Страница 4 из 82
* *
*
Вроде бы только и успела сомкнуть глаза тетка Валентина Макаровна, когда что-то заставило ее проснуться. И сначала, она машинально глянула на подведенные фосфором стрелки ходиков: было уже около двенадцати ночи. Она проснулась не постепенно, как это бывало с ней раньше, когда в полудреме еще досматривались последние сны, а в одно мгновение — открыла глаза, глянула на часы, удивилась, подумав, что никогда не вскидывалась так не ко времени, да успела еще мысленно одобрить Лешкину рационализацию с фосфором, а о том, что за нелегкая вынудила ее спохватиться в такую рань, подумать не успела, потому что уже в следующее мгновение то ли до слуха ее, то ли до сознания дошло тревожное и явственное, как чей-то вскрик: «Пожар!» Одеяло полетело на пол.
Путаясь в длинной, до пят, ночной рубашке, тетка Валентина Макаровна метнулась к окну и только тогда заметила красноватые блики на стеклах. К первому испугу ее прибавилось чувство некоторого облегчения, потому что холодное, ровное зарево поднималось в противоположном конце деревни, у самого Никодимова озера.
«Господи боже мой...» — бормотнула тетка Валентина Макаровна и, выскакивая в прихожую, мелко перекрестилась под ключицей. Сорвала с вешалки телогрейку, набросила на плечи, потом спохватилась, что едва не побежала в рубашке и, сдергивая ее через голову, стукнула кулаком в Лешкину дверь.
― Лешка!.. Алексей! Слышь?! — «Никак убежал уж...» — подумала тетка Валентина Макаровна, решив, что именно Лешкин окрик и встряхнул ее ото сна. Разве станет он дожидаться мать, когда где-то что-то случилось?..
В одном сарафане на голом теле и в телогрейке, прихватив от крыльца пустое ведро, тетка Валентина Макаровна выбежала за калитку.
Прошло не больше трех-четырех минут с момента, когда она проснулась. И если бы тетка Валентина Макаровна была не жительницей Никодимовки, а каким-нибудь сторонним наблюдателем, и то она в каждом звуке растревоженной, деревни — в хлопанье дверей, в негромких возгласах, в звяке ведер — ощутила бы всеобщее движение по направлению к Никодимову озеру. Но тетка Валентина Макаровна до озера не добежала и на огнище, что сожрал усадьбу хромой Татьяны, не была. Она и сделала-то всего шагов двадцать — двадцать пять от калитки по мощенной камнем дорожке, когда налетела на что-то и, больно ушибив локоть, растянулась на земле. Помянув нелегкую, тетка Валентина Макаровна первым движением одернула подол на коленях, словно бы кто мог увидеть, что она совсем нагишом под сарафаном, а уж потом, сидя на камнях, разглядела в темноте, обо что споткнулась, и в голос, как подстреленная, завопила.
На дорожке, неловко подломив под себя правую руку и вытянув левую над головой, лежал на боку Лешка. Через лоб и висок его тянулась подсыхающая струйка крови...
Что тетка Валентина Макаровна разглядела раньше, что потом — она не помнила. Не помнила, как помогли ей втащить Лешку в дом и кто сказал, что он жив. Но после этого уже помнила, как вместе с фельдшерицей, за которой бегала соседская девчонка, обмывали кровь на Лешкином лице. Рана его казалась неопасной: кость уцелела, и лишь на два-три сантиметра была рассечена кожа у виска. Но опасались, что при ударе о камень Лешка получил сотрясение мозга. На рудник его привезли без сознания. Валентина Макаровна хотела остаться ночевать в больнице, но ее отправили назад, с тем чтобы утром она привезла чистое белье для Лешки, мыло, зубную щетку и все прочее, что может понадобиться больному...
* *
*
Сергей перехватил настороженный взгляд Алены и неуютно, зябко повел плечами. Губы Алены были сомкнуты, между бровей залегло напряжение.
Пока тетка Валентина Макаровна рассказывала им о последних событиях, они как вошли, так и стояли посреди комнаты, нелепые и ненужные со своими чемоданами, рюкзаками у ног, испытывая состояние, какое, должно быть, испытывают участники веселого пикника, ворвавшись в похоронную процессию. Но естественную в подобных случаях неловкость вскоре вытеснила тревога, и, когда Сергей поймал настороженный взгляд Алены, оба они подумали об одном.
