Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 40



Я, наверно, заболею от этих мыслей и сомнений. Как быть?.. Что делать?.. Иногда так бы и вытолкала вон, растоптала этих уродов… А потом меня охватывает страх. Имение, говорит мама, в долгах, на отцовское наследство рассчитывать не приходится. Но дядюшка… добрый, почтенный дядюшка… Он ведь прикапливает для меня. Однако барон посеял в моей душе сомнения. Вчера заговорили о поручике, и он чуть ли не с пренебрежением отозвался о его наследстве. «Ну какое может быть у него состояние, если он сколотил его по мелочам? — сказал барон. — Ему оно представляется значительным, по на самом деле это сущий пустяк. Привык сам скопидомничать, вот и думает, что нажил большие деньги». Его слова показались мне убедительными.

Мама говорит: за Оскара сватают некую Журковскую, якобы очень красивую барышню, хорошо образованную и наделенную множеством талантов. Она со дня на день должна приехать с родителями в Карлсбад.

Если не представится другого случая, дядя Оскара, который во что бы то ни стало решил его женить, обручит их с панной Журковской. Они рассчитывают таким образом оказать на меня давление. А я не хочу спешить… Прежде чем решиться на такое, надо хорошенько все взвесить. Ведь это кошмар, связать свою жизнь с человеком, который двух слов сказать не может… Он в няньке нуждается… За него не то что говорить, думать придется.

Ах, забыться бы хоть на миг!

26 июня

Отец вызвал меня для разговора, — он ждал на скамейке перед домом. Сперва мама хотела идти со мной, потом передумала и отпустила одну. «Имей в виду, Серафина, я не дам согласия на твой брак с генералом, — прошептала она. — Так и знай, этому не бывать!»

Едва завидев меня, папа возбужденно, с жаром заговорил:

— Они погубить тебя хотят! Этот идиот, недоумок, калека камнем повиснет у тебя на шее! Я — твой отец, и они обязаны со мной считаться! Так вот я этого не допущу! Ни одна барышня не польстилась на его сомнительные миллионы, а ты, моя дочь, должна жертвовать собой. Подумай сама: кого мать навязывает тебе в мужья и кого предлагаю я.

— Дорогой папа… мне ни тот, ни другой не нужен. Успокойся, пожалуйста!

— Я слишком хорошо знаю твою мать и потому не могу быть спокоен. Она все равно настоит на своем. Положись на меня и сама умом пораскинь…

С полчаса выслушивала я доводы отца и чуть не расплакалась. В конце концов он внял моим просьбам дать мне время на размышления, но взамен потребовал, чтобы я не связывала себя словом с Оскаром. Мама прислала за мной горничную, и разговор на этом прекратился.

Боже, какая я несчастная!

Ума не приложу, что делать?.. Как быть?..

27 июня

Во сне меня преследовали кошмары… То снился генерал со своей любезной улыбкой, то Оскар хватал меня за руки, а я убегала от них обоих и звала на помощь… агронома. А он сделал вид, будто не слышит. Почему он явился мне во сне? Ведь он не удостоил меня вниманием и я не думала о нем.

Беспокойство не покидало меня и после пробуждения, и я встала совершенно разбитая. Выглянув случайно в окно, я увидела шедшую мимо Адель с альбомом.

— Подожди! Я пойду с тобой! — крикнула я, подумав, что к Шпруделю маму проводит барон.

У меня наболело на душе, и, не в силах сдержать слезы, я посвятила Адель в свои беды.

Что может быть хуже, когда не знаешь, как поступить, и не с кем посоветоваться. А сама я блуждаю, как в потемках…

В иные дни меня соблазняет перспектива выйти замуж за идиота Оскара и обрести таким образом свободу. Потом я опять начинаю сомневаться: а может, лучше генерал?.. Столица, придворные балы, высший свет, положение в обществе… И в итоге le grand inco

А что, если его богатство — мираж, и мне достанется жалкое состояньице, и я окажусь у разбитого корыта.

Я излила душу Адели. Мы с ней были вдвоем: она, сидя на пне, рисовала, а я стояла у нее за спиной. Не оборачиваясь, она молча слушала и время от времени вздыхала.

— Посоветуй, как быть… Помоги! — взмолилась я.

