Векша

Когда солнце перешло полдневную черту, а ватага еще спала, Векша заметил, что за их челном, перепрыгивая высокие пенистые гребни волн, гонится какое-то огромное морское чудовище - черное, острорылое, с ощеренной зубастой пастью, маленькими хищными глазами. Он перепугался, разбудил рыбаков.

Те поначалу встревожились, но, глянув на море, успокоились, стали смеяться.

То была крупная морская хищная рыба. Плыла она за челном в надежде, что рыбаки после трапезы бросят ей объедки.

Любен, чтобы Векша убедился в этом, швырнул в воду корку хлеба, и рыбина тут же проглотила ее.

Правда, объяснили ему, эта огромная рыба опасна, если оказаться с ней в воде нос к носу, тогда она и загрызть человека может. Но чтоб нападать на челны - такого никто никогда не видел.

Рыбаки долго подтрунивали над Векшей за его испуг, а больше всех Любен. Когда уже стали забывать об этом происшествии, он, лукаво подмигнув рыбакам, тихонько подкрался к задумавшемуся Векше и, внезапно схватив его растопыренной когтистой пятерней за руку, дико закричал:

- Р-р-рыба!..

Векша от неожиданности отшатнулся, выдернул руку. Это вызвало громкий хохот. Любен прямо захлебывался от смеха, корчился. Можно было подумать, что не смех его разбирал, а судорога схватила.

Однако под вечер, когда море разгулялось, расшумелось, хлебнули страха все. Огромные волны начали так раскачивать челн, что казалось, вот-вот они его перевернут и потопят рыбаков. Соленая вода перехлестывала через борта, заливала судно. Сильный западный ветер чуть не сорвал ветрило, и его пришлось свернуть. Мало помогали длинные кули камыша, привязанные к бортам. А долбленку рыбаки еще раньше втащили на челн.

Нарушился строй всего похода. Суда уже не шли одно за другим, как поначалу, их раскидало далеко по морю. Больше всего рыбаки опасались, как бы их не прибило к отвесному каменистому берегу, где могучие волны в щепки разнесли бы челн. Всю ночь состязались с разбушевавшимся морем. Лишь под утро угомонились грозные волны, улегся на отдых ветер. Суда снова выстроились и двинулись дальше. Четыре дня плыли они морем, и все время Векша допытывался нетерпеливо, скоро ли Днепр. Когда же наконец ему показали на широкое русло, окаймленное с двух сторон беспредельной песчаной равниной, у него даже в груди заболело. Какой же это Днепр?.. Тот, что он видел, - с гористыми и луговыми берегами, зелеными островами. Глумится, видно, над ним судьба, тщетны были чаяния добраться до Киева, предупредить князя об опасности.

Но мало-помалу берега стали покрываться зеленью, замаячили вдали острова, больше стало птицы, повеяло духом живой земли.

"Нет, не обманули меня рыбаки, это настоящий Днепр", - радовался Векша. И приятно было плыть этим тихим, ясным привольем, приближаться к родному дому.

На отмели одного из многочисленных островов, вокруг которых Днепр, разлившись озером, отдыхал, набирал сил для дальнейшего странствия, рыбаки остановились. Сплели из лозы шалаши, а на следующий день принялись и за промысел.

Сама по себе работа была не так уж тяжела - закинув дважды невод, брали рыбы столько, что ее хватало на целый день вялить и солить. Но рыбаков поедом ела мошка. Она будто со всего света сюда слетелась: слепила глаза, забивала уши, нос, забиралась под одежду. Не боялась ни сеток, намазанных дегтем, ни дыма. Лишь в воде можно было найти спасение. Но разве же высидишь долго в воде! Люди сердились, беспричинно ссорились, кляли хозяев, пославших их на такое мучение.

Глава четырнадцатая

ПО ОТЧИЗНЕ И КОСТИ ПЛАЧУТ

 По сердцу пришлось Векше рыбацкое товарищество, но нельзя было упускать время. Нужно на Русь спешить, весть предостерегающую родному люду подать. Рассудил так: пора летняя, с пути не собьется - пойдет берегом Днепра-Славутича, он его до самого Киева доведет, он же и прокормит. Разве что сетку взять, соли немного, чтобы рыбу свежую присолить, да сухарей - и вся забота.

Покормил три дня мошку, невод таская, а на четвертый обратился после вечери к рыбакам:

- Други мои, поглядываете вы на меня молча, а сами, верно, думаете: "Что это за человек чужой к нам прибился?"

