ну и выбрать время, чтобы сказать офицерам кафедры что-нибудь приятное.
В отсутствие командующего комиссией руководил полковник Л из управления вузов ВВС.
Полковника Л* знали все преподаватели авиационных кафедр, военных училищ и академий, и знали исключительно с плохой стороны. Полковник Л* был законченной сволочью, и в этом, а также в возглавлении различных комиссий, состояло его служебное призвание.
Вот он стоит на трибуне нашего маленького класса для совещаний и пытается просверлить взглядом в моем мундире дырку на уровне пуза. Меня он, конечно, узнал.
Дело в том, что за несколько лет назад до описываемых событий я, получив очередное звание, поехал представляться начальнику управления.
Сейчас этой конторы уже нет, в результате многочисленных реорганизаций она сначала усохла до отдела в управлении боевой подготовки ВВС, а потом вообще куда-то пропала, а тогда это было довольно пафосное учреждение, занимавшее целый подъезд в «Доме с шарами».
«Дом с шарами» был построен после войны на окраине Петровского парка для профессуры академии Жуковского в известном стиле «Сталинский ампир», и по причуде архитектора был украшен здоровенными шарами из очень красивого бордового гранита, отсюда и название.
Дело было летом, и я поехал в управление в том виде, в каком обычно ездил на службу, то есть в рубашке с короткими рукавами и в пилотке. Оформив пропуск, я поднялся на древнем, грохочущем лифте на нужный этаж и в коридоре нос к носу столкнулся с Л*. Увидев меня, он мгновенно остервенился и завопил:
– Что это за форма на вас, товарищ подполковник?!!
– Летняя повседневная вне строя, товарищ полковник, – спокойно ответил я. По сроку службы и званию мне уже не полагалось напрягаться по поводу каких-то «эй полковников», что Л*. немедленно и почуял.
– Вы пришли в управление вузов ВВС!!! – продолжал визжать он, – в святое место, а вы – в рубашечке и пилоточке! И без галстука!!! Слова «рубашечка» и «пилоточка» он постарался произнести с отвращением, чтобы подчеркнуть глубину моего падения.
– Температура воздуха, товарищ полковник, – ответил я, – превышает плюс восемнадцать градусов, так что в соответствии с приказом начальника Мосгарнизона имею право.
– Да вы, да вы!!! – задохнулся Л. и вдруг у меня из-за спины кто-то тихо, но отчётливо спросил:
– Почему вы опять кричите на всё управление?
Л*. мгновенно заткнулся и стоял столбом, потихоньку стравливая набранный воздух.
Я обернулся. Разминая «Беломорину», ко мне подходил генерал-лейтенант.
– Вы к кому?
– Товарищ генерал-лейтенант авиации! – заблажил я, подполковник Крюков! Представляюсь по поводу…
– Подождите-подождите, – помахал он папиросой и поморщился. – Не здесь. Пойдёмте ко мне.
В неуютном кабинете, обставленном дряхлой канцелярской мебелью, я, сделав три строевых шага от двери, попытался представиться ещё раз.
– Присаживайтесь, – прервал меня генерал. – Вы откуда?
Я доложил.
– Ага, РЭБ… Это хорошо. Степень есть?
– Никак нет!
– Защищаться собираетесь?
Я замялся. Первая глава диссертации пылилась в «секретке», а я всё свободное время собирал компьютеры на заказ и на кооперативных курсах учил незамутнённых барышень пользоваться Word-ом и Outlook-ом.
– Преподаватель обязательно должен заниматься наукой, – сказал генерал, не дождавшись ответа, – иначе какой же он преподаватель? Ну, желаю удачи!
Он подписал мой пропуск, и я пошёл к выходу. Л. опять торчал с сигаретой в коридоре, но, заметив меня, отвернулся к окну.
– Запомнит ведь, хорёк-липкие лапки, – подумал я. Так и вышло.
– Товарищ подполковник, где ваша рабочая тетрадь?!
Диалог с полковником Л* был начисто лишён смысла, поэтому я промолчал.
– Куда вы будете записывать мои указания?!! – тоном выше продолжает допрос Л*.
– Разрешите сходить за тетрадью? – выждав приличествующую паузу, спросил я.
– Не разрешаю! Садитесь на место! – нелогично приказал Л*.
Я сел. Никаких указаний Л*., конечно, давать и не собирался. Он довёл состав комиссии и порядок проверки, которые мы знали и без него, так как получили план месяц назад. Долго разоряться Л*. не мог, поскольку через 15 минут построение студенческих взводов, и он это знал. Л*. зачитал план проверки на сегодняшний день и закончил совещание.
Ого, у меня на лекции сегодня проверяющий! Ну, это пожалуйста, это сколько угодно, этим нас не возьмёшь. Одну и ту же тему в семестр мы повторяем раз по 10-15, поэтому конспектом я давно не пользуюсь, хотя вся документация, естественно, готова.
Моим проверяющим оказался майор, адъюнкт из Жуковки, который честно высидел все два часа лекции. После занятий, как положено, я прибыл к нему за получением замечаний. Адъюнкт замялся. Замечаний у него, оказывается, нет, но так не полагается. В акт проверки надо вписать два недостатка, и он просит придумать их меня. Придумываем вместе какую-то ерунду, майор вписывает её в книгу проверки, облегчённо вздыхает и благодарит. Я тоже благодарю и шикарным жестом вручаю ему только что отпечатанный в типографии конспект моих лекций. Майор страшно доволен, оказывается, ему поручили читать что-то подобное курсантам в академии, и вот – у него готовый конспект. В тёплой и дружественной обстановке расстаёмся. Самое интересное у нас начнётся после занятий.