— Да, в трудное попала ты положение и не по своей вине. Обстоятельства сложились так, что у тебя выработался неверный взгляд на вещи. Твоя мама, конечно, желает тебе добра, но, прости меня, она заблуждается. Отец твой тоже хочет твоего счастья, но полагает его там, где его нет. Так мне, по крайней мере, кажется. По молодости, неопытности я могу ошибаться, но я не советую тебе выходить ни за Оскара с его миллионами, ни за генерала с его высоким положением. Выскочить замуж легко, а каково всю жизнь быть несчастной… Постарайся оттянуть время… попроси маму…

— Она меня торопит, пугает, что можно упустить миллионы.

— В моем представлении, — помолчав, сказала Адель, — супружество — это союз двух любящих сердец, который зиждется на привязанности и взаимном уважении.

Долго еще говорила она в таком же духе, но проповедь ее меня не убедила. Мне претит мысль о бедности. Мама да и все кругом твердят: на свете нет ничего страшнее нужды. Без достатка, избранного общества — мне жизнь не в жизнь… Толпа, чернь, что может быть отвратительней…

Странно, Адель, такая благовоспитанная барышня, но только не чурается людей низкого звания, но, напротив, питает к ним симпатию. Я отказываюсь понимать ее… Нет, она не принадлежит к нашему кругу…





Так просидели мы с ней довольно долго, пока она не кончила рисовать. Незаметно разговор зашел о другом. У меня такое впечатление, будто мы говорим на разных языках.

Дома мама беседовала с глазу на глаз с тайным советником. При моем появлении они умолкли. Советник преувеличенно-вежливо поздоровался со мной, и любезность его простерлась настолько, что он даже рассказал мне несколько анекдотов, относящихся ко временам его наместничества.

На худой конец, уж лучше он, чем его безмозглый племянник!

28 июня

Утром опять навязался на мою голову Оскар. На прогулке мама, его дядя и барон нарочно отстали, желая оставить нас наедине. Манера изъясняться у него до того оригинальная, что, расскажи мне кто-нибудь, я бы не поверила, — но как ни прискорбно, это факт, и никуда от него не денешься.

Сначала он уставился на меня и, по своему обыкновению, стал облизываться, точно собирался съесть меня на завтрак. Потом придвинулся почти вплотную, и мне пришлось идти, прижимаясь к скалистому склону. Наконец, хотел взять меня за руку, но я отдернула ее.

— Панна Серафина, отчего вы так неласковы со мной? — со вздохом сказал он, взъерошив волосы и устремив очи горе.

— Что за упреки, пан Оскар?

— Ведь я… ей-богу, обожаю вас… а вы руку отдергиваете.

— Это неприлично…

— Ей-богу, повеситься можно…

Я засмеялась, он вторил мне.

— Ну простите… простите, пожалуйста, — посмеявшись, сказал он. И безо всякого перехода вдруг спрашивает: — А о Гербуртове вы слышали?

— Нет, — говорю.

— Это мое имение, графство… У меня там великолепный дворец… и зала большущая… Крикнешь или засмеешься, и эхо, как в лесу, отзывается. Ей-богу! И потолки расписные, с позолотой..

— Очень рада за вас.

— Мне одному скучно. Вот я и решил жениться. Давно уже приспело время.

— Отчего же вы не женитесь?

— Выходите за меня, панна Серафина, — сказал он, понизив голос, и засмеялся. — Ей-богу, будет у вас все, что только душе угодно, — продолжал он, прижимая руку к груди. — Э, да что говорить!..

Я потупилась, будто не расслышала его слов.

— В Гербуртове все, все есть… — продолжал он. — Сад, оранжерея… денег пропасть… А повар… до чего вкусно готовит! Разве сравнишь со здешними трактирами, — тут не людям, а, прошу прощения, свиньям впору есть!

Я укоризненно посмотрела на него.

— Извините за грубое выражение… Но при вас, панна Серафина, я обо всем забываю…

С этими словами он не без труда снял узкую перчатку и, выставив палец с красивым бриллиантовым перстнем, поворачивал его во все стороны, точно ребенок, любуясь, как он сверкает и переливается на солнце.

45

полная неизвестность (фр.).