Тетка Валентина Макаровна была все в том же цветастом сарафане, в каком она собиралась бежать на пожар и ездила в рудничную больницу. Она не успела оправиться от случившегося и, рассказывая, то возвращалась опять к моменту, когда проснулась, то повторяла в десятый раз, что первым делом после падения оправила сарафан на коленях, вместо того чтобы сразу разглядеть Лешку, и без конца всхлипывала, утирая неслушными руками глаза, виски, щеки. Спохватилась:
― Что же это вы стоите?..
Сергей перенял у нее чемоданы, которые она бессознательно подхватила из-под ног у него, и поставил их к стенке у входа в Лешкину комнату. Алена сняла и бросила на рюкзак теплую кофту.
Лампочка под абажуром окрашивала горницу в уютный; голубой цвет, и чистота в комнате — белые занавески на окнах, белая скатерть, льняные портьеры с вышитой крестом каймой, недавно покрашенные полы — все это настраивало отнюдь не на тревожный лад. Но тем необъяснимей казалось произошедшее. И было непривычно видеть растерянной всегда собранную, уверенную в себе тетку Валентину Макаровну. В меру полная, статная, как истая сибирячка, к своим сорока трем годам, что исполнялись ей нынешней осенью, она выглядела еще очень молодо и слегка подкрашивала губы по утрам и наводила чернью тонкие, изогнутые дугами брови.
― Он уже спал, теть Валя, когда вы легли? — спросила Алена.
Тетка Валентина Макаровна поморгала, глядя на нее, осторожно высморкалась в белый, с кружевной каемкой платочек. Нет, конечно: Лешка всегда ложился позже матери и, может, бежал из дому, а может, домой, чтобы поднять ее... Но кто-то же крикнул про пожар, когда она проснулась?
Вообще-то, Лешкина мать была рада их приезду. Во-первых, ей теперь было с кем делить горе. А главное — само их присутствие как бы перечеркивало всякую возможность плохого исхода, как бы гарантировало, что все остается на своих местах, и не завтра-послезавтра Лешка вернется...
― Может, перекусите? Нет? Ну, ты, Ольга, располагайся здесь... — Тетка Валентина Макаровна кивнула на дверь Лешкиной комнаты, суетясь между шифоньером и сундуками в поисках простыней, наволочек, одеял. — А Серегу я в летник... Отдохнете...
Они устраивались так в каждый приезд: Алена занимала Лешкину комнату, а Лешка и Сергей спали во времянке за домом, где к середине августа полыхала тяжелыми гроздьями рябина, и с утра до вечера ошалело кричали дрозды.
Было, наверное, не совсем честно оставлять Алену одну рядом с Лешкиной матерью, но Сергею очень хотелось избавиться от причитаний тетки Валентины Макаровны...
― Кажись, все... — подытожила она, придерживая левой рукой стопку белья у груди и зачем-то оглядывая комнату. — Барахлишко твое пускай здесь пока...
Сергей машинально потрогал в кармане деньги, что матери дали ему и Алене на пропитание: выкладывать их сейчас было неуместно...
― Чуял ведь он! — воскликнула тетка Валентина Макаровна, не выдержав. — Со вчера как в воду опущенный! Есть не стал... Куда ты, спрашиваю, весла берешь?.. «На кудыкину...» Хлопнул дверью...
Алена выслушала ее, стоя перед большой репродукцией «Незнакомки» спиной к Сергею. Он думал — она разглядывает репродукцию, но заметил ее отражение в стекле и поймал на себе какой-то странный взгляд... Чтобы не исчезнуть молча, выходя вслед за теткой Валентиной Макаровной, сказал:
― Я потом приду...
Алена обернулась, кивнула.
Шел уже третий час ночи. Света во времянке не было. Тетка Валентина Макаровна оставила Сергею керосиновую лампу и, приглушенно всхлипнув на прощанье, ушла. Шаги ее стихли сразу за порогом.
Оставшись один, Сергей, поддаваясь возросшему в одиночестве беспокойству, запер на крючок дверь, потом тщательно проверил шпингалеты на окнах. И поскольку никогда раньше не закрывался в летнике, сам устыдился своего поступка.
Пожар даже в Сосновске не редкость. А Лешка по-всегдашнему хотел попасть к месту событий первым... Но почему-то беспокоил непонятный взгляд Алены, каким она смотрела на него из рамки с репродукцией. Правда, у Алены есть собственные мотивы, чтобы тревожиться, — мотивы, которых ему, Сергею, касаться не следует, даже если он знает или догадывается о них.