- А зачем нам о том думать? - удивленно посмотрел на него Любен.- Невод таскаешь, как и мы, ешь с нами из одного котла и ковшик, сами видели, мимо рта не пронесешь, значит, наш. Чего еще нужно?..

- Это правда. Но когда болит, то заговоришь поневоле.

- Притомился, может? Так полежи, отдохни. А если занемог, мы трав тебе целительных сварим, оно и пройдет.

- Моя беда не тем лечится, - покачал головой Векша. - Слышали поговорку: "По отчизне и кости плачут"?

- Да слыхали...

- Долго я в неволе ромейской маялся, насилу вырвался. Теперь на Русь, к Киеву пробираюсь. Так вот, если у вас добрыe души, то не откажите, отпустите.

- С этого бы и начинал, а то развел!..- сказал Любен недовольно.- А как же ты туда пробьешься?

- Пойду вдоль реки, она и доведет.

- Ха, - усмехнулся Любен.- Доведет-то она доведет, только не туда, куда хочешь... Разве не знаешь - там полно печенегов? Вот к ним и попадешь.

- Я по ночам буду идти, а днем - прятаться.

- Нет, так не годится! Все равно где-нибудь да схватят.

- Как же тогда?..- растерялся Векша.

- Порыбачь с нами еще, может, кто из ваших будет мимо проплывать и возьмет тебя с собой.

- Не могу ждать. Надо весть предостерегающую в Киев подать: царь подговаривает печенегов напасть внезапно на Русь.

- Коли так - правда твоя, нельзя ждать, - согласился Любен.- Что же делать?..

Думали-гадали товарищи Векшины, как ему помочь, и придумали.

- Вот что, - сказал Любен, - бери нашу долбленку, с которой мы невод забрасываем, и плыви в свой Киев. Мы обойдемся без нее, а понадобится - у соседей попросим, тебе же она, может, жизнь спасет. Печенеги в воду не полезут!..

- Други мои!..- воскликнул радостно Векша. Снарядили товарищи Векшу в дальний путь. Харчей дали ему столько, что от них затонула бы долбленка, еле умолил половину обратно забрать.

- Счастливо тебе! - обнял Векшу старший, когда все уже простились. Если дома надоест, знаешь, где нас искать. Будь осторожен, к берегу не приближайся, чтобы печенег какой стрелой тебя не достал.

Принялся Векша грести - вода за бортом закипела! Всю ночь не выпускал весла из рук, сорочка от пота не просыхала.

Остановится на мгновение, плеснет воды прохладной на разгоряченное тело, прислушается и дальше гребет.

Улыбнулось из-за окоема розовое солнышко брату своему младшему - месяцу полнолицему, ветерок легонько повеял. Вода на реке заискрилась, заиграла, точно обсыпал ее кто-то множеством золотых монет.

Уже вконец обессилел Векша, немочь стала одолевать. Поглядел вокруг, куда бы причалить на отдых.

Левый берег крутой, глинистый. Самому можно наверх вскарабкаться, в траве спрятаться, но ведь долбленку негде укрыть. Правый - лозняками, осокой буйной покрытый.

А вот и сага тихая. На воде цветов много, будто бы девицы венки свои побросали в ночь на Ивана Купала.

Заплыл в сагу, нарвал осоки, постлал в долбленке и лег. Поспать бы ему, сил набраться, но заснуть не может. Все мерещится Киев далекий, родное селение, отец, мать, друзья, Яна...

Вот будет неожиданность, когда он явится! Только не с радостной вестью он к милому краю стремится...

Так и не уснул. Отдохнув, размочил в воде сухари, подкрепился и снова в путь.

Плыл вдоль берега, где камыши густые и высокие, непролазные, с метелками величиной с лисий хвост.

Птиц по зарослям видимо-невидимо - еще никогда не встречал столько! Вспугнет их, взлетят вверх, солнце словно облаком закроют. Воля им тут - от века, пожалуй, никто не пугал. Поглядит Векша на них - и чувствует себя птицей вольной, которая по весне к дому отчему из странствия далекого возвращается.

Не раз опускалась ночь златозвездная, не раз сменял ее день ясный, пока Векша достиг острова лесистого, делившего реку надвое. Вот тут-то пришлось ему потом умыться!.. Течение упругое, могучее, весло из рук вырывает, долбленку крутит. У острова хоть и тише, но заросли, коряги всюду. Только под вечер причалил.